Когда его перевели в агентство, все казалось совсем простым. А теперь все стало – нет, не запутанным, решил он, – только странным. В два часа утра его вызвал к себе мистер Мир, чтобы дать новое задание.
– Поняли? – спросил мистер Мир, протягивая ему нож в ножнах из черной кожи. – Срежьте мне ветку. Всего в пару футов, больше не надо.
– Есть, сэр, – ответил он, а потом спросил: – А для чего я это делаю, сэр?
– Потому что я вам сказал, – скучным голосом ответил мистер Мир. – Найдите дерево. Выполните задание. Встретитесь со мной в Чаттануге. Времени не теряйте.
– А как насчет мудака?
– Тени? Если увидите, обходите стороной. И пальцем его не трогайте. Даже не заговаривайте с ним. Я не хочу, чтобы вы превратили его в мученика. В нынешней операции мученикам места нет.
Тут он улыбнулся своей странной улыбкой, не губы, а сплошные шрамы. Мистера Мира легко позабавить – мистер Город не раз это замечал. В конце концов, веселился же он, изображая шофера в Канзасе.
– Послуш…
– Никаких мучеников, Город.
И Город кивнул, забрал нож в ножнах и затолкал поглубже нараставшую в нем ярость.
Ненависть к Тени стала частью мистера Города. Засыпая, он видел серьезное лицо Тени, видел улыбку, которая не была улыбкой – от того, как Тень улыбался, не улыбаясь при этом, Городу хотелось заехать кулаком ему в живот – и даже засыпая, он чувствовал, как стискиваются у него челюсти, как сжимает виски и огнем горит глотка.
В объезд заброшенного дома он вывел «форд-эксплорер» на луг, поднялся на взгорок и увидел дерево. Машину он остановил чуть поодаль и выключил мотор. Часы на приборной доске показывали 6:38 утра. Оставив ключи в замке зажигания, он направился к ясеню.
Дерево было огромным, оно словно существовало в собственной шкале измерений. Город не мог бы сказать, сколько в нем метров – пятьдесят или две сотни. Кора у него была серой – цвета хорошего шелкового шарфа.
К стволу дерева паутиной веревок был привязан голый человек, так что ноги его болтались в метре от земли, и что-то, завернутое в простыню, лежало у корней. Только проходя мимо, Город сообразил, что это, и тронул простыню ногой. Из складок на него поглядела искореженная половина лица Среды.
Город обошел сзади толстый ствол, подальше от слепых глаз усадьбы, потом расстегнул ширинку и пустил струю на серую кору. Оправившись, он вернулся к дому, нашел у стены раздвижную деревянную лесенку и отнес назад к дереву, где осторожно прислонил к стволу. А потом полез вверх.
Тень обвис на веревках. Город спросил себя, жив ли он еще: грудь его не поднималась и не опускалась. Мертвый или полумертвый – значения не имело.
– Привет, мудак, – произнес Город.
Тень не шелохнулся.
Город вскарабкался на лестницу и достал нож. Потом отыскал небольшую ветку, которая как будто подходила под описание мистера Мира, и отрубил ее у основания ножом: до половины отпилил, а потом отломал рукой. Палка получилась дюймов тридцать длиной.
Он убрал нож в ножны и принялся спускаться с лесенки. Поравнявшись с Тенью, он помедлил.
– Господи, как же я тебя ненавижу, – сказал он.
Как бы ему хотелось просто вытащить пушку и пристрелить придурка, но он знал, что нельзя. А потому он только ткнул в сторону висящего палкой, словно ударил копьем. Это был инстинктивный жест, в который вылились все накопившееся в Городе разочарование и ярость. Он вообразил себе, что в руках у него копье, которое он с наслаждением поворачивает в животе Тени.
– Ладно, – сказал он. – Пора двигать отсюда.
А потом подумал: «Беседа с самим собой – первый признак безумия». Он спустился еще на несколько ступенек, после чего просто спрыгнул на землю. Поглядев на палку у себя в руках, Город почувствовал себя ребенком, размахивающим палкой будто копьем или мечом. «Я мог бы срезать палку с любого дерева. И вовсе не обязательно с этого. Кто бы, черт побери, узнал?»
А потом подумал: «Мистер Мир бы узнал, вот кто».
Он отнес лестницу назад к дому. Углом глаза он уловил какое-то движение и потому заглянул в окно, но увидел только темную комнату, заваленную сломанной мебелью, усыпанную обрывками обоев, и на мгновение ему показалось, он различил трех женщин, сидящих на диване в темной гостиной.
Одна из них вязала. Другая смотрела прямо на него. А третья как будто спала. Женщина, глядевшая на него, вдруг начала улыбаться, огромная усмешка словно расколола ее лицо от уха до уха. Потом она подняла палец и коснулась им шеи – мягко провела из стороны в сторону.
