- Я его убью… Это же о нем говорила та всезнающая бабка из этой квартиры? – он кивнул на квартиру Игоря, пылая от ярости. – Ты целовалась с ним? Женя!!
Женя вздохнула и нежно прижалась к нему, ласково и успокаивающе потершись об него, словно кошечка, после чего заглянула в его злые глаза и успокаивающе погладила его рукой по груди:
- Ну, целовалась пару-тройку раз, и что?..
- Пару-тройку?!? – чуть не взвился на весь подъезд Сережа, резко схватив ее за подбородок и заставив посмотреть на себя. – И что, черт возьми, все это озна…
- Да ничего. – улыбнулась она, аккуратно взяв его руки своими ладошками. – Это ничего не означает, Сережа, тем более это было давно, не будем ворошить прошлое… Успокойся, мои поцелуи с ним – ничто, по сравнению с тем, что ты и твои… Вика или Лена вытворяли в директорском кабинете…
В душе Сережи моментально проснулась омерзительная зеленая пакость, заставляющая его совесть пожирать внутренние органы и тут же успокоиться, потому что Женя была права… Его поведение было более распутным и, как он вдруг недавно понял, на редкость отвратительным… Он внимательно заглянул в Женины глаза и успел заметить, как в них скользнула затаенная боль… Его сердце сжалось в новом приливе злости на себя и он, стремительно наклонившись к ней, тут же нежно поцеловал в губы, снова ощутив себя на вершине блаженства, особенно после того, как ее ручки опять ласково погладили его по груди, неторопливо двигаясь к животу.
Нет, она опять за свое! Чувствуя, как снова отключается его мозг, а по телу разливается бешеный огонь, Сергей, который не привык быть нежным и ласковым с кем-либо, вновь схватил ее и грубо прижал к себе, желая, чтобы она ощутила его реакцию на ее ласки, чтобы она целовала и целовала его вечно, сводя с ума своими сладкими, нежными губами, маленькими, горячими ладошками, восхитительными изгибами тела…
Она прошлась ноготками по его спине, и Сергей, чувствуя, как горит и трепещет ее тело в его руках, жадно набросился с поцелуями на ее шею, лаская ее разгоряченную кожу под сорочкой и чувствуя лишь всполохи обжигающей страсти в своей голове и во всем теле, а Женя, ощутив его руки на своей спине, талии и выше, на груди, такой мягкой и манящей, что Сережа зарычал от отчаяния, откинулась в его руках и еле слышно, но невероятно чувственно и трепетно прошептала:
- Сережа… Сережа… Сережа…
Новый взрыв в его голове, ее шепот сводил его с ума, он мечтал целовать ее, чтобы она говорила его имя еще и еще, мечтал держать ее в своих руках вечно, ласкать эту восхитительную, бархатистую кожу, вдыхать легкий и нежный аромат сирени, он сжимал ее в объятьях, ускоряя темпы и заставляя ее тело послушно двигаться навстречу его ласкам и желая лишь сделать ее самой счастливой на этой земле, ее одну – его милую, горячую, как огненная печь, страстную и такую нежную Женю… Ради ее улыбки он готов был сровнять с землей любой город, ради ее прикосновения – убить всех, кто мог помешать этому, ради ее сладкого стона – перевернуть мир с ног на голову…
Взрыв, взрыв, головокружительный, сумасшедший, волшебный, был совсем близок, он почти не мог дышать, умирая от наслаждения, а его сердце долбило, наверное, по двести раз за минуту…
Сергей выдохнул и резко отстранил ее от себя, тяжело дыша и едва сдерживаясь от распиравшей его изнутри похоти… Женя дрожала, тоже раскрасневшись и жадно, умоляюще глядя на него, желая продолжить то, что сводило их обоих с ума, но Сергей больше не мог это терпеть, умирая под ее взглядом, поэтому он с трудом проговорил:
- Иди домой, Женя!! Ну?? Я долго ждать буду??
Женя внимательно поразглядывала его, спустившись глазами к его футболке и ниже, ниже, потом вдруг слегка покраснела и счастливо улыбнулась, видимо, обнаружив то, что искала, а еще через мгновение шагнула к нему и, мимолетно поцеловав его в губы, мило проговорила:
- Спокойной ночи, Сережа! – и, снова послав ему самую восхитительную улыбку на земле, бесшумно исчезла за дверью, оставив его одного в полутьме, глубоко дышавшего и пытавшегося прийти в себя… Только Сережа не знал, что после Жени в себя он уже никогда не придет.
Глава 14. «Плюс»
До того момента, как Женя начала понимать, что в их отношениях что-то, а может быть, и все не совсем так, прошло около трех недель.
На фирме никто, кроме Семена, который на следующий же день сам за полсекунды догадался о том, что с ней произошло, заметив ее сияющий счастьем и великой, окрыляющей влюбленностью, невыспавшийся взгляд, ничего не знал об их романе.
