— Лена! Шайбу!
Она слышит и не слышит. Сейчас она сама себе дает команды.
Мягко, легко, как будто спокойно, она посылает мяч вперед, и вслед ему она посылает свою веру в то, что он попадет в кольцо, именно в кольцо. И мяч медленно, как в замедленном кадре кино, как во сне, летит опускается, как будто даже останавливается и падает бесшумно прямо в кольцо, в середину.
И тут раздается свисток. Лена вздрагивает, она не понимает, почему свисток. Неужели она нарушила правила? Разве она что-нибудь сделала не так? Она как в тумане. Крик и топот, и девочки кидаются к ней. Вопит Ромка, смеется Катя. Игра окончена, вот почему свисток! Игра окончена. Ничья! Ничья — с кем? С самыми великими непобедимыми баскетболистками спортшколы! Ничья — это победа. И спорить не приходится. Команда обыкновенных девочек победила, хотя на табло — ничья, сорок шесть — сорок шесть.
В зале появляется Галя, Лена смотрит на нее и никак не поймет — откуда взялась Галя? Галя же в Ленинграде. И Лену ввели в основной состав именно потому, что Галя в Ленинграде. И Лена не подвела свою команду, они сыграли вничью, и теперь игра окончена, и веселая кутерьма начинается в зале.
— Галя, откуда ты? — Лена моргает, и Галя смеется.
— Приехала. Каникулы кончились. Неужели забыла?
Светлана Михайловна гладит своих девчонок по спинам, по вымокшим майкам, по растрепанным головам. Какие замечательные девочки, какие талантливые баскетболистки, какие все до одной красивые.
Седой высокий тренер подошел к ним и сказал:
— Поздравляю, Светлана Михайловна, отличная команда. А эту, с челкой-метелкой, я бы хоть сейчас в свою спортшколу взял. Чего прячешься за спины? Подумай. Только челку советую подстричь, мешает смотреть.
Бывают в жизни счастливые дни. Конечно, бывают. Вот сегодня, например, счастливый день. Самый настоящий.
На перемене Марина подошла к Лене.
— Значит, ты теперь будешь в спортшколе? — Марина внимательно разглядывает Лену, ее глаза говорят: и что в тебе такого уж особенного? И почему выбрали именно тебя? Разве не нашлось кого-нибудь получше?
А Лена в это время внимательно разглядывает Марину, не опускает глаза, не боится — смотрит на Маринины сощуренные веки, на поджатые губы, на тоненькие выщипанные брови, которые Марина хмурит недовольно, и от этого становится не такой красивой. И вдруг Лена отчетливо понимает — Марина ей завидует. Марина! Сама Марина! Первая красавица, уверенная и непобедимая. Завидует, страдает. И Лене становится жалко Марину. Завистливых надо жалеть, они всегда мучаются — им кажется, что им чего-то недодали.
— Я не пойду в спортшколу. Я останусь в своей команде, — говорит Лена.
— Правда? Ну и правильно. Подумаешь, спортшкола. Как мы их!
— Конечно! Подумаешь, спортшкола. Что мы, спортшколу не видели? Правда, Марина?
Подходит Светлана Михайловна.
— Лена, Марина, завтра тренировка, не опаздывайте.
— Светлана Михайловна, — спрашивает Марина, — а со спортшколой мы еще сыграем? Хоть разочек, а, Светлана Михайловна?
— Через некоторое время — непременно, — отвечает тренер. — Если будете так играть, вы всю Москву победите. Только без спеси, без нахальства, слышите?
…Дома мама печет печенье, и пахнет в квартире празднично, вкусно — не то ванилью, не то корицей. И тепло, и очень славно.
— Мама, мне никто не звонил? — спрашивает Лена.
— Никто. Хотя нет, звонил какой-то молчаливый, в трубку сопел, ничего не сказал.
— У меня нет таких знакомых, — говорит Лена.
— У всех есть такие знакомые, Леночка. Даже у меня. Несмотря на преклонный возраст. Но это был кто-то из твоих знакомых. У меня интуиция.
