– Если заткнуть туннель, по которому мы сейчас движемся, ни один корабль не сможет нас догнать.
– Но это слишком рискованно. У того, кто это сделает, практически не останется ни одного шанса, чтобы уцелеть. Если начать стрельбу внутри облака, его равновесие нарушится, орбиты всех осколков сместятся и шлюпку в образовавшемся хаосе сотрет в порошок.
– Я это понимаю. Бывают моменты, когда нужно рискнуть жизнью одного человека ради того, чтобы спасти корабль. Именно капитану приходится принимать подобные решения. Это наша единственная возможность оторваться от преследования.
Я говорил все эти правильные слова с чувством необычного удовлетворения. Я почти любовался собой и своим безупречным с точки зрения логики решением. Во мне словно удовлетворенно мурлыкал сытый и довольный кот. Что-то было не так. Что-то здорово было не так…
Когда вместо Гринсона в управляющей рубке появились шестеро представителей команды и, замявшись, остановились поодаль, я понял, что дела наши плохи. Дисциплина на корабле, только что прошедшем через бунт, – понятие весьма относительное. И мой первый приказ, от которого зависела наша дальнейшая судьба, натолкнулся на непонимание, а может быть, и на прямое противодействие команды. Мне предстояло немало сделать, чтобы восстановить должный порядок и работоспособность всех служб, и я слишком хорошо понимал, что ни окриками, ни применением силы ничего не добьюсь.
– Капитан, – вновь подчеркнув, не скрывая иронии, мое новое звание, старший из них наконец начал излагать цель их визита: – Гринсон – неплохой парень. Он давно служит на «Рендболле». Почему ты решил от него избавиться?
– Кто сказал, что я хочу от него избавиться?
– Разве может уцелеть шлюпка в такой мешанине?
– Может быть, и нет. Но если вы не научитесь выполнять приказы, мы все погибнем наверняка. Корабль будет попросту уничтожен. Вы один раз должны решить, кто здесь командует. Это ваше право. Я не просил для себя звания капитана и охотно уступлю его тому, кого вы выберете, но и тогда необходимо будет выполнять приказы этого человека.
– Мы вас не знаем. Вы появились на борту всего месяц назад. Среди нас не нашлось никого, кто способен вести «Рендболл». Только поэтому вы стали капитаном. А теперь вы решили, что Гринсон должен погибнуть!
– Я пытаюсь спасти «Рендболл» в безнадежной ситуации, когда против нас выступил почти весь флот Комора! Объясняю это в первый и последний раз. Еще один такой случай, и я сам откажусь от обязанностей капитана.
Я говорил все эти трескучие верные слова, словно бил в огромный пустой барабан. Я точно оправдывался перед кем-то.
– Расстреливать будем всякого, кто попробует в боевой обстановке нарушать дисциплину! – мрачно пообещал Стрим.
– Скажите, капитан, только честно, если бы вы сами оказались на месте Гринсона, смогли бы вы посадить шлюпку на один из астероидов внутри метеорного роя? Ведь именно это ему придется сделать, чтобы открыть прицельный огонь.
Я слишком хорошо понимал, что от ответа на их вопрос зависел не только мой авторитет, но и дальнейшая судьба корабля.
И вдруг, прежде чем я успел сказать хоть слово, на меня накатило «нечто». Это «нечто» не имело формы в реальном мире, но оно сковывало волю, мешало произнести слова, которые уже готовы были сорваться с моих губ. Ощущение было такое, словно мое собственное тело отказалось мне повиноваться. А где-то в глубине, в районе старой раны, шевельнулась боль – лишь слегка, будто напомнила о чем-то… И тогда я пришел в ярость оттого, что кто-то вновь пытается управлять мной, как куклой. И желание, точное и холодно рассчитанное желание поступить именно так, как я только что решил.
Я словно брел в глубокой темной воде наугад, спотыкался, терял направление и вдруг, нащупав верный путь к берегу, обнаружил, что встречное течение мешает мне сделать решающий шаг.
– Что с вами, капитан? – спросил Стрим. – На вас лица нет.
– Уже все в порядке. Давайте посмотрим, смогу ли я посадить шлюпку внутри метеорного роя.
Глава 13
В огромном помещении стартового шлюза стояла на аппарелях одна-единственная шлюпка.
Ожидание казалось мучительно долгим. Воздух постепенно и слишком медленно отгонялся насосами в резервные емкости.
Мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы убедить Стрима в необходимости самому заменить Гринсона. По-моему, в конце концов у него тоже возникли серьезные сомнения по поводу правильного выбора капитана.
