Говорили сегодня, разумеется, только о нападении на казначейский обоз. Как ни странно, многие, особенно приезжие, не так проклинали разбойника, как восхищались его дерзостью и отвагой. Пинедские в ответ отмалчивались, они-то сами платили дань Марольду, Свен это знал доподлинно. Так что и хвалить грабителя местным было не с чего…
Какой-то купчик, хваставший, будто знаком с господином казначеем и успел сегодня перекинуться с его милостью парой слов, утверждал, что не пройдет и месяца, как округу очистят от разбойников. Во-первых, казначей не на шутку разозлен и поклялся извести Марольда Черного. Во-вторых, он, разумеется, сумеет убедить господина сенешаля, что негоже, если его светлость герцог по прибытии каким-либо образом прознает о бесчинствах в провинции. А уж что прознает — не приходится сомневаться. У господина сенешаля полно завистников, которые не упустят случая донести о его нерадении сеньору. Так что, как ни крути, а скоро сюда заявятся герцогские солдаты — и Марольду крышка.
Несколько человек принялись спорить, дескать, Марольд Ночь силен и с ним бы давно управились, будь такой подвиг страже по плечу. Осведомленный купчик возражал, что сегодня дерзкий разбойник откусил больше, чем сможет проглотить. Ограбить герцогскую казну — это вовсе не то, что щипать купцов на большой дороге. Свен слушал и помалкивал. Когда сюда прибудут солдаты из Гонзора, он своего не упустит, непременно поступит на службу. Лишь бы мама не помешала.
Глава 11
На следующее утро Свен вышел на работу в кузницу, и жизнь покатилась по привычной колее. Подмастерье изо дня в день раздувал мехи, подсчитывал гвозди и подковы, перегружал уголь… и ждал. Он ни капельки не сомневался, что толстый господин казначей не забудет о Марольде. Не забудет не потому, что вверенная его заботам казна претерпела ущерб… и даже не совсем потому, что, упав с лошади, он поранился. Толстяк не простит урона, нанесенного его чести. Никто не смеет покушаться на господина казначея — таков раз и навсегда установленный порядок вещей и он должен оставаться незыблемым, пусть даже Мир провалится в тартарары. Никто не смеет ограбить казну герцога и уйти безнаказанно. У герцогов, принцев и казначеев имеется нечто, чего нет у простого подмастерья, и за покушение на что вышеупомянутые господа безжалостно карают. За неимением лучшего названия это «нечто» именуют честью, хотя это «нечто» имеет мало общего с честью, о которой говорится в легендах и рыцарских романах.
Город тоже вернулся к обычной жизни. На место покойного Эдвара назначили Бэра, однако нового набора в стражу — взамен погибших солдат — объявлено не было. То ли потому, что городские власти сомневались в наличии добровольцев, то ли потому, что никто не верил в способность стражи защитить Пинед от разбойников. Все, словно сговорившись, старались не вспоминать о разграбленном караване и исправно платили Марольду дань. Свен ни разу не видел, чтобы Мейдер толковал о чем-либо с разбойниками, но был уверен — хозяин платит, как все. Весь город платит и молчит.
Единственным местом, где разговоры о недавней схватке на дороге не прекращались, была трапезная «Счастливого колеса». Приезжие, прослышавшие о происшествии, расспрашивали местных. Горожане отмалчивались, и только кабатчик охотно потчевал любопытствующих гостей байками о Марольде Черном — с каждым вечером его рассказы становились все красочней, кровавей и нелепей. Свен особо не прислушивался.
Время от времени на постоялый двор заходила Лора. Местные кавалеры опасались проявлять интерес к девушке, так как в городе было доподлинно известно — Марольду засаду устраивали именно у нее в доме. Кому охота перебегать дорогу знаменитому разбойнику? Зато заезжие купцы охотно знакомились с общительной красоткой. Свен к Лоре больше не подходил и не пытался заговаривать. Он ждал. И наконец — свершилось!
