Во-первых, Самсон приготовил ложные склянки. В одну налил рвотное, в другую слабительное, в третью раздражитель слизистой оболочки носа – всё мгновенного действия. Если кто выпьет, дальше пробовать не захочет. Капнул чуточку хайаха, для цвета и чтобы одинаково пахло.
Во-вторых, прибавил испарителя. Если кто чужой откроет герметичную пробку и станет раздумывать, приглядываться да принюхиваться, жидкость быстро испарится.
Для жены Самсон написал внутри ниши по-французски, что пить следует всего один теле-фон, а какой именно, она догадается сама. Слава богу, не дура. В стеклянном амурчике он дарил ей духи «Notre mystère»,[148] собственного изготовления.
Вот теперь можно было уходить.
Самсон в последний раз окинул взглядом свой дом (доведётся ли увидеть вновь?), вздохнул и пошёл вон, крепко сжимая в руке кожаную сумку.
Во дворе, оказывается, уже стемнело. Он и не думал, что провёл в Ректории столько времени!
С беспокойством профессор услышал, что со стороны Моховой улицы доносится топот множества копыт, а по Тверской грохочут не то повозки, не то орудия.
Французы вошли в город!
Ну и пусть. Военный врач с аптечной сумкой в руке вряд ли вызовет подозрение у марширующих войск. Только бы попасть на Никольскую улицу прежде, чем туда доберутся любители наживы. Правда, можно надеяться, что их не заинтересует магазин с ретортами в витрине и скучной вывеской «Химические товары». Вокруг полно лавок позавлекательней.
Ободрившись, Фондорин спустился по ступенькам и думал уж повернуть к воротам, но из тени навстречу ему поднялась худая фигура в широких шальварах, с двумя кинжалами за поясом.
Атон! Откуда он взялся?! Как отыскал?! Почему не дрыхнет?! Снотворное могло бы даже слона усыпить дня на три!
Копт смотрел не на профессора, а в небо и не проявлял никакой враждебности.
– Maître dire accompagner, – сказал он остолбеневшему Фондорину своим гортанным голосом. – Seul dangereux.[149]
Самсон попятился от ужасающего призрака. Повернулся, побежал.
Когда выскочил на Моховую, оглянулся – не привиделось ли.
Увы, Египтянин размеренно, без особенной спешки трусил сзади, не приближаясь и не отставая.
Это было страшно, словно в дурном сне.
Вскрикнув, профессор запустил по мостовой во всю прыть.
Теперь вернитесь на Уровень-3.
CODE-3
I.
За Неглинным прудом, у Иверской, профессору повезло. От Тверской улицы в сторону Красной площади на огромных мохнатых лошадях рысила тяжёлая кавалерия. Путь был освещён горящими смоляными бочками, медь кирас и касок отливала багрянцем. Рискуя попасть под копыта, Самсон перебежал улицу перед самой мордой переднего коня, на котором полковой барабанщик бил в два больших барабана, подвешенных по бокам.
Колотушки отстукивали аллюр «бумм-бумм-бумм!», словно это пульсировало разогретое скачкой медное сердце эскадрона.
Прилипчивый Атон остался на той стороне. Злорадно рассмеявшись, Самсон пробежал через арку Воскресенских ворот и нырнул в спасительный мрак Никольской, где не горело ни одного фонаря. Французы ещё не успели сюда добраться. Лавки стояли заколоченные; окна, будто зажмурившись от ужаса, прикрылись ставнями. А Фондорину было весело. Довольный, что надул зловещего Египтянина, он чуть не скакал вприпрыжку.
Вот и лавка Шульца. Смекалистый немец не повесил замок, не стал опускать на витрине жалюзи, рассудив, что от этого будет лишний вред имуществу – мародёров сии преграды только распалят. Хозяин поступил умнее: намалевал под русской вывеской по-французски «Matériaux chimiques» и особо приписал «Pas d’alcool ici!»,[150] а дверь оставил приоткрытой – мол, не верите, так поглядите сами.
Определённо Фортуна сегодня благоволила Самсону!
Он вошёл в магазин и первое, что сделал, – зажёг две большие масляные лампы, чтобы не возиться в потёмках.
Шкафы с растворами, солями, кислотами и прочими материалами тоже стояли нараспашку. Вряд ли там нашлось бы что-нибудь, могущее вызвать интерес грабителей. Зато профессор без труда отыскал всё, что ему требовалось. Отлил несколько унций евгенового спирта, прихватил пузырёчек гвоздичного масла.
Всё шло замечательно.
Деньги, пожалуй, оставлять не стоило. Вместо них Фондорин написал расписку, указав, что долг можно получить с госпожи профессорши.
Прежде чем уйти, задумчиво прошёлся вдоль полок, перегораживавших магазин. Они были частью открытые, частью застеклённые и сплошь уставлены всякой химической всячиной. Нет ли чего-нибудь, что может пригодиться?