Но я воспользовался случаем и не хотел останавливаться. Возможно, скрытая причина моего неожиданного поступка заключалась в том, что я бросил наконец вызов тем, кто пустил по моим следам в Лиме ищеек Комора… Тем, кто оставил меня в живых у дверей рубки, когда исчез Лоуэлл… Тем, кому позарез было нужно, чтобы я стал капитаном «Рендболла». И кажется, я уже начинал догадываться, для чего…
Стартовый механизм наконец сработал, выбросив шлюпку наружу. В лучах кормовых прожекторов «Рендболла» передо мной открылось нереальное и жутковатое зрелище.
Полость внутри метеорного роя, по которой теперь, медленно удаляясь от меня, шел «Рендболл», напоминала внутренние стены гигантского водоворота, в глубине которого, в полной тишине, вспыхивали отсветы коротких и беззвучных столкновений. Эти вспышки я принял вначале за звезды. Но их здесь не было. Здесь не было ни одного привычного ориентира.
Корабль, словно некое подводное чудище, медленно и величественно удалялся от меня, двигаясь точно по оси огромной каменной воронки. С трудом мне удалось подавить вполне естественное желание догнать «Рендболл». Я начал осторожно разгонять шлюпку. Оторвавшись от корабля, я теперь вместе с облаком камней и пыли двигался вперед с огромной скоростью, но это совершенно не ощущалось, поскольку наши скорости относительно друг друга оставались неизменными – рой казался неподвижным, если не считать его вращения вокруг собственной оси. Эта составляющая к моему маленькому кораблику не имела пока еще отношения. Именно ее мне и предстояло уравнять, разогнав шлюпку вокруг оси роя. Если это удастся, она повиснет среди малоподвижных обломков. Только после этого станет возможна посадка на один из них. Спираль траектории шлюпки, начавшись внутри полости, теперь все ближе подходила к потоку камней.
Необходимо было направлять шлюпку так, чтобы не врезаться в какой-нибудь почти невидимый при таких скоростях вращения камень. Я почувствовал, что для подобного ювелирного пилотирования моего опыта совершенно недостаточно. Шлюпка повиновалась с заметным опозданием, она то и дело рыскала, срываясь с курса. Рано или поздно это должно было закончиться еще одной вспышкой столкновения…
К счастью, как только я начал маневр, все внимание сосредоточилось на пульте управления. Времени для анализа собственных ощущений совершенно не осталось.
«Рендболл» все еще находился в поле моего зрения. Но чем больше наращивалась скорость движения шлюпки, тем неопределеннее, размытее выглядели очертания корабля. Вначале он показался мне подобием вытянутого веретена без антенн и наружных конструкций, опоясанного огненными кругами бортовых огней, а потом и вовсе превратился в бесформенное облако.
Вообще все вокруг стало полностью нереальным, аморфным, расплывчатым, и я не был уверен, что причина этого явления заключалась только в увеличившейся скорости. Скорее всего, изменилось само восприятие мира как такового.
Силы инерции все сильнее искажали траекторию шлюпки, прижимая ее вплотную к внутреннему слою кометных осколков. С ужасом я чувствовал, как постепенно теряю контроль над своим хрупким суденышком. Скорости уравнялись уже настолько, что я видел отдельные, наиболее крупные глыбы, беспорядочно вращавшиеся подо мной. Шлюпка, ставшая теперь частью каменного потока, медленно, но неуклюже продолжала снижаться или подниматься. Я хотел затормозить, уменьшить скорость и вырваться из опасной спирали инерции, толкавшей меня в самую гущу потока, но времени на этот маневр уже не оставалось. По моим расчетам, с минуты на минуту в проходе могли появиться корабли Комора. Если к этому моменту я не буду готов открыть огонь, все мои усилия окажутся напрасными.
Оставалось одно – садиться на ближайший обломок, пока меня не затянуло вглубь роя. В принципе, мне подходила любая точка, оставлявшая открытой траекторию стрельбы. Лишь одно условие необходимо соблюсти – глыба, на которую я сяду, не должна вращаться вокруг собственной оси слишком быстро, иначе мне не удастся прицелиться с достаточной точностью.
Внутри меня тем временем происходило нечто странное. Прозрачнее становились мысли, светлела память, словно весь наносный сор выметался прочь этим бешеным вращением шлюпки.
Возможно, это происходило потому, что изменилась сама стоимость жизни, поставленной мною на карту в одном азартном порыве.