В город вступил отряд под герцогским знаменем. Солдат было немного, человек тридцать — явно недостаточно для схватки с бандой Марольда. Командир латников, дворянин в надраенных доспехах, сразу же по прибытии отправился в ратушу и потребовал созвать совет. Перепуганным синдикам он, грозно шевеля усами, объявил, что явился сюда, чтобы навести порядок, раз уж они, нерадивые людишки, не в состоянии очистить окрестности Пинеда от злодеев. Сунув под нос старшему из горожан бумагу с несколькими красивыми печатями разных цветов, вояка потребовал жилье и пропитание для своих людей, а также для тех, кого он намерен завербовать, ибо вот эта самая бумага позволяет и предписывает ему в случае нужды заниматься вербовкой и созывать ополчение.
Слухи мгновенно облетели город, и Свен, отпросившись у Мейдера, отправился к ратуше, чтобы разузнать, где записывают в войско. Кроме Свена добровольцами вызвались еще несколько парней — слишком мало. Грозный начальник гонзорских солдат велел писарю внести их имена в список, однако заметил, что людей у него все же недостаточно и потребовал, чтобы синдики объявили сбор городского ополчения. Те принялись спорить, свой отказ они мотивировали тем, что город и так понесет немалые убытки, ибо общине придется содержать войско. Следовательно, горожане должны трудиться, чтобы заработать на прокорм воинов… К счастью, кто-то вспомнил, что неподалеку, в Генете, видели отряд наемных солдат из Ренприста, их капитан ищет службы.
Гонзорский рыцарь, обругав напоследок несговорчивых пинедцев, отправился в Генету переговорить с капитаном наемников.
На следующий день в Пинеде было объявлено: совет временно вводит новый налог, собранные деньги пойдут на содержание наемников. Разумеется, горожане бранились, но все понимали: лучше отделаться деньгами, чем проливать кровь, сражаясь с бандитами Марольда.
Мейдер, конечно, прознал, что Свен собирается участвовать в походе, но помалкивал, хотя и косился на неразумного помощника. Выражать неудовольствие открыто кузнец не хотел. Потом все же не выдержал и спросил:
— Так что, парень, мне нового подмастерья подыскивать?
— Как вам будет угодно, мастер Мейдер, — спокойно отозвался Свен. — Я только думаю, что с такими сыновьями подмастерье ни к чему.
Кузнец кивнул, и на этом разговор был окончен. Скорее всего Мейдер так или иначе рассчитал бы Свена, сыновья в самом деле справлялись, и стечение обстоятельств просто ускорило увольнение.
А через два дня в Пинед прибыл отряд наемных солдат. Эти вовсе не походили на франтоватых герцогских латников. Было наемников человек пятьдесят и едва ли среди них нашлось бы двое в одинаковом снаряжении. Солдаты удачи щеголяли в совершенно разномастных кольчугах, панцирях, шлемах. Вооружены они были тоже кто во что горазд. Впрочем, оружие наемники держали привычно и вид имели вполне бравый. Несколько человек шагали вовсе без доспехов, правда, за отрядом следовал здоровенный фургон — возможно, там и лежало снаряжение.
Теперь рыцарь, командовавший латниками, решил, что у него набирается достаточно сил, и призвал добровольцев. Свен распрощался с Мейдером и попросил кузнеца известить матушку. Сам он не решался, догадываясь, какой крик поднимет старуха, узнав, что сыночек идет на войну. Вот когда Свен возвратится верхом на боевом коне, облаченный в сверкающую броню, да с полными карманами монет — вот тогда он и поговорит с мамой. А раньше — нет.
Вооружили добровольцев за счет города, так что Свен получил то же самое снаряжение, что и в день нападения на караван. Когда парень довольно ловко напялил знакомую проклепанную куртку, он перехватил взгляд командира. Тот, хмурясь, наблюдал, как неумелые новобранцы возятся с непривычными застежками. Свен справился лучше других, и начальник это заметил.
Колокола пробили полдень, войско двинулось из города. Свен постарался затесаться в глубину строя, чтобы не попасть ненароком матери на глаза, но Гилфинг миловал — старухи не было видно. Должно быть, все еще пропадала на базаре, как обычно.
Логово разбойников находилось в лесу, довольно далеко от Пинеда. Свен не очень хорошо знал те края, да и кто их знал-то? С тех пор как Марольд Ночь обосновался в старинных развалинах, которых местные и прежде избегали, их вовсе стали обходить десятой дорогой. Береженого и Гилфинг бережет.
