это было бы чудо, как в сказании. Но даже если они подойдут сегодня, будет, пожалуй, поздно. Посланные в разгон[60] на запад малые дружины обнаружили смолянское войско менее чем в полупереходе от Ратиславля. Гонец с этой вестью пришел уже в полночь – оттого-то Ярдару и не спалось. Надо думать, Улав нарочно остановился на таком расстоянии, чтобы заночевать, а потом дойти до Ратиславля около полудня, а не на ночь глядя. Сегодня он будет здесь, сегодня же состоится битва. Если они – Азар, Ярдар и Заволод – разобьют Улава, им будет открыта дорога на верховья Угры, на Днепр, на сам Сюрнес и все селения смолянских кривичей. Но легкой победа не будет. Разведчики доносили, что войско при Улаве как-то уж очень велико – человек с тысячу, не меньше, чем у них, «хазар». Так они себя называли, хотя настоящих природных хазар с ними было мало: к сотне Азара присоединился Тумак-паттар с такой же примерно дружиной. Это было гораздо меньше, чем Ярдар ожидал.
– С твоих слов я понял, что хакан-бек пришлет настоящее войско! – не удержался он от упрека, когда зимой Азар-тархан вновь прибыл в Тархан-городец, но не привел с собой многотысячной тяжеловооруженной конницы.
– Настоящее войско с тысячами коней в этом убогом краю не прокормить! – надменно ответил Азар. – И не взять добычи, пригодной для того, чтобы вознаградить всех беков, тарханов, огланов и паттаров! Или ты хочешь, чтобы они покинули свои дома и зимой тащились на сорок переходов, чтобы потом уйти с пустыми руками?
– Там можно взять челядь, меха, мед! – раздраженно ответил Ярдар.
С трудом он смирялся с мыслью, что вместо того чтобы присоединиться с могучей хазарской силе, со всеми ее бубнами, светильниками и благословением загадочного единого Бога, ему придется самому стать главной силой хакана на западном краю его земель.
– Меха и мед мы возьмем сами и ни с кем не будем делиться, – продолжал Азар-тархан. – А челядь пусть остается на месте и платит нам дань. Кроме тех, кто вздумает нам противиться – тех мы уничтожим. Еще придут люторичи. Я взял слово с Уймана, он соберет ратников и догонит нас. Этого куда как хватит – за глаза и за уши. Эти русы, радимичи, смоляне – что за войско они смогут выставить? Они же все рохли, наберут двух дедов да полтора отрока с дубинами. Стоит им увидеть нас, хазар, во всей нашей силе – они от страха в мышиную нору забьются.
– Ну и где же люторичи? Я думал, они придут с тобой.
– Уйман собирает ратников. Он быстр, как черепаха, и отважен, как улитка, я не мог ждать его до осени!
– Ты мог бы его поторопить. Подтолкнуть.
– Я не стану обшаривать все норы, чтобы самому тянуть за шкирку каждую крысу и хомяка! Уйман там князь. Это его дело. А если не справится, пусть пеняет на себя! Он знает, что ему придется плохо. Едва ли он меня обманет, так что войско будет. И чем позже он явится, тем меньше добычи ему достанется.
Этими надеждами пока и пришлось удовлетвориться. Хастен возглавлял ратников из Веденецкой волости, а Ярдар – саму тархановскую дружину. Теперь Ярдару придется лишиться такого важного помощника, как Безлет, чтобы было кому вести ратников.
Мысли о Безлете, его бывшем тесте, привели на память семью и дом, и Ярдар подавил тяжкий вздох. Никогда бы раньше не подумал, что настоящей войне, где добывают богатство и славу, он предпочтет спокойную домашнюю жизнь, но с тех пор как в доме появилась Унева, стало именно так. Молодую жену Ярдар вспоминал с острой тоской. И прожить-то они успели не больше двух месяцев. А ведь она перед его отъездом намекала: мол, похоже, что в тягости уже… И правда: нездоровилось ей, мутило по утрам – Ярдар помнил эти признаки по первой своей женитьбе. Ходила гордая-прегордая, звеня тремя парами новых подвесок Ольрадовой работы, задирала нос: самая молодая из всех жен тархановских, а сразу после свадьбы понесла! У всех на глазах ее на свадьбе испортить пытались, да порча-то слабенькая оказалась. Ярдар улыбнулся, вспомнив мать: Дивея с того дня так и охала каждый раз, открыв дверь – ой, медведь! Внуки, дети Озоры, ходили перед нею и отворяли двери, важно утешали ее: смотли, баба, нету медведя! Только тогда она проходила спокойно. А вот неповадно будет власть свою над невесткой выказывать…
Проснуться бы нынешним утром на лежанке с женою, а не с Жданко под боком. Когда-то он к Уневе теперь воротится? Даже Сюрнес, со всеми его хвалеными богатствами, казался Ярдару не целью, а лишь препятствием на пути к дому.
Но если все пойдет как надо, напомнил себе Ярдар, он сделает Уневу не какой-то воеводшей, а княгиней смолян! Ее дом будет в Сюрнесе, и наполнят его сокровища всех сторон подзакатных и подвосточных. Успеть бы до тех пор, как дитя родится. И за то, чтобы дитя Уневы родилось уже в Сюрнесе, стоило потерпеть разлуку и выдержать не одну злую сечу.
– Пойдем Азара проводим, – Заволод встал и стал подпоясывать кожух. – Посмотрим, как встанет.
Ярдар тоже встал и потянулся за шапкой. Наступал самый важный день этого похода…
* * *
Для битвы выбрали место на запад от Ратиславля, где река немного сужалась, а потом делала поворот. Перед поворотом должны были встать все пешие рати вятичей, а с ними тархановская дружина с сами Ярдаром во главе. Там будет реять посередине его главный стяг с черным волком на зеленом шелковом поле. Старый стяг Ёкуля положили с ним на краду, а новый для Ярдара вышили мать и сестра. Но этой части войска, хоть она и была сильна, предстояло лишь встретить смолян, преградить им путь к Ратиславлю, где хранилась вся взятая добыча и самый ценный полон, и выдержать первый натиск. Судьбу сражения должен был решить Азар и его конница.
Дожидаться этого часа Азару предстояло в широкой пойме на повороте русла. Просторный участок берега летом был заболочен и густо зарос камышом; в половодье, когда его заливало, узкая долбленка с трудом могла пробиться через эту чащу. Азар надумал разместить свою конницу на дальнем от реки краю этого участка, в прибрежной роще. От Угры, по которой пройдет смолянское войско, его дружину будет отделять – и надежно скрывать – широкое поле засохшего камыша и опушка рощи. Но, когда настанет время, лошади легко пройдут камышовое поле по льду и обрушатся на врага оттуда, откуда он никак этого не
