Вернулся домой он поздно. Простыня читала книгу или делала вид, что читает. Безуглов достал пакет супа и приготовил ужин. Приглашать к столу ничтожную вещь он, естественно, не стал.
— Ты обо мне не заботишься, — вздыхала простыня, когда он вымыл посуду.
— Чем ты недовольна? — возразил Владислав. — Я тебя использую по назначению. У каждого свое призвание и предназначение…
— Ах! — дерзко охнула простыня. — Ты, оказывается, любишь семейные скандалы!
— О какой семье ты говоришь?
— Ты меня в шкаф собираешься засунуть?
— Если будешь грязной, то я тебя выброшу!
— Оставь мечты, романтик! Да, я простыня. Но я не половая тряпка, с которой можно обращаться как попало. Я не виновата, что стала простыней. Женись. И…
— Да что ты мелешь? — рассердился он.
— Сам меня сюда притащил!
— Я тебя взял в магазине. Не тебя, так другую…
— А зачем брал?
От бессмысленных разговоров Безуглову захотелось спать.
— Обо мне надо заботиться, на меня нужны деньги, — шептала простыня. — Ты себя не уважаешь.
— Да прекрати же! — огрызнулся он.
— Приходишь домой и начинаешь копаться в вещах так, как в своей душе не копался. Ты считаешь, что вещи должны тебе служить. Кто ты такой?
— Надоело, — решил положить конец недоразумению Вячеслав. — Я точно, знаю, что ты не человек: у тебя паспорта нет.
— Есть.
— Ярлык?
— А что? Там черным по белому написано все, что нужно. Вот, я в шкафу нашла, — и он увидел ярлык.
В ярлыке указывалось: «Простыня. Хлопчатобумажная. Фабрика…» Был ОСТ. Номер. Цена первого сорта. Ярлык подлинный.
— Это не паспорт, — хмыкнул Вячеслав. — А даже если и паспорт… Это технический паспорт. Он не дает никакого права на замужество.
— Он дает право на существование. А тот, кто живет, имеет право выходить замуж. И вообще, Пигмалион на твоем месте почел бы за честь… А ты права качаешь.
Близилась полночь. Грезы продолжались. Пора было спать. Владислав шагнул к кровати.
Ложиться в постель без простыни — это варварство. Беседовать с простыней — помутнение рассудка. Все нормальные люди спят на простынях. А чувства… Больше всего ему хотелось раздеться, лечь и заснуть.
Он откинул одеяло, посмотрел на простыню и, дернув ее за конец, расстелил на матраце:
— Ложись!
Это была команда для себя. Увы, его магическому заклинанию предмет не поддался.
— Ты в публичный дом пришел! — простыня выскользнула из-под него. — Я тебе не шлюха!
Безуглову страшно хотелось спать. Он попытался расстелить простыню, но она съеживалась, увертывалась от его рук.
— Ну и черт с тобой! Завтра другую куплю.
Подушку и одеяло он убрал — от греха подальше. Лег, не раздеваясь, точно турист на привале. Свет погасил. Впервые спал по-спартански.
Скомканная простыня лежала рядом.
Утром он не слышал будильника, соскочил с кровати, когда уже пропели гимн.
— Ключи от комнаты оставь, — услышал он.
Ухмыльнулся и ушел. Вот наваждение!
Починил сверлильный станок, отремонтировал шлифовальный, настроил фрезерный…
В этот день ему позвонили на работу. Валентина Николаевна из техотдела пришла и позвала его к телефону. Бывало, Безуглову звонили родители — отец или мать.
В техотделе тоже работали только женщины. Они были наряднее и лукавее цеховских.
— Кто это тебе звонит, Славик?
— Чей-то тоненький голосок.
— Неужели у Славика завелась зазноба?
Не обращая внимания на насмешки, Безуглов взял трубку.
— Алло… Ты? Простыня?…
Он ничего не мог понять. Но по виду его все догадались: что-то оскорбительное. Он злобно покраснел. Затем он сказал буквально следующее:
— Ты с ума сошла? Или я схожу с ума?
Женщины в отделе прыснули смехом. Безуглову и в лучшие-то времена было не до них. Он пыхтел в трубку:
— Как ты ожила? Какие деньги? Какие ключи?
Потом он спохватился, что ведет себя неприлично, сказал сухо:
— Это невероятно! — и, бросив трубку, ушел в свою мастерскую.
После работы домой не торопился. Разговорчивые соседки на кухне приумолкли, когда он вошел. По-видимому, они хотели что-то спросить.
Но ему было не до них. Прошел к своей комнате, достал ключи. Дверь оказалась не запертой. Простыня была свежевыстиранной и выглаженной.
Она сумела сама наутюжиться и пахла какими-то духами.
— Что происходит в моей квартире? — удивился Безуглов.
— Ходила в прачечную.
— А что это за записка?
— Заявление в женсовет.
— Какой еще женсовет?
— Готовлю сведения, чтобы привлечь тебя к товарищескому суду.
Владислав присел на кровать. Он представил, как его несуществующая невеста будет ходить по судам или женсоветам и жаловаться.
— Тебя нет, — сказал он. — Никто о тебе ничего не знает.
— Почему?
— Ты не человек!
— Я получу паспорт.
— Какой дурак тебе его выдаст?! Ты никто!
— Я уже все выяснила. Получу паспорт и пропишусь здесь. Посмотрим, как ты потом заговоришь.
Вечером Славик лег спать пораньше, с головой завернувшись в одеяло, не прикасаясь к накрахмаленной простыне.
Утром в цехе все обсуждали вчерашний его разговор по телефону.
Это невозможно было не заметить.
— Витя, ты мой самый лучший друг, — за чаем обратился Вячеслав к электрику Гудимову. — Мне нужен твой совет. Только не перебивай… Не подумай, что я шучу… Ко мне простыня прилипла. И собирается замуж… Что-то у меня с головой. Фантазия какая-то…
— Простыня? — подмигнул Виктор. — Бывает…
— Да, обыкновенная.
— Ну и женись, — согласился Виктор.
— Да ведь это же простыня!
— Тряпка, что ли?
— Тряпка.
— Тогда не женись.
— Вот и ты такой же, — вздохнул Вячеслав.
Гудимов задумался.
— Вообще-то жениться тебе надо, — покосился Виктор на Безуглова. — Столько женщин в цехе… И диван у тебя такой мягкий, — Гудимов покачался на диване.
Безуглов шел домой с определенной целью — выбросить тряпку за дверь, бросить на свалку.
— Чего ты надумал?
Он вооружился ножницами.
— Ополоумел?! — взвигнула она. — Тебя же засудят!
— А вот я выкрою из тебя дюжину носовых платочков! — пригрозил Вячеслав.
— А я не вещь! — злорадно выкрикнула она. — Не вещь! Я сегодня паспорт получила! — Она помахала перед ним красной книжечкой с тиснеными гербом и буквами.
И прошуршала складками, видя, что Вячеслав ей уже не опасен:
— На. Не порви и не испачкай. Это документ!
Перед его глазами замаячил паспорт. С фотокарточки смотрела помятая физиономия…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
