Наталья Александровна Хмелик
Постарайся попасть по кольцу
Байдарка скользила по тихой воде, и капли со звоном падали с дюралевых весел. Белые кувшинки расступались перед длинным легким корпусом байдарки, которую мама ласково назвала «Марусей», а папа еще более ласково — «Маруськой». Лена сидела впереди, и Лене было тогда семь лет. Если потянуть за правую веревочку, а по-правильному ее называют тягой, «Маруся» очень послушно и плавно повернет вправо.
— Эй, рулевой! Не спи! — окликает мама, — впереди перекат!
Кипит мелкая вода на перекате, а острые камни так и хотят пропороть байдарку — острые, зубастые, клыкастые. И надо ловко, точно провести «Марусю» между камнями, влево и сразу вправо, и опять прямо, и чуть влево — зигзаг удачи. И опять спокойная река, как будто и не было никакого переката.
— Лена, а ты прекрасный штурман, — хвалит папа, — я бы не смог так ловко провести «Маруську».
— Давайте споем, — предлагает мама, — теперь, на спокойной воде, имеем право спеть.
И они всей семьей, которую по-правильному надо называть экипаж, поют свою любимую в то лето песенку «Когда у вас нет собаки». Под эту песню так удобно грести. А стрекозы садятся на острые кончики осоки. А солнце играет в каждой капле воды и в каждой, даже самой маленькой, волне…
Однажды Лена слышала, как мама говорила своей подруге Веруше:
— Лена у нас очень спортивная девочка. Ты бы посмотрела, как она плавает. А на лыжах ходит гораздо лучше меня. Знаешь, даже обидно — я ее учила, маленькую, косолапенькую, а она ходит лучше меня.
— Закон прогресса, — туманно объясняла мамина подруга Веруша. — Дети должны все делать лучше нас.
Потом случилось так, что папа и мама расстались. Лена и мама остались вдвоем. И на байдарке ходили вдвоем по разным рекам. Вдвоем в лодке даже просторнее. Каждое лето какая-нибудь река — Гауя в Латвии, Печора, Волга, озера в Белоруссии.
— Ленка, ты не устала? — спрашивает мама, а байдарка скользит, скользит, и солнце играет в воде, и детство еще не кончилось.
Лена сидит впереди, она крепко держит весло, волдыри на ладонях уже начали заживать. Тяги руля теперь привязаны к ступням. Двинешь вперед левой ногой — и «Маруся» кротко заворачивает влево. Чуть потянешь правую тягу — пожалуйста, «Маруся» сворачивает вправо. Серая, длинная, с синей палубой, которая по-правильному называется декой.
— Лена, ты не устала?
— Ну что ты, мама. Конечно, нет.
Жаловаться на усталость неспортивно. И вообще жаловаться — последнее дело. Мама никогда не жалуется. И Лена никогда не жалуется.
А чистая вода под веслом завивается веселым бурунчиком.
Однажды мама сказала своей Веруше:
— Если хочешь, чтобы тебя не подводили, опирайся на себя, а не на других.
Лена не совсем поняла эти слова, но одно было ясно — мама сильный человек, а это, конечно, хорошо.
Они очень дружно гребут, Лена и мама, — в одном ритме и чувствуют настроение друг друга. Они — экипаж, опытный и слаженный.
— Споем, Ленка?
— Споем.
И они поют песенку про маленького принца, которую они полюбили в то лето.
На закате они причаливают к самому лучшему месту на всей реке. С шорохом «Маруся» утыкается в песок. Лена ставит палатку, мама переносит рюкзаки на берег и разводит костер. И все быстро, складно. Комары зудят и досаждают, Лена шлепает себя по чему попало.
— Ой, мам, надоели!
— Может, вернемся домой? — ирония мамы попадает в цель.
Лена старается не обращать внимания на комаров. Подумаешь, зудят. А зато закат во все небо, розовый, а по краю — желтый. И сосны красные. А ужин — вермишель или каша — самый лучший ужин. И самый душистый брусничный чай. А птицы перекликаются перед сном. И голубая цапля, вытянув назад тонкие ноги, бесшумно пролетает над рекой. Синяя птица.
— Ты можешь доплыть до того берега? — спрашивает мама.
— Могу, конечно.
Лена и правда может доплыть до того берега, хотя он еле виден вдали — в этом месте разлив, и река очень широкая.
— Ты знаешь, Ленка, — говорит мама, когда они лежат в палатке, — я очень рада, что ты спортивный человек. Уметь преодолевать — это очень важно.
— Преодолевать что? — спрашивает Лена сквозь сон.
— Ну как что? Разные препятствия жизненные. И свои собственные слабости. Ты мешок хорошо застегнула? Не дует?
— Все в порядке, мам, все очень хорошо.
