Тут по Кожаному гроту понесся так хорошо знакомый мне звук, от которого охотники вздрогнули и крепче сжали оружие. Меня он заставил повернуться на пятках и покинуть это нечестивое место.
Это был вздох Тень-Короля.
Памятник в назидание
Он послужил оговоренным сигналом. Гомункулосс велел, как только я услышу его вздох, поскорей убираться из грота и ждать за порогом.
С превеликой радостью! Выбежав, я спрятался за валуном. Если уж Тень-Король решил, что я должен разыграть из себя труса, я готов подчиниться. Я напряженно прислушался.
Тишина. Потом вдруг короткий недоуменный крик. Кто-то завопил:
— Тревога!
Звон оружия, панические приказы, звериный крик боли. А затем суматоха: звуки бойни, всевозможные крики и вопли, проклятия, шелест бумаги Тень-Короля. Рев обезумевшей от боли дикой обезьяны. Скрежет, как будто волоком тащат тяжелый панцирь, а потом такой — будто его со всем содержимым швырнули о стену. Ужасающий скрежет. Гудение стрел. Предсмертный хрип. Еще один. Кто-то заплакал, но плач оборвался. Снова обезьяний визг.
Потом тишина.
Опять бряцанье… как будто бы брони. А после из грота, спотыкаясь, вышел залитый кровью охотник, за которым по пятам крался Тень-Король.
Я вышел из укрытия, и преследователь и его жертва замерли.
— Почему ты меня не убиваешь? — спросил охотник.
— Давно бы пора знать, — назидательно ответил Гомунколосс, — что один всегда должен остаться в живых, чтобы потом рассказывать страшные байки. Иначе скоро не осталось бы историй, чтобы заполнять ими книги, и ты лишился бы работы, ведь живешь-то за счет книг. А потому иди и расскажи про битву в Кожаном гроте. И главное о том, что теперь в нем поселился Тень-Король и с каждым, кто осмелится нарушить его покой, учинит такое же, какое учинил с твоими дружками. А теперь проваливай!
Оставляя за собой красный след, охотник, пошатываясь, побрел в темноту.
Повернувшись, Гомунколосс направился назад в грот.
— Оставайся здесь, — бросил он мне через плечо.
— Что ты собираешься делать?
— Установить памятник.
И я остался ждать, что будет дальше.
Вскоре он вернулся, держа в каждой руке по голове. Счастье еще, что на них остались шлемы с боевыми масками, так что мне не пришлось смотреть на перекошенные в смертельном оскале лица.
Положив головы, Гомунколосс вернулся в грот. Так он проделал еще несколько раз, пока наконец не воздвиг памятник: кошмарную гору из тринадцати голов в пугающих шлемах.
— Жаль, что их было так мало, — сказал он. — Я решил поставить памятник убитым книжнецам. Но еще и ради живых. Теперь никто кроме книженцов сюда не сунется. А я очень надеюсь, что когда-нибудь они вернутся и снова здесь поселятся.
Тут мне стало стыдно, что мой вклад в битву за Кожаный грот был весьма и весьма заячьим.
— Пойдем, — сказал, помолчав, Тень-Король. — Нам надо наверх. Нужно завалить еще одного великана.
Величайшая опасность
Наверх. Такое простое, легкое, безобидное слово для столь тяжелого дела. Я уже едва верил, что подобное направление вообще существует. В последнее время я хотел только наверх, но получалось лишь дальше вниз.
Гомунколосс вел меня бесконечными, вырубленными в скалах туннелями, которые именно потому казались мне бесконечными, что ни один не вел наверх, а всегда только прямо и иногда глубоко вниз. Но приблизительно через день пути мы добрались до шахты, которая действительно уходила вверх. Она была сродни узкому дымоходу, такому узкому, что мы едва в него протиснулись, но с многими выступами, чтобы хвататься за них руками.
— Ты уверен, что мы пролезем? А стенки не сомкнутся? — спросил я однажды.
— Пролезем, — отозвался Гомунколосс. — Я достаточно часто его использовал.
— Канифолий Дождесвет говорил про похожую шахту, — сказал я. — Достаточно узкую, именно потому крупные хищники там не встречаются.
— Выходит, Дождесвет знал про эту шахту? — усмехнулся Гомунколосс. — Второй такой не существует. Он все больше меня удивляет, даже из могилы. Но в одном он ошибался.
— В чем?
— В том, что здесь никаких особых опасностей не встретится.
— Ты о чем? — Увидишь, когда доберемся.
Ох уж мне эти его таинственные намеки! Как же я раньше-то без них обходился?!
Итак, мы поползи вверх. Это было не труднее, чем подниматься по лестнице, ведь повсюду было куда поставить ногу или за что уцепиться когтями. Привязав себе на лоб факел с медузосветом, Гомунколосс поднимался быстро, и, к моему собственному удивлению, я не отставал.
Но через несколько часов мои конечности отяжелели. Я спрашивал себя, сколько еще осталось. Нет, конечно, недалеко, ведь мы проделали такой путь. Раньше я об этом не спрашивал, чтобы не показаться мямлей. Но теперь вопрос был, по-моему, вполне уместным.
— Три дня, — ответил Гомунколосс.
Я замер, колени у меня стали как масло, и я впервые осознал, какая подо мной разверзлась пропасть. Шахта ведь была длиной, наверное, в несколько километров.
— Три дня? — оцепенело переспросил я. — И как же я справлюсь?
— Понятия не имею, — отозвался Гомунколосс. — Мне только сейчас пришло в голову, что тебе это, видимо, не по силам. Я вообще никогда не задумывался, что у кого-то может быть выдержки меньше, чем у меня. Знаешь, что в таких случаях говорят?
— И что же? — завопил я. — Только то, что ты сошел с ума!
— Крики тебе не помогут, — отозвался Гомунколосс. — Лучше побереги силы! Они тебе понадобятся.
— Я спускаюсь, — упрямо заявил я.
— Я бы тебе не советовал. Даже я спускался другим путем. Хочешь, скажу, почему лезть вверх гораздо легче, чем сползать вниз? Потому что глаза у нас спереди. А значит, ты не видишь, куда наступаешь.
Я оцепенел.
— Она уже тут, да? — спросил Гомунколосс.
— Кто?
— Величайшая опасность из всех.
— Величайшая опасность из всех? Здесь? Где? Где она? — Я в панике огляделся по сторонам, ища упитанную змею или лорнетного ухощипагно ничего не увидел.
— Она в тебе, — ответил Гомунколосс. — Это твой собственный страх.
Да, мне было ужасно страшно. Я не решался двинуться ни вперед, ни назад. Меня будто парализовало.
— Ты справишься с ним сейчас или никогда, — продолжал Гомунколосс, — иначе он тебя прикончит.
— И как же, скажи на милость, мне это сделать?
— Просто карабкайся дальше. Все равно что роман пишешь: в начале просто, первые главы пишутся сами собой, но потом устаешь, оглядываешься назад и видишь, что одолел только половину. Смотришь вперед, а конца и края еще и не видно. Если ты утратишь мужество, пиши пропало. Начать легко. Трудно закончить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