Женя не понимала, как она жила без этого раньше? Без этого чувства… Оно заставляло ее улыбаться каждую минуту, дарило ей море энергии и сил, желания сделать этот мир лучше и помочь всем на свете без исключения, а главное – жить только лишь одной мыслью: встретиться с ним, увидеть его, заметить на себе этот огненный, полыхающий страстью взгляд серых глаз, и, конечно, узнать в них то, что заставляло ее душу разрываться от счастья…
Женя каждое утро просыпалась с восторженным трепетом в груди, седлая свою желтую «пташку» и устремляясь к нему, к нему, к Сереже… Любое его слово отзывалось эхом в ее сердце, любой недостаток вставал с ног на голову и превращался в его великое достоинство, а его поцелуи… Ей казалось, что если их вдруг не будет, если он перестанет ее касаться, то… внутри нее что-то почернеет и иссохнется от боли, а сама она завянет, как цветок без спасительного дождя…
Можно ли так зависеть от кого-то и жить, дышать только им, только его любовью, только его существованием?.. Правильно ли это, или во всем, даже в любви, нужно соблюдать меру? Где эти границы?? Имеют ли значение приличия, когда она готова была ради него на что угодно, на что угодно, любую его прихоть или каприз???
Даже если бы он захотел, чтобы она ушла, исчезла из его жизни, испарилась и дала легко и беспрепятственно забыть о себе… Женя бы сделала это, не задумываясь. Она бы страдала… Она бы тосковала по нему, по его жесткому, холодному приказному тону, по его грубой, стремительной, но такой горячей энергии, по его импульсивности и невежеству, хамству, стремлению командовать всеми и управлять людьми ради достижения собственных корыстных целей, и по его бешеному желанию быть ласковым с ней, нежно любить ее и пытаться, хоть пока и кривовато, но все же уважать ее интересы…
Она бы умирала, вспоминая его образ каждый день, но если бы Сережа сказал, что счастлив без нее, она отступила бы, не мешкая.
Может, это мания? Может, просто страсть? Женя не знала, но подозревала, что с прошествием времени это чувство, переполнявшее ее изнутри, никуда не денется, а значит… Значит, она теперь целиком зависела от него, совершенно не представляя, что с ними будет дальше.
Но пока наивная и полная необыкновенных надежд Женя Зябликова лишь витала в облаках, растворяясь в собственном, накрывшем ее с головой, мощном чувстве женского счастья и неземной любви, она не замечала, как на горизонте, как раз в том направлении, куда двигались они с Сергеем в своей всепоглощающей страсти, замаячил удручающий и грозный знак тупика…
Зато сейчас, окутанная морозным февральским утром, солнечным и настолько ветреным, что в некоторые моменты Женька, закрывая отмороженное лицо варежкой, со смехом замечала, что не двигается вперед, а стоит на месте, все шагая и шагая, и буравя каблуками тонкий слой снега на асфальте, заботливо оставленный дворником иной, чем русская, национальности, спешила на работу, несмотря ни на какую непогоду, пробки и пролитую утром на себя кружку горячего чая, предвкушая, как счастливо и бурно забьется ее сердце, когда она снова увидит его…
Плотно укутанная в свою волшебную эйфорию, Женя стремительно залетела на свой этаж и вошла в коридор фирмы, жалея лишь о том, что ее «смена» закончится в два часа и заветное место в секретарской, а значит, рядом с Сережей, займет ленивая, но беспечная в своей жизнерадостности Светка.
События, развернувшиеся в секретарской, так ее поразили, что она сначала застыла, вытаращив глаза, как рыба, с которой сдирают чешую, не подозревая о том, что она еще жива, а уж потом обрела способность громко и изумленно возмущаться, кричать и так далее…
А выглядело все очень симпатично: тихо играло радио, бурно зеленела растительность на подоконнике, улыбаясь яркому солнышку, пробивающемуся через разрисованное витиеватыми, морозными узорами окно, урчала кофемашина, тихо щелкали настенные часы, мирно дремала заваленная грудами папок и документов после вчерашней вечерней смены Светы секретарская стойка…
И во всю эту тихую, умиротворенную и еще спящую перед началом рабочего дня атмосферу вклинился нежный букет первых, бледно-розовых тюльпанов, из-под которого, по обыкновению, торчала ярко-голубая, узорчатая карточка, а прямо в центре этого букета, грубо заставляя нежные бутоны разъехаться в разные стороны, очень живописно вписалось красное и напряженное от боли лицо тихого и скромного бригадира Юры, живот которого был резко и крепко прижат к секретарской стойке, а рука в белом халате так сильно заломлена назад, что бедный Юра фыркал и морщился, что-то там причитая и лепеча…
