Что если Егор — только предлог, а приехала она довести начатое до конца?
Моего конца, сведя в могилу…
Макар мне говорил, что если не надумаю вернуться к мужу, я в безопасности, а я… Я не вернулась — нет, но ведь со стороны все именно так и выглядит. Мы вместе, пара, с нами ребенок и вон даже собака…
— Тебе плохо? Злата! Что с тобой? Тебе плохо?
— Она не оставит Егора, — пытаюсь удержать скулеж, чтобы ребенка не пугать, — она вернулась, чтобы забрать и его…
— Злата… — Яр ложится рядом, так странно чувствовать его снова. — Злата, ты помнишь, я говорил, что постараюсь на деле доказать тебе, что ты для меня значишь?
— Разве ты это говорил?
— Почти. Другими словами. Не важно. — Обнимает меня, притягивает к себе, гладит по спине, успокаивая, разрушая не по кирпичику, а целыми блоками новую башню страха. — Я никогда не позволил бы тем, кто сделал это с нами, войти в твой дом. Никогда, слышишь?
Я слышу. Но я не понимаю.
— Ты знаешь, кто это был?
— Да.
— Ты хочешь сказать, что…
— Моя мать не слишком любит тебя — это правда. Она вообще не способна любить. Я так думаю. Только, пожалуйста, не говори Егору. Я солгал ему, и солгу еще много раз, если будет нужно. Я хочу, чтобы у него была мать. У каждого ребенка должна быть мать, которая его любит.
— Да, — говорю я, а перед глазами стоит лицо моего мертвого мальчика, — должна.
— Моя мать не делала этого, Злата. Я бы не привел ее в твой дом. Я хотел, чтобы ты сама поняла это, сама увидела.
— Не она?
— Нет.
— А кто?
— Я сам разберусь с ними. Они уже знают, что я знаю. Это большие деньги, Злата, и зависть. И еще любовь.
— Любовь?
— Я хочу, чтобы ты пока никуда не выходила одна.
— Почему?
— Потому что они могут попытаться забрать тебя снова.
— У кого забрать?
— У меня.
Он так странно говорит, я слышу и тут же забываю его слова. Они не складываются у меня в картинку. Может быть, отвлекает его дыхание у моего виска, может быть, его легкие набережные поцелуи моих пальцев, может быть, я немного устала и мне только мерещится его взгляд, полный раскаянья.
— Это Стас?
— И он тоже.
— И Лариса?
— И она.
— Почему?
Он молчит, только дышит тяжело, и целует, но уже не пальцы, а мои губы.
— Только двое или кто-то еще?
— Остальные к тебе не приблизятся. Не посмеют. А они… никогда не встречайся с ними одна, слышишь? Никогда без меня.
— Долго прятаться?
— Нет.
— Что ты сделаешь?
— Разберусь. Ты увидишь. Чуть позже.
— Я сама могу разобраться, — обижаюсь, хотя знаю, что это глупо, но с другой стороны — не более глупо чем спокойно лежать в объятиях Яра и нежиться в них и черпать удовольствие горечи, зная, что будущее с ним невозможно. — Я могу уложить твоего Стаса. Как тебя в коридоре. Легко.
— Да, на счет коридора… Я тогда притворялся.
— Что?!
— Я могу поиграть с тобой в эти игры… — мурлычет мне в ухо. — Только я. Могу поиграть и в другие, но не строй из себя камикадзе с кем-то еще. Это опасно.
— Ты притворялся?!
— Мне хотелось увидеть, что ты сделаешь со мной на самом деле, когда думаешь, что я в твоей власти.
— Я не выбросила тебя с балкона.
— Нет, не выбросила. Вместо этого поцеловала.
— Ты врешь!
— Егор бы поправил, что правильно говорить «лжешь», — просто расплывается в довольной улыбке, по которой становится ясно, что поцелуй был: мой, самовольный.
— Егора заберут у меня?
— Нет. Он останется с нами.
— Но я… мы…
Закрывает мне рот поцелуем. Я пытаюсь сказать, что не надо, что я не хочу. Я пытаюсь его оттолкнуть. А потом устаю врать самой себе и целую в ответ. Ненавидя — целую.
Или снова я лгу?
Я не знаю. Мне так хорошо, что не хочется проверять реальность или сон со мной рядом. Мне так странно, но не хочется приходить в себя, уговаривать мстить и продумывать планы мести.
Те, кто думал меня растоптать, не должны управлять моей жизнью. Хватит! Не позволю им больше! Я хочу целовать — я целую. Я хочу обнимать — обнимаю. Я хочу задыхаться от пьянящих мужских поцелуев — пусть так. Пожалею? Возможно. Но не буду марионеткой в чьих-то руках.
Я сама собой управляю.
И мужчиной, что льнет ко мне, просит о поцелуях…
— Блиин… — раздается у нас за спиной недовольное фырканье и совет перед уходом на кухню: — Шли бы вы со своими массажами в ванную!
Мы почти синхронно восстанавливаем дыхание. Бок о бок. Рука к руке. Два взгляда в один потолок.
— Представляю, что бы по этому поводу сказала бабуля, — бормочу я.
— Как мудрая женщина, она бы предложила нам всем переехать в квартиру побольше.
— Кстати, — встаю, привожу с помощью зеркала и пудры лицо в более-менее не смущенный вид, — я хотела поговорить с тобой по этому поводу.
— Ну-ну? — приподнимается на локте, наблюдая за мной.
— Тебе ведь вовсе не обязательно жить с нами в этой квартире!
— Ты так думаешь?
Киваю уверенно и привожу все свои доводы. Яр слушает с милой улыбкой, но так, снисходительно, то есть, сомнительно мне, что он услышал хоть слово.
— Я подумывал приставить к тебе охранника, но с недавних пор я больше не доверяю охране. Ты правильно подозреваешь, что приезд матери — только предлог, чтобы я мог перебраться к тебе поближе. Они попытаются взять реванш, Злата. А я попытаюсь им этого не позволить.
— Не понимаю, зачем им я.
— Здесь как раз все очень просто.
— Правда?
— Да, — поднимается с грацией льва, подкрадывается и рассматривает меня, медленно склоняя голову на один бок. Налюбовавшись — на другой. — Не так-то просто отнять у меня бизнес. Практически невозможно. По крайней мере, не им тягаться со мной. Мой бизнес — часть меня, это мои силы, мое время, моя молодость.
— А я?
— А ты — моя душа, мое сердце, мое дыхание. Но они это поняли раньше, чем я.
Мое дыхание обрывается. Сердце не бьется. Душа ушла в пятки.
Мне кажется, что я сплю, что стоит только открыть глаза и проснуться…
Но хочу ли я просыпаться?
Телефонный звонок избавляет меня от соблазна поверить. Он так вовремя и не вовремя одновременно. Яр о чем-то говорит, а я слышу его слова как фон, прокручивая в очередной раз и в очередной раз не веря — я душа, я дыхание, я его сердце…
— Кто звонил? — отвлекаюсь от невозможного.
— Мой отец.
— Что хотел?
— Предлагал устроить ужин в домашней обстановке, ты ведь слышала.
Нет, не слышала, хотя он, наверное, что-то и говорил в этом духе. Да, сейчас вспоминается… было…
