— Что и хотел. Поеду в командировку.
Тугой узел в груди чуть-чуть ослаб. Если Зарецкий здесь и спокойно беседует с начальником, значит, всё не так плохо. Пойти туда к ним? Ну нет, это слишком нагло. Лучше всего забрать сумку и подождать в коридоре.
— К разлому? Умно.
— Я бы сказал, единственно возможно.
— Ты ведь понимаешь, что в аэропорты и на вокзалы тебе нельзя? Если хоть где-то засветится твой паспорт…
— Я в курсе, Александр Михайлович. На машине поеду.
— На машине, — презрительно повторил Верховский. — Я буду крайне удивлён, если она вся не обвешана передатчиками. Тебе и за кольцевую выехать не дадут.
Ира замерла с сумкой в руках. Что-то всё-таки случилось! Из-за выпущенной на свободу тени? Из-за самой Иры?
— Значит, придумаю способ. Вы найдёте применение вот этому?
— Найду. Если меня самого по третьей не закроют. Впечатляет, конечно, масштаб вопроса…
— Здесь всё равно слишком мало. Передайте дело Мише, он справится.
— Разберусь, спасибо, — проворчал Верховский и тут же вздохнул. — Я одного понять не могу. Почему ты молчал до сих пор?
— Я хотел рассказать, — в голосе Ярослава послышалась обречённость. — Сегодня. Понял, что иначе дальше никак.
— Ты тут шесть лет работаешь, на минутку. Что, думал, я тебя безопасникам сдам?
Зарецкий промолчал. Ира осторожно опустилась на краешек кресла: виски снова немилосердно ломило. А всего пару минут назад она чувствовала себя вполне бодро…
— Я помню, чей ты племянник, — веско произнёс Верховский.
— Лучше забудьте. Александр Михайлович, что с девочкой?
— С Ириной? Ребята к ней ходили. Говорят, ожила и неплохо себя чувствует. Уже, наверное, на пути домой.
— Ей нужна защита.
— Это связано с?..
— Да. Я не знаю, чего они хотят и что успели понять, но всё это может вылиться в большие неприятности.
— В чём соль?
— В случайном стечении обстоятельств. Александр Михайлович, я окажу вам дурную услугу, если всё расскажу.
— Может, скажешь хотя бы ей самой?
— Тогда она окажется беззащитной уже перед законом. Нет, пусть всё остаётся как есть. Просто… помогите ей. Убедите уехать, наложите следящие…
— Понял тебя. Что будет в моих силах — сделаю.
По логову прокатились тяжёлые размеренные шаги. Начальник, похоже, расхаживал по кабинету; сквозь узкую щель между дверью и стеной Ира на миг увидела его спину. Что было бы, если бы Верховскому вздумалось выйти прямо сейчас?
— Вот, возьми, — что-то глухо стукнуло по деревянной поверхности стола. — Страховка открытая. Выгадаем так немного времени.
— Вы думаете, на вашей жучков нету?
— Есть, конечно. Но если в глушь на выходные поеду я, подозрений это вызовет несколько меньше. А потом, скажем, я оставлю семью на отдыхе и отдам машину супруге, чтобы не связывать её общественным транспортом… Да, сойдёт за легенду.
— Сколько у меня времени?
— Пару недель сиди тихо. Пока выбьют у айтишников записи с камер, пока состряпают бумаги… Судя по тому, что не сработали никакие твои клятвы, по букве закона придраться не к чему, буду отталкиваться от этого, — Верховский замолк на пару мгновений, снова прошёлся по логову. — Кстати говоря, а почему? Присяга ведь должна была выстрелить?
— Нет. Присяга начинается с обозначения рода способностей.
— Хитро. Боюсь только, безопасность сочтёт, что нарушен сам дух клятвы.
— Пусть думает, что хочет. Клятва — условное самопроклятие, а не статья обвинения.
— Статью дорогие коллеги пришьют за милую душу, — Верховский сердито хмыкнул. — Вот что. Возьми-ка с собой… например, Некрасова. Без младшего офицера я как-нибудь обойдусь недельку-другую, а тебе в случае чего пригодится свидетель. Да и ему будет полезно, хотя бы в образовательных целях…
— Спасибо.
— Не за что. Будем считать, что я отдаю старые долги. Действуй, и постарайся не делать глупостей.
— Я этим лет двадцать занят.
