16.
[Роль близких к Распутину лиц и внутренняя борьба между ними. Добровольский. Симанович. Знакомство Белецкого с Симановичем. Эпизоды из жизни Распутина. Разговоры Распутина по телефону с Царским Селом. «Тезоименитство» Распутина. Обеды и встречи Белецкого и А. Н. Хвостова с Распутиным на конспиративной квартире. Поклонница Распутина Акулина. Устройство Хвостовым своих служебных дел.]
За этот период времени, благодаря Комиссарову и всестороннему агентурному освещению обихода жизни Распутина, удалось с точностью установить роль близких к Распутину лиц, из которых, как я уже указывал, только немногие относились к нему с сердечною привязанностью, остальные же, уверяя его в своей преданности, проводили через него крупные дела, действуя секретно друг от друга и следя один за другим, чтобы поддерживать в Распутине постоянное чувство подозрительности в обмане его при расчетах с ним тех, чье влияние или значение при Распутине усиливалось; при этом выяснилось, что и сам Распутин даже самых близких ему лиц никогда не посвящал во всех подробностях в свои денежные дела, но зорко следил за охраною своих материальных интересов, производил подробный сыск о тех, кого он подозревал в обмане его, при посредстве их конкурентов и затем, не сдерживаясь, публично их разоблачал, не стесняясь формой выражений, лишал их доверия, и если последним впоследствии и удавалась проникнуть к нему, то все-таки никогда былой близости к Распутину они не могли уже восстановить.
В мое время эти черты характера Распутина особенно резко выяснились в отношении его к Добровольскому — инспектору народных училищ петроградского округа. Как Добровольский, так в особенности его жена были старые знакомые Распутина, пользовавшиеся особым его к ним расположением и доверием. Сам Добровольский, с которым я познакомился более близко через семью Алексеевых[*], всегда старался при больших собраниях у Распутина быть в тени, был по натуре своей очень конспиративен и, изучив многие слабые стороны Распутина, умело влиял на него. Распутин ему доверял многие деловые свои сношения, а затем и сам Добровольский поставлял ему деловую клиентуру, держа всегда это от других в большом секрете, что в нем особо ценил Распутин; заведывал корреспонденциею Распутина, был посвящаем им во многие подробности относительно влияния Распутина на высокие сферы и вел особо приходо-расходную книгу, куда записывал все свои денежные расчеты с Распутиным по проводимым им с Распутиным делам. К Добровольскому относилась с особой благожелательностью и А. А. Вырубова. Такая близость Добровольского к Распутину, а главное, его умение во-время нанести удар тому либо другому из своих конкурентов, возбудив к нему подозрительность Распутина или раскрыв недобросовестность расчетов его с Распутиным, заставили окружающих Распутина лиц считаться с Добровольским и приглашать его к участию в прибылях при проведении ими через Распутина денежных дел.
Это многих задевало, и поэтому они, усыпляя бдительность Добровольского, повели один за другим против него незаметную глухую борьбу, пользуясь каждым удобным случаем, чтобы подорвать влияние на Распутина четы Добровольских, постепенно возбуждая к последним чувство подозрительности Распутина. Когда почва была достаточно подготовлена, то решительный удар нанес Добровольскому Симанович, на правах давнишнего знакомства с Распутиным, еще с Киева, когда Симанович имел там недалеко от магазина Маршака свою небольшую ювелирную лавку, вошедший мало-по-малу в доверие к Распутину и сумевший в свою очередь найти повод к разоблачению Добровольского. Это вызвало, после бурного объяснения Распутина с Добровольским, охлаждение к нему Распутина и хотя не повлекло за собою полного разрыва и чета Добровольских, через некоторый промежуток времени, снова появилась на квартире Распутина, но никакой роли у Распутина Добровольские до самой смерти последнего уже не играли. Что же касается Симановича, то его положение при Распутине с каждым днем закреплялось.
Вначале, когда Комиссаров, ознакомившись с деятельностью Симановича по небескорыстному для себя устройству Распутину многих прибыльных дел, доложил нам о зарождавшейся близости Симановича к Распутину и из представленной, по нашему требованию, полк. Глобачевым справки, в копии мною переданной А. Н. Хвостову, выяснилось, что Симанович состоит на учете сыскной полиции как клубный игрок и ростовщик, помещающий свой капитал, в 200 тыс. руб., путем отдачи под большие проценты золотой кутящей петроградской молодежи, то мы, желая парализовать дурное влияние Симановича на Распутина, доложили имеющиеся у нас о Симановиче сведения А. А. Вырубовой и предупредили Распутина, но это не повлекло за собою разрыва отношений между Симановичем и Распутиным, несмотря на постоянные предупреждения последнего Комиссаровым относительно Симановича, а, наоборот, с этого времени началось еще большее сближение Распутина с Симановичем. В виду этого А. Н. Хвостов в последнее время предложил мне возбудить через особое совещание вопрос о высылке Симановича. Но я от этого воздержался, так как и от Мануйлова, и от некоторых близких к Распутину дам, мнению которых я доверял, я узнал, что Симанович хотя и пользуется Распутиным для проведения многих дел, но что он относится к Распутину и его семье хорошо, старается воздержать Распутина от публичных выступлений, ревниво охраняет его от подозрительных знакомств, старается, не жалея своих денег, затушевать подозрительные или увеселительные поездки Распутина и вошел к нему в большое доверие. В виду этого я, не будучи в ту пору знаком с Симановичем, воздержался от высылки его, а ограничился только собиранием о нем дальнейших сведений.
