— Литераторов у нас еще не случалось, да и в моде они нынче, — стражница немного развила свою мысль, уже набрасывая в уме аргументы для островитян, первым из которых был призыв к практичности. Эксцентричный авантюрист, поселившийся на загадочном острове в башне… нет, лучше все-таки не в башне, тесновато в башне-то будет… а, скажем, на старом маяке, и обретший покой и вдохновение под крики чаек и шум моря среди рукописей… Это ж какая приманка для туристов! А романтика какая!
— Может, и приживешься, — заключила она, — Поживем — увидим.
— Роман написать? А что, это выход.
Фрэн и Мерерид. Эспит
Заключительный день Летнего Фестиваля прошел ни шатко, ни валко и, что весьма печально, без прежнего куража и азарта. Приятного удовлетворения от удачной охоты, когда отчаявшаяся жертва сама отправляется в пещеры, не получил в этот раз никто. Скорее всего, Охоты больше не будет никогда. Они получили вожделенный ответ, оказавшийся омерзительно простым.
«Сами виноваты», — сказали морские и подземные, явив эспитцам видение их калитарской жизни.
Не наказаны, не прокляты, не осуждены на вечные страдания жестокими судьями, а всего лишь нагрешили и не расплатились пред морскими и подземными по счетам.
— А Берт, стало быть, сбежал. Очень вовремя, — прошипела Кат Нихэль и сделала пальцами узнаваемый жест, будто отрезала нечто висящее.
Лисэт, вдоволь налюбовавшись на печальное и злое личико Танет, выпила по рюмочке с госпожой Матэи. Вот уж кого порадовали божественные откровения. Не зря на Эспите нет детей, ох не зря! Котики ей как-то ближе, а кровожадность натуры замечательно утоляется статуэтками.
— Как думаешь, Ведьма, стоит ли мне сделать новую коллекцию? С мышатками?
— Сделай, — согласилась та. — Мышаток будет еще жальче.
— Тогда надо будет продавать их на 3 орика дороже, — оживилась госпожа Матэи.
— Мне процент за идею — не забудь.
Бегство Рыжего подтолкнуло Лисэт к решительному поступку. Если контрабандисту можно, если он не боится, то и ведьме стоит попробовать.
«Пусть, для начала, это будет Дайон, — размышляла она. — Со швейной машинкой и лицензией — не пропаду». Оставалось только поговорить с Диной…
«Да сколько же можно? Хватит уже!» — тут же поправила себя Лисэт и отправилась на поиски матери.
А Дина же, как на зло, словно сквозь землю провалилась. Ни возле Хила, ни поблизости от лорда Тая старшую ведьму не видели. Все только руками развели.
— А может, наша мамочка того… — хихикнул нервно Гар.
— Чего того?
— По примеру Эвита… это самое…
Намек получился прозрачнее некуда, и на какое-то мгновение Лисэт забеспокоилась. Но вовремя опомнилась. Дина слишком любила свою телесную оболочку: боялась самой ничтожной боли, самого безобидного вмешательства. Дюжину раз помирала от гнойного воспаления в зубном корне, не рискуя обратиться к зубодеру. Нет, Дина вешаться точно не станет.
— Было бы отлично, но не с моим счастьем, — буркнула младшая Тэранс.
Но мать всё же сумела удивить дочку. Она не только опередила Лисэт, но и проявила ещё большую решимость изменить жизнь.
Подойдя к порогу коттеджа, молодая женщина остолбенела. Её вещи — два кожаных саквояжа, чемодан, вешалка с платьями, несколько вазонов с цветами и… швейная машинка дожидались хозяйку на улице. Дверь же была закрыта изнутри на засов.
— Дина, ты меня выгоняешь из дому? — громко спросила Лисэт, подозревая мать в очередной хитроумной интриге.
— Да. Убирайся вон, — ответствовала та.
— Вот так просто? Вдруг? После стольких лет…
— Рабства, ты хочешь сказать, потаскуха? — прорычала в замочную скважина Дина. — Исчезни с моих глаз, дай мне просто пожить.
— Как здорово ты придумала! Надо же! Испоганить мне очередную юность, попить столько крови, и теперь, когда расплата не за горами, решила улизнуть? Не выйдет!
Младшая ведьма кричала во весь голос, надрывая связки, и бессильная ярость её уже закипала в крови, когда вдруг все существо Лисэт пронзила острая мысль: «Что ж ты делаешь, сумасшедшая? Что ты творишь? Ты хочешь пожертвовать свободой ради мести? В который раз? В шестисотый?»
Её прошиб ледяной пот, и вдруг подозрительно ослабели ноги в коленках. Должно быть, именно так чувствуют себя приговоренные к смертной казни, которых милуют прямо на эшафоте.
Лисэт прижалась щекой к двери, погладила выкрашенную дешевой краской поверхность почти с нежностью.
— Дина, я клянусь не мстить тебе в этой жизни, только пообещай мне, что до самой смерти мы больше не скажем друг другу ни единого слова.
За створкой тяжело вздохнули.
— Обещаю. Уходи.
Элисон Хил Рэджис. Эспит
Как только усталое солнце опустилось в алые воды, он отплыл на лодке так, чтобы с берега не могли докричаться, бросил якорь и лег на дно. Ничего особенного он не задумал, правда. Просто долгий-предолгий жизненный опыт подсказывал ветерану, что в доме ему выспаться не дадут. Слишком давно он знал своих женщин — Дину и Лисэт.
— Хи-и-л! — донеслось с берега примерно через полчаса.
Это Дина. Она всегда первой прибегала жаловаться, и плакалась обстоятельно и долго. Было бы наоборот странно, если бы после событий с Лэйгином старшая ведьма удержалась от привычной сцены, от жалоб на Лисэт. Конечно же, это она, мерзавка, во всем виновата. Потому что больше всех «правых» ратовала за кандидатуру мурранца.
Элисону Хилу Рэджису ничего нового морские и подземные прошлой ночью не открыли. Он примерно так себе и представлял. Цепи, которыми сковали всех троих в калитарской темнице, стали теперь видимыми, вот и всей разницы.
Хил лежал, укрывшись старой шинелью, смотрел на звезды и думал о том, что никогда по-настоящему, так истово, как Лисэт, не верил в это так называемое избавление или освобождение. И оказался прав.
Обычный житейский опыт, а его у Хила Рэджиса имелось в избытке, подсказывал, что пока люди такие, какие они есть, будут вестись войны, и мужчины будут уходить на верную погибель. Воину всегда найдется занятие.
Но знать все равно лучше, чем терзаться догадками и подозрениями. Теперь он знал.
Касательно же других женщин…
Дело не в непосильных узах и отсутствии разнообразия, вовсе нет. Случались моменты, когда и с Лисэт, и с Диной он бывал счастлив. Другой вопрос: хватало ли его любви и заботы на двоих. Ох, вряд ли.
Волны плавно покачивали лодку, как материнская рука люльку, баюкали бережно, словно море помнило о контузии и приступах головокружения. И сон упал на ветерана одинокой звездой, расчертив небо серебристой черточкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