Вот что, как ему показалось, он видел в той пустой комнате, в которой, когда он присмотрелся внимательнее, не оказалось ничего, кроме старой гниющей мебели, пыли и засиженных мухами эстампов. Там не было ни души.
Город потер глаза.
Он вернулся к коричневому «форд-эксплореру» и бросил прут на пассажирское сиденье, обтянутое белой кожей. Потом повернул ключ в замке зажигания. Часы на приборной доске показывали 6:37 утра. Город нахмурился и сверился с наручными часами, которые, мигнув, показали 13:58.
«Чудесно, – подумал он, – я провел на этом дереве или восемь часов, или минус одну минуту».
Так он и подумал, однако предпочел считать, что и те и другие часы вдруг разом решили сбиться.
Тело Тени на дереве начало кровоточить. Рана была у него в боку. Кровь вытекала из нее – медленная, густая и черная, как патока.
Тучи скрыли вершину Сторожевой горы.
Устроившись в стороне от основного лагеря у подножия горы, Белая стала лениво наблюдать за холмами на востоке. На левом запястье у нее был вытатуирован браслет голубых незабудок, и теперь она рассеянно потирала его большим пальцем правой.
Еще одна ночь прошла и сменилась утром, и все равно ничего. Опоздавшие все прибывали и прибывали – по одному или по двое. Минувшей ночью объявилось несколько существ с юго-востока, в том числе два маленьких мальчика ростом с яблоньку и что-то, что она едва разглядела, но что напоминало отрубленную голову размером с «фольксваген»-букашку. Все трое исчезли среди деревьев у подножия.
Никто им не докучал. Внешний мир как будто даже не замечал их присутствия: Белая воображала, как туристы в Рок-Сити пялятся на них через бинокли по четвертаку, смотрят прямо на пестрый табор существ и людей у подножия горы, и не видят ничего, кроме деревьев, кустов и валунов.
Холодный рассветный ветерок принес запах походного костра, смешанный с вонью подгоревшего бекона. Кто-то в дальнем конце лагеря заиграл на губной гармошке, и музыка заставила ее непроизвольно улыбнуться и поежиться. На дне рюкзака лежала книга, и она только и ждала рассвета, чтобы почитать.
В небе, чуть ниже туч, возникли две точки: маленькая и покрупнее. Ветер бросил в лицо Белой несколько капель дождя.
Со стороны лагеря подошла босоногая девочка. Остановившись у дерева, она подобрала юбку и присела. Когда она закончила, Белая окликнула ее. Девчонка подошла ближе.
– Доброе утро, госпожа, – поздоровалась она. – Битва вскоре начнется.
Кончик розового язычка прошелся по алым губам. К плечу девчонки кожаным шнурком было привязано черное вороново крыло, а еще на одном шнурке на шее висела воронья лапка. Голые руки были все в синих татуировках, в которых линии свивались в сложные орнаменты и изысканные узлы.
– Откуда ты знаешь?
Девчонка усмехнулась:
– Я Маха, Маха Морриган. Когда надвигается война, я чую ее в воздухе. Я богиня войны, и я говорю, что сегодня прольется кровь.
– А-а, – отозвалась Белая. – Ладно. Как скажешь.
Она следила за малой точкой в небе, которая перекувырнулась, нырнула и стала камнем падать к ним.
– И мы будем биться, и будем убивать, всех до единого перебьем, – продолжала девчонка. – А головы заберем как трофеи войны, а их глаза и тела достанутся воронам.
Точка превратилась в птицу, парившую, расправив крылья, в порывах утреннего ветра в вышине. Белая склонила голову набок.
– Это сокровенное знание богини войны? – поинтересовалась она. – Кто победит и все такое? Кому чья достанется голова?
– Нет, – покачала головой девчонка. – Я просто чую битву, вот и все. Но мы победим? Ведь правда? Нам ведь надо победить. Я видела, что они сделали со Всеотцом. Или мы, или они.
– Ага, – отозвалась Белая. – Наверное, так.
В предрассветных сумерках девчонка улыбнулась и ушла назад в лагерь. Опустив руку, Белая коснулась зеленого ростка, травинки, проклюнувшейся из земли. И от ее прикосновения росток вытянулся, раскрылся, развернулся и преобразился, и под рукой у нее оказался зеленый бутон тюльпана. Когда поднимется солнце, цветок раскроется.
Белая поглядела на спустившегося с неба ястреба.
– Я могу тебе помочь? – спросила она.
Ястреб покружил футах в пятнадцати у нее над головой, потом медленно-медленно скользнул вниз и приземлился неподалеку. И поглядел на нее безумным взором.
