Войска и флот убивают своих офицеров и тем самым разрушают основу своей силы. У нас два миллиона дезертиров… Но… положение не безнадежно. Армия наша темная, но в армии есть сознательные люди… Но не вся армия состоит из сознательных людей и к остальным нужно применить те же методы воспитания, которые едины во всех армиях со времен Александра Македонского…»{434}.
Владимир Александрович Антонов-Овсеенко (1883—1938) вспоминал об участниках: «И тотчас появляется “спаситель”… Навстречу овации, шагом тореадора выступает Керенский. Тусклая фигурка диктатора застывает в наполеоновской позе». После речи этого «мелкобуржуазного кумира», делавшего неуклюжие попытки объясниться по поводу корниловского выступления, и речь которого постоянно прерывалась выкриками с мест, слово взял Верховский. Его «прерывали мало»{435}.
Российский парламентаризм рождался в муках. На этом совещании большинством голосов было принято решение о создании Предпарламента — Временного Совета Российской республики при Временном правительстве, который вскоре покажет свою полную несостоятельность. Да и ненужность. Поддержкой широких масс он не пользовался, и потому этот суррогат народного представительства получил шутливо-презрительное название «предбанника». К моменту своего разгона Временный совет Российской республики был уже политическим трупом. Так завершился трагический опыт российской интеллигенции, получивший на короткое время бразды правления огромной державой в свои руки и не сумевший их удержать.
* * *
В октябре 1917 года события развивались стремительно. Военному министру А.И. Верховскому предстояло срочно решить двуединую задачу: добиться от Временного правительства и Предпарламента решения о начале мирных переговоров с немцами (желательно вместе с союзниками) и решительно подавить анархию. Он настойчиво пытался найти точку опоры своим действиям среди руководства многих ведущих партий, но, как оказалось, безрезультатно.
Ничто так не возбуждает энергии, как сознание близко грозящей опасности. Генерал Верховский вспоминал, что все эти дни «жил в каком-то угаре. Жизнь давила на меня со всей силой, и мне казалось, что Россия рвется на две части, и от каждой тянутся нити к моему сердцу»{436}.
К тому же Временное правительство сотрясал внутренний кризис, и дело было не только в трениях между министром-председателем А.Ф. Керенским и военным министром ген. Верховским, возникшим на личной почве. Этот конфликт был секретом Полишинеля, но от общественности было скрыто, что на одном из заседаний в середине октября член Директории демократический министр иностранных дел, богатый сахарозаводчик, чувствовавший себя хозяином не только в своем богатом доме, но «хозяином и в правительстве».{437} Терещенко подал в отставку, говоря «что он презирает демократию, горюет, что Корнилов не удался, что советы нужно уничтожить. Общая просьба остаться, — писал Верховский, — ибо несколько дней перед этим он говорил бодрые слова иностранным послам, а теперь уходит. Это сдача» (л. арх.).
Это подтверждал и В.Д Набоков: «К концу существования Временного правительства, после ухода из его состава Н.В. Некрасова, Терещенко воспылал ненавистью к социалистам. Он переменил фронт. Я имею основание думать, что на такую перемену настроения повлияла корниловская история <…>. Травля, поднятая против Корнилова всем “социалистическим фронтом”, была для него очень тяжела и неприятна, возмущала его: об этом он мне сам говорил. На этой почве, я думаю, произошло и некоторое охлаждение между ним и Керенским…»{438}.
Замечено, что когда люди хотят кого-нибудь опорочить, они всегда, в виде предлога, изобретают недостатки в своей жертве. Вдобавок к военным проблемам, против Верховского повело интригу руководство партии кадетов. Ими ставилась цель добиться удаления Верховского с поста военного министра, который, по их мнению, «обнаружил свою полную несостоятельность и представлялся какой-то загадочной фигурой, каким-то психопатом, не заслуживающим никакого доверия»{439}.
В десятых числах октября в Мариинский дворец прибыл посланец от генерала Верховского и передал от его имени, что военный министр ищет встречи для серьезной беседы с лидерами кадетской партии и просит указать нейтральное место, где можно было собраться. Решили собраться в квартире бывшего управляющего делами Временного правительства Владимира Дмитриевича Набокова по Морской улице, д. 47. Встречу назначили на 19 октября на 2 часа дня.
Одиннадцатого октября министр иностранных дел Терещенко на закрытом заседании правительства выдвинул новый лозунг: вместо «войны до победного конца» «война до боеспособности армии». В тот же день военный министр Верховский издал приказ о привлечении армии к борьбе с анархией… Уже было известно о готовящемся выступлении большевиков. Шестнадцатого октября на закрытом заседании Временного правительства Главнокомандующий Петроградским военным округом Георгий Петрович Полковников сделал доклад о подготовке контрудара. Полковников сообщил, что юнкерские школы из окрестностей Петрограда вызваны в столицу, а часть броневого дивизиона размещена у Зимнего дворца.
На следующий день 17 октября вновь состоялось заседание Временного правительства. Выступали с сообщениями только что вернувшиеся с фронта Керенский, военный министр Верховский и министр внутренних дел Никитин. Все нужные меры уже приняты, заявлял Керенский. Усилена охрана Зимнего и Мариинского дворцов, где заседали правительство и Предпарламент; из Ораниенбаума под Петроградом вызваны две школы прапорщиков для охраны почты, телеграфа, телефона; с Румынского фронта вызваны бронированный поезд и ряд других воинских частей; усилена милиция. По уверениям Керенского, «налицо имелась вполне достаточная военная сила».
Керенский вызвал в октябре два батальона самокатчиков и держал их поблизости в поездах. «Но, — вспоминал Верховский, — они оказались большевиками и отказались идти» (л. арх.).
Кадровое офицерство, как известно, понесло огромные потери в первые же месяцы войны. Их место постепенно заняли выходцы из других слоев, и старая армия буквально потонула в море прапорщиков из разночинцев: адвокатов, учителей, чиновников, мобилизованных студентов. 17 марта военный министр А.И. Гучков отдал распоряжение о беспрепятственном приеме в военные училища и школы прапорщиков лиц иудейского исповедания, сектантов, баптистов, молокан и последователей других вероучений… Такая демократизация офицерства усилила разброд в командном составе и самым негативным образом сказалась на общем состоянии армии. По мнению Верховского, прапорщики были ненадежны. Видимо, получившая в те годы широкое распространение частушка родилась не на пустом месте:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