Затем впоследствии, когда я ушел, и А. Н. Хвостов, в связи с делом Ржевского, арестовал Симановича, производя у Добровольского и у него обыск, я из той нервности и настойчивости, которую проявил Распутин, доведя до сведения императрицы мотивы и отсутствие причин к этому аресту, благодаря чему Распутин добился освобождения из-под ареста Симановича, а затем и отмены произведенной, по давлению Штюрмера, начальником петроградского военного округа высылки Симановича, кажется, в Псков, понял, какое значение имел для Распутина Симанович.
В этот же период времени Мануйлов передал мне о желании Симановича со мною познакомиться. Это знакомство я поддерживал до последнего времени, часто встречался с ним в тех домах, куда Распутин приезжал в сопровождении Симановича, при посещениях квартиры Распутина и даже раз, уступая настойчивому приглашению Симановича, был, но не надолго, на обеде у Симановича, данном им для Распутина. Симанович, в общем, был со мною откровенен, многое мне рассказывал из тайных предположений Распутина о служебных переменах, познакомил меня в подробностях с ходом дела Ржевского, помогал мне восстановить хорошие отношения с Распутиным, так как он, не зная лично меня и моих отношений с Ржевским, считал себя как бы косвенным виновником моего ухода, обвиняя меня вначале в соучастии с А. Н. Хвостовым в деле подготовления покушения на жизнь Распутина, давал мне правильную оценку отношений Распутина к тем или другим окружавшим Распутина лицам или к высшим чинам правительства, прибегавшим к содействию Распутина, способствовал мне убедиться в неискренности Мануйлова, посвятил меня в свои планы проведения через Распутина на пост министра юстиции Н. А. Добровольского, своего старого знакомого, с которым он поближе познакомил Распутина и тем дал возможность мне об этом предупредить А. А. Макарова, держал меня в курсе данных о смерти Распутина, со мною после этого ездил в ближайшие дни к А. А. Вырубовой с докладом имевшихся у него по этому поводу сведений и рассказывал мне о Протопопове и Курлове в первый период сближения их с ним при жизни Распутина.
Присмотревшись к Симановичу лично, я увидел в нем много хороших черт характера; он был отличный семьянин, дал детям хорошее образование и воспитание, умел себя держать с достоинством в присутствии А. А. Вырубовой, был большим националистом и оказывал бедным своим соплеменникам, при поддержке Распутина, бескорыстную помощь в деле оставления их на жительстве в столицах, старался через Распутина воздействовать в высоких сферах на изменение правительством политики — в еврейском вопросе, чем отчасти и объясняется благожелательное отношение государя к поднятому Протопоповым, но под влиянием некоторых других побуждений, вопросу о расширении прав евреев. Когда же умер Распутин и его семья — две несовершеннолетних девушки — были забыты всеми близкими к Распутину лицами и доброжелателями его, Симанович, его жена и дети старались заменить им родных, не оставляя их, взяли на себя на первое время все расходы по содержанию семьи Распутина и до их отъезда, после похорон Распутина, на родину и впоследствии, устроили к их обратному возвращению новую, на другом месте, квартиру, омеблировав ее на деньги, отпущенные А. А. Вырубовой. По возвращении же семьи Распутина, когда старые знакомые Распутина узнали о материнском отношении А. А. Вырубовой к детям Распутина, а также и о том, что она, в память последнего, старается помочь тем, кого ценил Распутин, и начали посещать семью покойного, то они, желая отдалить Симановича, постарались возбудить подозрительность к Симановичу старшей дочери Распутина, брак которой с офицером грузином Папхадзе, к которому она относилась благожелательно, расстроил Симанович еще при жизни Распутина, и обвинили Симановича в неудачном выборе новой квартиры и дорогой, якобы, покупке мебели. Затем Протопопову и Курлову также начали не нравиться близость Симановича к семье Распутина и поездки его к А. А. Вырубовой.
