словами расставания.
— Молись за меня, мама, — прошептал я, обнимая Хариту.
— Молитвы мои никогда не иссякнут, как и моя любовь. Езжай с миром, соколик.
Итак, закутавшись в меховые плащи (было очень холодно), мы двинулись по извилистой дороге к дамбе и через замерзшие болота к заснеженным холмам. Морозный воздух румянил щеки и возбуждал голод. Мы быстро неслись по промерзшей земле, проводя в дороге всю светлую часть дня и останавливаясь только с наступлением темноты. Ночи мы проводили у очага в доме местного вождя или старейшины, слушая, как завывают во тьме голодные волки.
Край, через который мы ехали, лежал молчаливый и спокойный. В Лондон мы приехали на день раньше, чем собирались. На этот раз Аврелий не пошел во дворец к правителю, а прямиком направился в собор. Урбан принял нас радушно и разместил в нижнем этаже небогатого, но просторного дома, прилегающего к церковному зданию.
Покуда мы грелись у жаровни и попивали горячее, приправленное травами вино, он рассказал, как украсит собор к предстоящему торжеству. Его радовало, что коронация пройдет под священными сводами, однако он не мог скрыть удивления: «Я так и не понимаю, почему вы решили устроить церемонию здесь».
— Я христианин, — объяснил Аврелий. — Куда ж мне еще идти? Правитель Мелат мне не указ, и я не хочу принимать венец из его рук. Иисус мой Господь, и я вступлю на престол пред Его очами. А корону приму из рук Его истинного служителя, епископа Давида.
Все было задумано давным-давно, но я не мог сдержать волнения, слыша эти слова от самого Аврелия. Только такой король сумеет создать Царство Лета. У Аврелия есть сила и милость, есть вера. Он сможет править этим земным островом, и Британия расцветет, как луг в летнюю пору.
Хотя все вокруг лежало скованное зимой, я видел, как летний покров окутывает землю одеянием новобрачной. И сердце мое ликовало.
Великий Свет, пусть прозрение мое окажется ложным! Дай Аврелию дожить и свершить намеченное!
На следующий день в Лондон прибыли первые короли: Коледак и Моркант, которым было недалеко ехать. Они явились со своими приближенными и советниками, небольшими дружинами и, к моему удивлению, с женами и детьми. На следующий день подоспели Дунаут и Теодриг, за ними — Кустеннин и Кередигаун. Пришлось поломать голову, чтобы всех разместить: каждый привез на церемонию немалую свиту.
Приехали остальные: Морганог Думнонийский с сыновьями Катоном и Маглосом, Элдоф Эборакский, Огриван из Долгеллау с вождями и друидами, Райн, князь Гвинедда, двоюродный брат Кередигауна, Анторий и его брат-король Регул из Кантии Ллогрской, Оуэн Виндду из Регеда. Хоэль Армориканский прибыл морем, не испугавшись зимы, и привез двух сыновей, Бана и Борса.
Прибыли и другие — не только вожди и воеводы, но и служители церкви: Самсон, чтимый клирик из Годдодина на севере; достославный епископ Тейло и с ним аббаты Ффили и Азаф, почтенные священнослужители из Ллогрии; Кентигерн, любимец Мона; епископ Тримориун и Дубриций, высокоученые и уважаемые иереи из Города Легиона, и, разумеется, Гвителин со всей монастырской братией из Лландаффа.
Короли, лорды и священники съехались со всех концов Острова Могущественных, чтобы поддержать Аврелия. И каждый привез дары: золотую и серебряную утварь, мечи, коней и охотничьих собак, дорогие ткани, луки и стрелы со стальными наконечниками, шкуры и меха тончайшей выделки, оправленные серебром рога для питья, бочонки с медом и темным пивом... Всего не перечислить.
Каждый привез дары сообразно своему богатству и сану. Только тут я понял, что они начали готовиться загодя и с нетерпением ожидали празднества — как я и обещал. Время сотворило чудо, и Аврелий невероятно вырос в их глазах. Они прибыли в Лондон, чтобы венчать своего короля со всей возможной торжественностью.
Все, я сказал? Был один, чье отсутствие бросалось в глаза: Горлас. Он один не явился, рискуя навлечь на себя гнев Верховного короля. До Рождества оставался день, а от Горласа по-прежнему не было вестей. Меня и Утера это угнетало сильнее, чем Аврелия, который за дарами и почестями словно и не замечал этого вопиющего небрежения.
А вот Утер заметил. Приготовления к Рождеству были в самом разгаре, когда он сам не свой ворвался в верхний покой церковного дома и с криком замолотил кулаками по столу и дверным косякам.
— Дай мне двадцать человек, и я привезу на коронацию голову Горласа, клянусь Иисусом и Ллеу!
Я отвечал:
— Тише, Утер. Ллеу, возможно, одобрил бы твой дар, но сомневаюсь, что Иисус примет его благосклонно.
— Ладно, мне что, смотреть, как этот пащенок издевается на Аврелием? Скажи, Мерлин, что мне делать? Учти, я ему это не спущу.
— Я скажу, что это забота Аврелия, а не твоя. Если Верховный король решит оставить обиду безнаказанной, пусть так и будет. Без сомнения, твой брат найдет более удобное время разобраться.
Утер угомонился, но мнения своего не изменил. Он продолжал ворчать, рычал на каждого, кто к нему подходил, и вообще сделался таким несносным, что я отправил его искать невесть куда запропавшего Пеллеаса. Я знал, что Пеллеас непременно вернулся бы к сроку, и начал о нем тревожиться.
Я мог бы поискать какого-нибудь знака в горящих углях, но, скажу по правде, после исцеления и возвращения из Калиддона мне стало невмоготу читать по угольям или провидческой чаше. Возможно, я опасался встретить на тропинках будущего Моргану — такая мысль приходила мне в голову и леденила кровь. А может быть, меня сдерживало что-то другое. Мне не хотелось удовлетворять любопытство с помощью огня или чаши, и я понимал, что прибегну к ним лишь в крайней нужде.
Утер был рад найти хоть какое-нибудь дело. Он тут же велел оседлать коня и с небольшим отрядом спутников выехал из города в полдень. Теперь я был волен заняться собственными делами, в том числе — посетить Кустеннина и Теодрига.
До самой ночи у меня не выдалось ни одной свободной минутки — гости Текли к Аврелию непрерывным потоком, они пили за его здоровье, вручали дары и вместе с наследниками клялись ему в верности. Накануне Рождества Верховного короля чуть не захлестнул поток обещаний и пожеланий. Я разговаривал то с одним гостем, то с другим, стараясь побольше разузнать про земли, где не бывал прежде.
Уже брезжила утренняя заря, когда я наконец отправился спать и внезапно сообразил, что Утер не возвратился. На миг возникло искушение поворошить уголья и узнать, что с ним приключилось, однако я надел плащ и отправился