Хорошая штука, например, пероксид водорода.
Самсон постоял возле огромной, в полчеловеческих роста бутыли. Взял небольшую колбу со стеклянной завинчивающейся пробкой – обращение с взрывоопасной субстанцией требовало осторожности. Присев на корточки, Фондорин повернул краник и стал наполнять сосуд. Прозрачная, чуть вязковатая жидкость, побулькивая, лилась тонкой струйкой.
Потянуло сквозняком, пламя ламп шелохнулось, по стенам закачались тени. Надо бы плотнее прикрыть дверь, подумал Фондорин и обернулся.
На устах у него затрепетал, так и не вырвавшись, крик.
В проёме стояла узкая фигура в белых шальварах и расшитой безрукавке.
– Assez courir, – бесстрастно сказал Атон. – Il faut aller. Maître attends.[151]
Он шагнул в лавку и протянул руку, очевидно, желая схватить Самсона.
Профессор метнулся прочь, сбив плечом одну из ламп. Она с грохотом разбилась, по полу заструился ручеёк пылающего масла.
Копт шёл за пятящимся Фондориным, глядя не на него, а в потолок, и это было страшнее всего.
Обежав вокруг полки, профессор оказался у двери.
Последнее, что он увидел, – лужу под открытым краником и ползущую к ней огненную змею.
– А-а-а! – закричал Самсон, выскакивая на улицу.
Когда горящее масло сольётся с пероксидом, грянет взрыв, от которого магазин обратится в фонтан пламени! А ведь у Шульца в лавке есть и другие огнеопасные вещества…
Он нёсся по Никольской, задыхаясь и вопя.
Оглянулся. Сзади с неостановимой ритмичностью часового маятника перебирал ногами Атон.
За спиной у копта ночь надулась и лопнула огромным жёлто-красным пузырём. Грохота Самсон не услышал – сразу же заложило уши. Профессора швырнуло взрывной волной на мостовую, но сознания он не потерял.
Сначала увидел невероятную картину: выстреливающие вверх из пламени разноцветные кометы. Ах да, Шульц ведь ещё торгует фейерверками, вспомнил Фондорин.
Клочки пламени падали повсюду – на тротуар, на крыши, во дворы.
II.
Очнулся он в просторной комнате, по стенам и потолку которой колыхались красные тени. Было светло, а между тем верхняя часть окон полнилась ночной тьмой. Зато низ стёкол сиял яркой иллюминацией.
Что это? Где я? Се сон иль явь? На мысль о сне наводило то, что Самсон лежал в кровати, раздетый и заботливо укрытый одеялом.
Откуда-то донёсся протяжный треск, будто рухнуло нечто очень тяжёлое. Надо было разобраться во всех этих чудесах.
Он поднялся и приблизился к высокому окну, которое оказалось стеклянной дверью с выходом на балкон. Тем лучше!
Выйдя на маленькую площадку, огороженную резными перильцами, Фондорин огляделся вокруг и понял, где находится.
Слева над головою высоко и печально мерцала золотая шапка Ивана Великого, справа на фоне чёрно-красного неба торчал угловатый силуэт Боровицкой башни, а прямо впереди виднелась зубчатая стена, за которой поблёскивала Москва-река, будто наполненная не водой – рубиновым вином.
Я в Елисаветинском дворце, догадался профессор, видя сбоку от балкона большую террасу, главное украшение палаццо, выстроенного по проекту Варфоломея Растрелли. По углам террасы стояли часовые с саблями наголо. Другие, с ружьём у плеча, вытянулись цепочкой вокруг здания. По мохнатым шапкам с султаном Самсон узнал лейб-жандармов, личную охрану императора. Значит, где-то неподалёку и сам Наполеон.
Но больше всего Фондорина поразило не это, а огненное зарево, трепетавшее над городом.
Слева полыхали Зарядье и Китай-город.
Тут профессор окончательно пришёл в себя и всё вспомнил.
О боже! Этот страшный пожар приключился из-за взрыва химической лавки!
Но почему горит Замоскворечье, расположенное на том берегу?
Ответ подсказали огненные точки, густо летевшие с этой стороны реки на противную. Над Москвой дул сильный северный ветер.
– Господи, неужели это учинил я? – в ужасе воскликнул Самсон.
– Нет, друг мой, – раздался за его спиною голос с мягким акцентом.
То был Анкр, сопровождаемый своим темнокожим служителем. Поражённый зрелищем горящего города, Фондорин не слышал, как они вошли.
Барон продолжил по-французски:
– Вы, разумеется, тоже внесли свою лепту, но пожар начался во многих местах. Пустой, по преимуществу деревянный город, в котором хозяйничают мародёры, не мог не загореться.