— Да ну, мам, у тебя всегда интуиция. И насчет преклонного возраста кокетничаешь, сколько можно?
Мама ничего не ответила, вздохнула, стала вытаскивать противень с печеньем. Лена вдруг увидела у мамы седину, и не отдельные пряди, как было совсем недавно, а много седых волос. И лицо у мамы усталое, и глаза невеселые.
— Мама, а давай в воскресенье пойдем с тобой на лыжах. Пойдем?
— Можно, — отвечает мама, — очень даже просто — утром сядем в электричку, через час окажемся в белом лесу.
Зазвонил телефон.
— Слушаю, — сказала Лена, — слушаю.
В трубке молчали. Потом Лена услышала частые гудки.
Жалко того, кто звонит и не решается говорить. Стесняется.
Что-то ей сегодня всех жалко — маму, Марину и этого молчаливого. Почему она вдруг всех пожалела? Может быть, потому, что перестала жалеть себя? Стала сильнее, стала щедрой. И увидела, что у всех, даже у самых сильных, бывает нехорошо на душе. И мама — это мама, а не такой человек, с которым надо воевать, отстаивая свою независимость. Независимость приходит сама, когда ты до нее дорастаешь, когда ты ее достоин. И не раньше, у Лены это связано с тем, как она рвется к кольцу, держа в руках желтый мяч, похожий на маленькое солнце или на огромный апельсин. В спину кричат: «Лена! В отрыв!» Это значит, ворвись на чужую половину, пока там никого нет. И тогда ты забросишь мяч наверняка, никто тебе не помешает. Но кричат просто от переполняющих эмоций, отрыв может получиться или не получиться. И бросок по кольцу может быть удачным или неудачным. И мяч могут не отнять, а могут и отнять. И все-таки теперь у Лены есть уверенность, что она не проиграет, что она не последний человек в классе, в команде, в своем доме, во всем мире. Не последний, нет. Она стала играть в баскетбол. Просто так, ни на что не рассчитывая. «Постарайся попасть по кольцу» — так сказали ей. И она стала стараться. Мяч — кольцо, мяч — кольцо. И больше ничего, полная сосредоточенность. А в это время меняется сам человек, отлетает то, что мешает двигаться вперед, находишь общий язык с людьми, тебя окружающими. Она теперь умеет не обижаться на весь белый свет. Проснулась энергия, появилась координация движений, координация чувств.
Теперь Лена не зависит от каждого слова, сказанного ей, от каждого взгляда. Она защищена, потому что она в команде, она может быть, стремительной и ловкой, она бросает мяч и попадает по кольцу. Она верит в себя и любит свою команду.
…Ромка стоит на скамейке и смотрит на одно освещенное окно. Ничего в этом странного нет. Человек, каждый человек, сам решает, где ему стоять и на что ему смотреть.
Ромка знает: если смотреть долго и терпеливо, то на фоне занавески появится силуэт, и челка будет торчать надо лбом. Но сегодня силуэт не появляется, и Ромка начинает чувствовать себя дураком — торчит на скамейке целый час, а чего торчит, сам не знает.
И тут Ромка вдруг видит, как на занавеске появляется тень. Только это не голова, это две ноги, обутые в тапки с помпонами. Ноги торчат неподвижно, иногда чуть качнутся и снова не двигаются. Как будто там, в комнате, на третьем этаже, человек встал на голову и стоит долго, вот уже минут пять. Ничего не поймешь. Зачем она на голове стоит? Откуда ему знать, что Лена решила ни в чем не уступать той, самой сильной девочке из спортшколы. Ни в чем и ни за что.
Звонит телефон.
— Слушаю, — говорит Лена.
— Ты чего на голове стоишь? — спрашивает Ромка.
А она смеется:
— Уже на ногах, Ромка. Ты где?
— У твоего дома. Выходи гулять, Лена.
— Сейчас выйду.
Яркий синий вечер, легкий снег. Конечно, не последний в этом году. Но так хочется верить в весну.
