Оксана Митяева
Нереальное лето 1978
Мне повезло: мои бабушка и дедушка жили в Крыму. Моим родителям не надо было долго думать, куда меня отправить на летние каникулы, также, как и на зимние: я всегда прилетала в Симферополь.
Во дворе моего детства, кроме местных, всегда было огромное количество, такихже, как я, ребят, которым посчастливилось на каникулы приехать к своим родным в Крым.
Эта была замечательная пора, когда мы прибегали домой только чтобы быстро поесть, или попить, а заодно захватить что-нибудь вкусненькое. А вкусненькое было, например, от души намазанный маслом белый хлеб, да еще обсыпанный сахаром. Вкуснотище! Или захватить на всю компанию бабушкины пирожки, смазанные саламуром — так называлась затирка из сала, перетертого с чесноком и ещё с каким-то бабушкиным секретным ингредиентом. Этот аромат сводил с ума проголодавшихся во дворе девчонок и мальчишек. А еще поесть на бабушкиной даче ягоды и фрукты. А еще покупаться в море у подножья горы Аю-Даг. Каждый год летние каникулы проходили одинаково: весело и счастливо!
Наступило очередное долгожданное лето. Я в аэропорту, сижу в кресле зала ожидания и разглядываю сидящих рядом со мной пассажиров.
Какие-то несколько часов — и я снова буду в городе своего детства, рядом со своими любимыми бабушкой и дедушкой! И как здорово, что я лечу со своими родителями. Обычно, когда начинались каникулы, мои родители ещё работали. Мне покупали билет, отвозили в аэропорт, находили внушающего доверие пассажира, и перед самой посадкой просили, чтобы в полёте он за мной присматривал.
Но в этот раз всё было по-другому.
…В соседнем кресле сидит моя мама, она листает журнал. Громкий голос объявляет посадку. Рядом сидящие пассажиры, начинают вставать и двигаться к объявленному выходу. Толпа народа быстро собирается.
Я растерянно ищу глазами в этой толпе своего отца, начинаю переживать, что не могу его отыскать. И тут в толпе я замечаю его! Он машет мне рукой и зовёт меня по имени. Я хватаю свой рюкзак, машу ему в ответ и кричу: «Я иду»! Пробиваюсь сквозь толпу. Переступаю через чемоданы, которые почему-то стоят на моём пути. Мой отец продолжает мне махать рукой, поторапливая меня…
…Вдруг кто-то хватает меня за одежду и тянет назад. Я начинаю изо всех сил сопротивляться. Я уже больше не вижу своего отца и не слышу его голос. Толпа начинает двигаться, оставляя меня позади. Я в растерянности смотрю на спешащих вокруг меня людей, которым абсолютно нет дела до меня…
Сзади меня хватают за плечи и сильно трясут. Я слышу, голос своей мамы, которая постоянно повторяет моё имя. Становится темно. Пытаюсь всмотреться в темноту, и не могу понять, кто стоит рядом со мной. Только слышу испуганный мамин голос. Темнота рассеивается…
— Оксана! Оксана! Оксана! — Мама крепко держит меня за плечи и прижимает к себе. Я слышу, как стучит её сердце. Я возвращаюсь в реальность. Мы в больничной палате. А где же наш аэропорт, мой папа?
…Эта была очередная галлюцинация за последние сутки. Они настолько реальные, что совершенно невозможно различить, где быль, а где начинается небыль. Меня снова укладывают на больничную койку, и я не засыпаю, а впадаю в небытие…
Меня зовут Оксана. И это — реальная история о нереальном лете 1978 года. В сентябре того года мне должно было исполниться восемь лет.
Был август. Многие ребята ещё не вернулись, и отдыхали со своим родителями кто где. Наш двор был пустым: только я и моя подруга — больше никого. Военный гарнизон находился в степи северного Казахстана. Стояла невыносимая жара. Но дома сидеть было еще скучнее, и поэтому мы без дела слонялись во дворе.
К нам подошёл мальчишка из дома, в котором я жила. Мы вместе повисели на турнике, покачались на качелях. И тут он заговорщицки предложил пойти с ним за дом, где он нас угостит сладкими корешками. Нас с подругой не пришлось долго уговаривать. Мы с радостью согласились, и с удовольствием приняли от него угощение. Он ушёл домой, а мы продолжили скучать, качаясь по очереди на качелях.
Через некоторое время нам захотелось пить, и мы вместо того, чтобы пойти домой, пошли в соседний дом, к знакомым наших родителей.
Сейчас думаю, почему мы сразу не пошли домой? И мне приходит только одна мысль: наверное, потому что я жила на пятом этаже, а моя подруга на третьем, а те, к кому мы пошли — на первом. Все же ближе!
Мы поскреблись в дверь и попросили воды. Нам налили каждой по кружке, мы их в момент выпили! Посидев во дворе этого дома, минут через десять вернулись с той же просьбой. Нам снова налили воды. И когда мы пришли в третий раз, нам дали напиться и строго попросили больше не беспокоить.
Пить все равно очень хотелось, и нам пришлось идти домой. Моя подруга сказала: если я пойду сейчас домой, то меня больше не выпустят на улицу. И мы приняли решение сгонять ко мне, хоть это и был пятый этаж.
Маму, открывшую дверь я почему-то увидела вверх ногами. Я заплакала. И сказала, что я не хочу умирать.
Мама стала расспрашивать, что случилось, но я решила скрыть, что мы ели какие-то корешки. Мы снова попросили воды, потому что во рту всё сильно пересохло, жажда безумно мучила нас. Вместо воды мама налила нам по стакану натурального коровьего молока из трёхлитровой банки, которое мои родители покупали у местных казахов, живших в ауле недалеко от нашего гарнизона.
И тут я увидела, как расчёска, которая лежала на трельяже, поднялась и повисла в воздухе. Я начала в ужасе кричать и махать руками в её сторону. В суматохе моя подруга выскочила из квартиры, хлопнув дверью.
Минут через пятнадцать раздался телефонный звонок, и мама моей подруги, она была медиком, скомандовала: срочно спускайтесь вниз, я буду ждать у подъезда. Нужно немедленно в госпиталь: наши девчонки отравились беленой.
Мама схватила меня в охапку и уже скоро, мы, вчетвером, бежали в госпиталь. По дороге я вырывала руку из руки своей мамы, не хотела никуда идти. Все время хотелось пить, силы стали оставлять меня.
С горем пополам мы, наконец-то, добрались до больницы. В приемном отделении, выслушав жалобы, нас срочно отправили в терапевтическое отделение, предварительно подтвердив опасения.
Сладкие корешки, которые мы с подругой с удовольствием лопали, оказались
