— Я думаю, сударь, — ответила принцесса, — что в то время, как мы здесь спорим, принц Конде находится в опасности, и если он погибнет потому только, что ему не подали помощь, то Париж покроется вечным стыдом! Вы можете ему помочь, господа, пошлите же помощь скорее!
Речь принцессы произвела впечатление. Все члены собрания встали и удалились в другую комнату для совещания, в продолжение которого принцесса, встав на колени перед окном, откуда была видна церковь св. Духа, молилась. Совещание оказалось продолжительным, наконец советники возвратились в зал, и маршал д’Опиталь сообщил принцессе, что как он, так и все г-да советники, готовы исполнить все приказания принцессы. После этого принцесса послала Жарзе к принцу Конде, а маркиз ла Буле, не теряя времени, поспешил с приказанием отворить ворота заставы Сент-Оноре войскам из Пуасси.
Между тем, сражение продолжалось уже в предместьях Парижа, и слышались пушечные выстрелы. М-ль де Монпансье решила сама посмотреть, в каком положении находятся дела, и, выйдя из Думы, направилась в карете к заставе Сент-Антуан. Улицы были переполнены народом, раздавались крики об измене, что принца Конде, защитника города, оставляют без помощи. Один из толпы подошел к карете принцессы.
— Ваше величество, — сказал он, указывая пальцем на маршала д'Опиталя, — как вы терпите при себе этого мазариниста? Если вы им недовольны, скажите слово и мы с ним с удовольствием разделаемся!
— Напротив, — отвечала принцесса, — я им очень довольна, он сделал все, чего я желала!
— Ну, хорошо! — продолжал угрожать парижанин. — Пусть он возвращается в Думу и ведет себя, как должно!
Маршал не заставил просить себя два раза и уехал в Думу, а принцесса поехала дальше. На улице Таксерандери она увидела ужасное зрелище — раненого герцога Ларошфуко, у которого мушкетной пулей были пробиты оба глаза и кровь заливала все лицо. Герцог сидел на лошади, поддерживаемый с одной стороны сыном, принцем де Марсильяком, за другую руку его держал Гурвиль, один из его друзей. Оба они заливались слезами при виде страданий герцога, который уже не мог надеяться когда-либо возвратить себе зрение. Принцесса хотела было заговорить с ним, но он ничего не видел и не слышал и только стонал.
На улице Сент-Антуан принцесса увидела Гито, бледного, с расстегнутым камзолом и поддерживаемого солдатами.
— Ах, мой бедный Гито! — воскликнула принцесса. — Что с тобой случилось?
— Что случилось? — отвечал Гито. — О, я ранен, принцесса, пулей навылет!
— Но ведь ты же умрешь от этого? — взволновалась принцесса.
— Кажется, нет, ваше высочество, — простонал Гито в ответ.
Сказав раненому несколько теплых слов, принцесса поехала дальше и вскоре встретила Валона, одного из сопровождавших ее в Орлеан генералов, раненного в бок.
— А! — крикнул он, увидев едущую навстречу принцессу. — Мы пропали!
— Совсем нет! — гордо ответила та. — Напротив, скажите лучше, мы все спасены, ибо я сегодня командую в Париже как прежде командовала в Орлеане!
— Прекрасно! — сказал тогда Валон. — Это возвращает мне храбрость, а то я было совсем пал духом. Я уверен, что под вашим руководством все пойдет к лучшему!
Чем ближе подъезжала принцесса к заставе Сент-Антуан, тем чаще встречались раненые, которых несли со всех сторон. Все говорили о принце Конде, который никогда еще так не отличался — он поспевал повсюду и там, где появлялся, творил чудеса. Принцесса послала офицеру на заставе подписанную членами городской Думы бумагу, уполномочивающую ее действовать по своему усмотрению, и приказала пропускать всех людей принца Конде в город и обратно, а сама вошла в дом контролера Лакруа, который находился рядом с Бастилией. Очень скоро прибыл принц Конде, узнавший о ее приезде. Принц был в самом непрезентабельном виде — лицо покрыто пылью, волосы растрепаны, рубашка забрызгана кровью, а латы разбиты многочисленными ударами.
— Ах, принцесса! — воскликнул принц, бросая к ее ногам окровавленную шпагу. — Вы видите меня в отчаянии! Я лишился всех моих друзей! Герцог Немурский, Ларошфуко и Кленшан ранены смертельно, только я, благодаря Богу, остался жив и невредим, хотя и не щадил себя!
— Успокойтесь, дорогой принц! — ответила де Монпансье. — Им не так худо, как вы думаете! Кленшан в двух шагах отсюда, и доктор за него отвечает, Ларошфуко ранен опасно, но если Богу будет угодно, он поправится, а рана герцога Немурского менее всего опасна!