Ира вздрогнула, словно очнувшись. Пора выметаться, давно пора… Не дожидаясь, пока кому-нибудь взбредёт в голову выглянуть из логова, она тихо, как только могла, пробралась к двери и выскользнула в коридор. В гигантские окна лифтового холла било клонящееся к горизонту летнее солнце. Ира прижалась лбом к тёплому стеклу. В тишине пустых коридоров учащённый стук собственного сердца казался ей громовыми раскатами. Не хочется даже знать, от чего собрался её защищать Верховский. Уехать… Уехать — отличная мысль, просто прекрасная; начальнику магконтроля не придётся тратить силы на уговоры. Единственного человека, сколько-нибудь понимающего, что здесь творится, не будет в Москве, а значит, и Ире тут делать нечего. Ягодное — достаточно глубокая глушь, а бабушка знает очень много… Может, она догадается, что тут к чему, или хотя бы успокоит непутёвую внучку?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Позади зашуршало; Ира испуганно обернулась, но это всего лишь домовой волок куда-то ведро и швабру. Заходящее солнце высунулось между далёких высоток, пытливо заглянуло в лицо. Далеко внизу из-под пыльных древесных крон выполз глянцевито-чёрный автомобиль, блеснул в закатных лучах полированными боками и, набирая скорость, устремился в сторону проспекта. Вместе с ним растворилась в лабиринтах затихающего города надежда на то, что всё как-нибудь обойдётся.
Стараясь не сбиться на бег, Ира пересекла пустой холл и с силой вдавила в панель осветившуюся алым кнопку. Светлые стены стремительно тонули в подступающем сумраке. На ночной поезд духу не хватит; значит, первый же утренний, а дальше, помнится, электричка, автобус и полчаса пешком от утонувшей в придорожной зелени старенькой остановки… Обнадёживающе далеко от Москвы, от Управы с её подвалами и от страшных тайн.
Стеклянные входные двери тихо закрылись за спиной. Лившийся из вестибюля приглушённый свет иссякал сразу за последней ступенью; дальше царил густеющий вечерний полумрак. Ира переложила телефон из сумки в карман и, стараясь не отпускать страх на волю, зашагала к метро.
XXXIX. Навстречу неведомому
— Подъём, — безапелляционно потребовали над ухом.
Макс сердито уткнулся носом в подушку и, кажется, послал возмутителя спокойствия куда подальше. А может, это ему приснилось, потому что эффекта не возымело ровном счётом никакого. Макса бесцеремонно встряхнули за плечо.
— Подъём, сказал! Времени в обрез.
— Иди в задницу, — отчётливо произнёс Некрасов и, прихватив подушку, перебрался поглубже в поролоновые объятия дивана. — У меня смены кончились.
— Тебе шеф не звонил, что ли?
Услышав волшебное слово, Макс мигом стряхнул утренние грёзы и потянулся за телефоном. Три пропущенных от Верховского и пространное сообщение от него же, причём в зашифрованном чате! Ох, пресвятые шишиги, вот достанется-то в понедельник…
— Что-то сдохло? — понуро поинтересовался Макс, пытаясь вчитаться в текст. Часы в углу экрана показывали несусветную рань.
— Нет, но может, — Зарецкий уселся на ближайший стул, на спинке которого громоздилась внушительная куча нестиранного барахла. — За пятнадцать минут соберёшься?
— Куда?
— Навстречу неведомому.
Сонный разум, кое-как разогнав чудовищ, выцепил из послания Верховского несколько важных слов. Макс рассеянно поскрёб лоб над проколотой бровью; шеф определённо затеял что-то интересное, если вздумал среди ночи сдёрнуть с места Ярика, а заодно и некрасовскую скромную персону.
— Тут сказано подчиняться твоим указаниям, — зевнул Макс, вылезая из-под одеяла. — Так что не смею больше саботирова-а-ать…
— Тринадцать минут, — равнодушно напомнил Зарецкий.
— А потом я остаюсь тут?
— А потом ты едешь как есть.
Угроза вышла весомой. Ворча по инерции, Макс дополз до ванной, наскоро ополоснулся и пригладил торчащие в беспорядке волосы. Сумка собралась как-то сама собой: достаточно было выгрести из шкафа всё постиранное и относительно не мятое. Проследив, как Макс застёгивает последнюю молнию, Ярик удовлетворённо кивнул и молча направился к выходу.
