К лету стали поступать сообщения о хороших видах на урожай, и напряжение в партии спало. Многие сомневавшиеся начали думать, что, несмотря на авторитарные методы Сталина, – а может быть, и благодаря им, – страна в конце концов преодолеет трудности. Я сам с надеждой следил за улучшением экономического положения. Как и ожидалось, первые признаки улучшения жизни стали заметны сначала в Москве: в магазинах постепенно стали появляться давно забытые деликатесы, стало легче купить одежду, хотя, разумеется, от этого выигрывали в первую очередь те, у кого был полный кошелек.
Настроения в партии уже давно не были такими оптимистичными. Мы надеялись, что успехи в области экономики позволят ослабить партийный режим, положить конец репрессиям. Нам хотелось единства в партии и мира в стране. Этого требовала и международная обстановка, и внутреннее положение. Вместо пролетарской революции в Германии, которая предсказывалась советскими лидерами, к власти пришли нацисты. Германия вооружалась без каких-либо помех со стороны Англии и Франции, и было похоже, что свое оружие она может обратить против нас. Советский народ должен быть готов к войне, – говорилось все чаще с трибун. Но для этого нужны были не только слова. Для этого требовалось примирение как внутри самой партии, так и партии с народом. Такая линия способствовала бы росту производства, укреплению морали и росту авторитета власти в стране. Это также облегчило бы нам сближение с демократическими странами на основе политики «коллективной безопасности», провозглашенной Литвиновым.
Эта линия постепенно стала реализовываться. Многие большевики, ранее исключенные из партии за оппозиционные взгляды, были восстановлены в членстве. Тысячи из них вернулись на производство. Нарком тяжелой промышленности Орджоникидзе, к примеру, даже назначил некоторых из них на ключевые посты в наркомате.
Важную роль в этих переменах играл Сергей Киров, член Политбюро и секретарь Ленинградского обкома партии. Ему удалось частично оживить прежний дух либерализма, что позволило Ленинграду стать в своем роде по-настоящему культурным и научным центром страны. В своей области он, насколько мог, проводил политику «примирения». В то же время в Политбюро он был верным сторонником «генеральной линии» Сталина, и это снимало любые сомнения в его коммунистической убежденности. Все это в сочетании с организаторскими способностями и замечательным ораторским даром – здесь он уступал только Троцкому – скоро сделало его выдающимся пропагандистом политики примирения.
В числе восстановленных в партии старых большевиков были Каменев и Зиновьев. Как показатель того, до каких пределов Сталин был готов следовать политике примирения, рассматривалось то, что обоим им была дана возможность выступить на очередном съезде партии в феврале 1934 года. Всюду оживились дискуссии, стал спадать страх перед ОПТУ. Киров активнее других выступал за ограничение деятельности карательных органов. Было хорошо известно, что в 1933 году Сталин предлагал расстрелять Рютина, оппозиционера, который выступил с программой, открыто требовавшей смещения Сталина. Киров убедил членов Политбюро не проливать кровь товарища только за то, что он придерживался иного мнения. Сталин утверждал, что в программе Рютина содержался призыв к его убийству, но он не стал настаивать на своем и уступил Кирову, жизнь Рютину была пока сохранена. Известно также, что, когда в 1934 году ОГПУ выявило «террористические» настроения среди молодых рабочих и студентов, Киров выступал за умеренное отношение к ним, считая, что вся их «заговорщическая» деятельность не пошла дальше молодой горячности.
На съезде партии в феврале 1934 года Кирова встретили овацией. Окончание его выступления съезд приветствовал стоя. В кулуарах съезда даже велись разговоры о том, не была ли овация Кирову более бурной и продолжительной, чем Сталину. Киров был избран одним из секретарей ЦК, а это означало, что он переедет в Москву и будет работать в центральном партийном аппарате рядом со Сталиным. На большом митинге, состоявшемся на Красной площади в честь съезда, Киров выступал от имени делегатов. Его пламенная речь была настоящей одой наступающему новому времени и вызвала огромный энтузиазм участников митинга.
Сталин, похоже, разделял взгляды Кирова на примирение, которые тот так ярко отстаивал в своих выступлениях. И он пошел дальше в этом направлении, объявив о подготовке новой конституции, которая, по его словам, должна была стать «самой демократической в мире». В состав конституционной комиссии вошли бывшие лидеры оппозиции Радек, Бухарин и Сокольников. Нам казалось, что годы раздоров и репрессий остались позади. Наступала новая эра.
Сейчас невозможно сказать, в какой момент Сталин испугался последствий такого курса. Растущая популярность Кирова, несомненно, его тревожила. У него не было иллюзий относительно истинных чувств тех, кто ежедневно хором прославлял его. Он начал опасаться, что новая политика демократизации рано или поздно потребует новых лидеров. Может встать вопрос о целесообразности сохранения неограниченной власти и самого кремлевского диктатора. Не придется ли ему, кто олицетворял жесткость и подавление, по мере развития этого более человечного режима уступить место другим лидерам? Киров персонифицировал именно эту опасность.
Признаки недовольства Сталина Кировым стали заметны в высшем эшелоне партии вскоре после съезда. Его не приглашали на некоторые заседания Политбюро, а сам переезд в Москву постоянно откладывался. Под предлогом того, что ленинградские дела требовали постоянного внимания Кирова, Сталин фактически девять месяцев оттягивал его переезд в Москву, где его ждал пост секретаря ЦК. Однако влияние Кирова росло, и на Пленуме ЦК в ноябре 1934 года он выступил с новыми предложениями по углублению процесса примирения, которые были встречены аплодисментами. Снова встал вопрос о его переезде в Москву, и Пленум счел его как безотлагательный. Киров возвращался в Ленинград только для того, чтобы сдать дела своему преемнику.
Через несколько дней, 1 декабря 1934 года, Киров был убит в коридоре Смольного молодым коммунистом по фамилии Николаев.
Весть об этом потрясла партию. Мы задавались вопросом, кому была нужна смерть видного лидера партии, выступавшего за примирение? Было немыслимо, чтобы какая-то группировка в партии преследовала такую цель. Нам было сказано, что Николаев был агентом «фашистской державы» и получал деньги от иностранного консула в Ленинграде. На основе этих сообщений и в порядке возмездия сто четыре антисоветских «заговорщика», которые находились в тюрьмах задолго до убийства Кирова, были расстреляны. Эта вспышка террора потрясла многих. Меня наполнял ужас от того, что Сталин, видимо, был в состоянии ярости и паники. Но я надеялся, что эта расправа не является предвестником новой волны террора. Не было никаких оснований отказываться от политики примирения из-за одного террористического акта.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