— Ах! Вы возвращаете мне силы, — проговорил дрожащим голосом Конде, — ибо сердце мое разбито от тоски и отчаяния! Извините меня, но я не могу удержаться от слез по стольким храбрецам, пролившим свою кровь из-за нашего дела! — Высказав это, принц горько заплакал. Эта чувствительность тем более заслуживала уважения, что проявлялась в принце крайне редко. Когда он несколько успокоился, принцесса сказала:
— Может быть, принц, вам лучше отправиться в город?
— О, нет, нет! — ответил Конде. — Ни за что на свете! Самое горячее дело, правда, кончилось, но я постараюсь, чтобы остальная часть дня прошла в стычках. Прикажите только пропустить в город весь обоз и оставайтесь на своем месте, чтобы в случае необходимости к вам можно было обратиться.
— Итак, — повторила принцесса, — вы не собираетесь уехать в город?
— Нет, не хочу! — твердо заявил Конде. — Иначе меня, среди бела дня, обвинят в том, что я отступил перед мазаринистами! Пойдем, Гула! — обратился он к оруженосцу. — Подай мне мою шпагу и примемся опять за дело! — И с этими словами, поклонившись принцессе, он сошел с лестницы, ловко вскочил на поданную ему лошадь и снова бросился в сражение.
Принцесса, став у окна, провожала его глазами, и ей представилось самое печальное зрелище: мимо дома пронесли одного из друзей принца Конде, прекрасного маркиза ла Рош-Гальяра, раненного в голову и залитого кровью. Содрогнувшись, м-ль де Монпансье отошла от окна и, чтобы забыть страшную картину, занялась энергично делами. Она отдала приказание пропустить через заставу Сент-Антуак обозы, как просил принц Конде, и послала их на Королевскую площадь, где отряд в четыреста солдат получил приказ состоять в бессменном карауле. Потом она поставила на Сент-Антуанском и Арсенальском бульварах четыреста мушкетеров, присланных из города от Думы.
Принц Конде вовремя вернулся к армии — сражение началось с еще большим жаром. Королевская армия атаковала в двух местах — заставу Сен-Дени и предместье Сент-Антуан. Узнав, что маршал Тюренн лично командует атакой на предместье, Конде поспешил туда, а к заставе Сен-Дени направил отряд кавалерии. Действительно, Тюренн двинулся на предместье Сент-Антуан со всей армией, а вторая атака была ложной, чтобы отвлечь силы принца. Тюренн наступал с силами до 11 000 солдат, у Конде же — 5 или 6000.
Видя такое неравенство, Конде постарался укрепиться на главном направлении, и, несмотря на его обещание закончить день в стычках, началось кровопролитное сражение. Конде приходилось успевать повсюду, находясь в первых рядах. Получив известие, что мазаринисты уже вломились на главную баррикаду, что пехота еще держится, но кавалерия отступает, принц взял сто мушкетеров, собрал сколько смог пехотных и кавалерийских офицеров и со шпагой в руке бросился в контратаку, выбив четыре полка и вернув себе баррикаду.
Между тем, принцесса де Монпансье послала узнать, на чьей стороне комендант Бастилии. Им был в то время Лувьер, сын советника Брусселя; он ответил, что если бы у него был письменный приказ герцога Орлеанского, он бы исполнил все распоряжения принцессы. Тогда м-ль де Монпансье, взяв полученную у отца бумагу, сама отправилась в крепость, где прежде ей не случалось бывать. Переговорив с Лувьером и желая осмотреть поле боя, принцесса поднялась на одну из башен Бастилии. С помощью подзорной трубы она увидела скопление людей на высотах Шарона, разглядела кареты и носилки, убедившись, что там находится король, королева и весь двор. Несколько далее, около Баньоле, королевская армия сосредотачивалась для третьей атаки. Принцесса увидела, как генералы разделили кавалерию, намереваясь отрезать принцу Конде сообщение между рвом и предместьем, и немедленно послала пажа уведомить об этом принца, который, воспользовавшись затишьем, сам уже смотрел на эти движения с колокольни аббатства Сент-Антуан. Он приказал генералам, командовавшим отдельными частями его армии, собрать войска и стать лицом к лицу с неприятелем, а паж вернулся к принцессе объявить, что Конде продолжает на нее надеяться. В это время она распоряжалась наведением пушек Бастилии на королевские войска.
Сделав все необходимое в крепости, принцесса вернулась в дом советника Лакруа, где ее ожидал посланный от принца с просьбой о вине для храбрых солдат. Принцесса немедленно отправила в армию принца несколько бочек с вином. Число убитых и раненых все увеличивалось и каждую минуту чье-нибудь имя вносилось в книгу судеб — опасно ранен маркиз Лег, убит граф Басса, племянник маршала Рантцау убит наповал. В доме, где находилась принцесса, была слышна сильнейшая ружейная пальба — маршал Тюренн бросился на Конде всеми своими силами, подкрепленный только что подошедшими войсками маршала ла Ферте-Сенектера.