Как прекрасно проснуться утром не от звона будильника, а от крика кукушки или свиста скворца. Как хорошо с разбега влететь в обжигающую холодную воду и, рассекая ее плечом, плыть рывками вперед. И вода уже не кажется такой холодной. Лена чувствует радость от собственной силы, легкости и непобедимости. Как хорошо быть спортивной — ничего не страшно. А на берегу мама, она смотрит из-под ладони и улыбается.
…Однажды они сидели у костра, Лена шевелила прутиком раскаленные насквозь ветки, от этого искры летели в лиловое небо.
— Сейчас чай закипит, — сказала мама.
Было тихо, ласково, пахло рекой.
— Мама, — спросила Лена, — а почему вы с папой разошлись?
Лене шел уже тринадцатый год, она была очень высокая, худая, длиннорукая и резкая.
Мама молчала.
— Это ничего, что я спросила? Если не хочешь, можешь не отвечать, мам.
Мама сняла с огня котелок, заварила чай. Обхватила колени руками.
— Знаешь, Лена, жизнь не расскажешь. А если коротко — из-за эгоизма. Семья — это когда жалеют другого, а не себя. И умеют подвинуться. А папа повел себя неблагородно. Во всяком случае, я так почувствовала. И не смогла стерпеть.
— Неспортивно? — спросила Лена. — Папа поступил неспортивно?
— Можно считать, что да.
Это слово у них всегда очень много значило. И действительно, оно многое объясняет в жизни. Хитрый, лживый, недружелюбный, себялюбец — неспортивный. Неспортивное поведение — неблагородное.
Лена с малых лет занимается спортом. Мама уверена — это гарантия, что вырастет смелой, сильной и вообще хорошей. В шесть лет мама привела Лену в бассейн. Лена помнит — неправдоподобно голубая вода, запах хлорки, тоненькие дети, пестрые купальники. Тренер Елизавета Ивановна была ласковая, она говорила «ножка», «ручка». «Ручку вперед, ножками работай энергично, головку опусти, дыши носиком в воду!» Лена научилась плавать, а больше в бассейн не ходила. Елизавета Ивановна велела им соревноваться, кто приплывет быстрее, а Лена не любила соревноваться.
Потом была лыжная секция. Лена получила первый юношеский разряд. А потом стала пропускать занятия и к середине зимы бросила секцию.
— Почему ты не ходишь на тренировки? — спросила мама. — Ты же любить лыжи.
— Я буду ходить на лыжах с тобой по воскресеньям. Годится?
Мама не стала спорить. Так хорошо вместе в лесу. Белые елки, синицы звенят, а лыжня заманивает вдаль.
Мама не знала, что Лена ушла из секции потому, что не сумела подружиться с девочками. Все они показались Лене грубыми, слишком энергичными. Не то что лыжню не уступят — сшибут и не обернутся. Спортивно, да? Воевать с ними Лена не могла, а рассказывать об этом маме не хотелось. Найдутся друзья в другом месте, не обязательно в лыжной секции…
А не найдутся — что ж. С мамой тоже хорошо. Еще не каждому так повезет в жизни — мама идет на лыжах, от Лены не отстает. И снегири розовыми шариками рассыпались под сосной. Скрипит снег, щеки горят.
— Лена, хочешь мандарин? Не озябла?
— Нет, мама. Все хорошо.
И правда хорошо. Оттолкнулась палками и полетела вниз с горы. Нисколько не страшно. Захотела — свернула на полной скорости. Послушны лыжи, послушна скорость. А мама стоит наверху и радостно кричит:
— Ты стала кататься лучше меня! Намного лучше!
Девчонки в лыжной секции злились, если ты пройдешь лучше их. А тут человек радуется за тебя — вот какое оно, настоящее спортивное поведение. Хорошо дружить с мамой.
А друзья? Пока нет друзей. Ни одного друга, ни одной подруги. Почему их нет? Лена часто думает об этом и ответа не находит. Она держится в стороне, потому что стесняется, она не верит в себя. А девчонкам, наверное, представляется, что она слишком гордая, что никто ее не интересует. Все может быть, Лене трудно в этом разобраться. Ей хочется, чтобы ее понимали, всем людям этого хочется. А как помочь другим понять тебя? Не каждый умеет. Лена не умеет. А может быть, гордость и трусость — близкие родственницы? И почему считается, что гордым быть хорошо, а трусливым плохо? Об этом еще надо подумать.
Вот Лена стоит в школьном коридоре у окна и прислушивается к разговору девчонок. Девочки все из ее класса, и Лена могла бы подойти к ним и поболтать, а не ловить жалкие обрывки разговора, стоя в сторонке. Но — ее никто не позвал, и ей кажется, что подходить самой и встревать неудобно. «Вот еще, буду я навязываться», — привычно думает она. Гордость? Или трусость?
