Алексей Павлов
Западный ветер или идти под солнцем по Земле
Предисловие
Все течёт, все изменяется, говорил Гераклит, и множество веков прожила его, казалось бы, незатейливая мысль: нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Много воды утекло и с той поры, кода Алексей Павлов оказался на свободе, и перед ним окрылись исполненные таинственной притягательности, но и опасные пути; куда? - конечно, прочь из Йотенгейма. Многое с тех пор наполнилось уже эпическим содержанием; изменился и автор. Это теперь иной Алексей Павлов, во многом добившийся чего хотел (но об этом когда-нибудь позже), а прежнего мы оставили в московском дворе проснувшегося весенним ранним утром в автомобиле, впервые за долгое время закутанного в чистое одеяло, и предстоял ему, помнится, допрос в Генпрокуратуре, а сам он был готов немедленно пуститься в путь и посмотреть любой опасности в глаза. Где-то там среди неясного прошлого видится через лобовое стекло автомобиля ВАЗ-2106 его отрешённое лицо, и говорить о нём уже легче как о постороннем, хотя и хорошо знакомом человеке, что благосклонный читатель , надеюсь, и позволит автору.
Итак...
Глава 33
Через несколько дней свободы Павлов наконец поверил, что повторно арестован не будет, по крайней мере в ближайшее время, и сладкий яд прощания с родиной стал медленно как дым проникать в душу. Кто ты теперь – арестант. А какой арестант без побега. Какие ветры воспоминаний поднялись при этой мысли, какое жаркое дыхание свободы обожгло лицо, какие горизонты открылись! - будто после мучительно долгого восхождения, когда времени у тебя не больше часа, а ты сидишь на вершине как усталый бог, а вокруг в бесконечную даль уходят в бессмертном покое голубоватые горы, и выше тебя только небо. И что ещё сказать, когда придёшь домой, и, в общем-то, никуда не хочется, но отныне ты не хозяин своего дома, своего времени, своей жизни; ты – з/к – до следующей оттепели, до грядущей перестройки, когда Россия как лошадь вспрянет ото сна.
Вряд ли тогда Алексей Павлов размышлял именно так, - скорее был погружён в сон наяву, в который, однако, грубым диссонансом вторгалась Генпрокуратура, как сборище дебилов, явившихся на бал, как заноза или зловоние.
Олицетворением скверны выступал следователь Ионычев. «Как двоечник!» - сетовала на него адвокат Ирина Николаевна.
- Начинаем допрос, - важно говорил Ионычев. – Сколько у Вас, гражданин Павлов, было автомобилей?
- Это Вы по делу или из любопытства?
- Вопрос Вам задан в рамках допроса, значит по делу. Отвечать вопросом на вопрос Вы не должны. Вы обязаны отвечать по существу. Вы ознакомлены с ответственностью за дачу ложных показаний.
- Моим ответом является именно вопрос. Причём по существу. Или ответ в неугодной Вам форме является ложным показанием? Тогда я ходатайствую о том, чтобы Вы мне предлагали вариант моего ответа, а в конце протокола мы напишем: «Со слов следователя записано верно». Ирина Николаевна прятала усмешку, а Ионычев откидывался в кресле и собирал мысли в кучу.
- Ладно, Алексей Николаевич, мы предоставляем Вам льготную возможность. Я буду задавать вопросы, а Вы можете, не отвечая устно, записывать ответы в протокол собственноручно. Хотя это и не по правилам. Так сколько у Вас было автомобилей?
- За какой период?
- За последние десять лет.
- Вы обвиняете меня, согласно статьи 160, в присвоении чужого имущества?
- Да. Или в растрате.
- Если не ошибаюсь, пригрезившееся Вам деяние произошло в 1997 году?
- Выбирайте выражения. Ваша вина доказана.
- Я в курсе. В ответ на моё заявление мне то же самое написал зам. Генпрокурора товарищ Хметь. Хотя я, с Вашего позволения, с выводами потерпел бы до суда. Но хорошо, по-вашему, в 1997 году. В таком случае, Вы замечательно связали понятия пространства и времени ( помните, как сержант Иванов приказал рядовому Сидорову копать канаву от забора и до самого обеда?), и мы просто обязаны присовокупить всё моё имущество последнего десятилетия к уголовному делу 1997 года, равно как считать это имущество присвоенным или растраченным. Позволите так и записать?
- Так у Вас же статья с конфискацией!
- Уже яснее. Вот мой ответ: все когда-либо принадлежавшие мне автомобили куплены на заработанные мной деньги абсолютно легальным путём. Где находятся эти автомобили, и сколько их, я не помню или не знаю. Надеюсь, что столь авторитетная организация, как Генеральная прокуратура, в состоянии выяснить этот вопрос, я обращаюсь к ней в Вашем лице за помощью и прошу выяснить, где и сколько за последние десять лет есть моих автомобилей.
- А Лексус в Лиссабоне!? – не выдерживал Ионович.
- Ну и что? – недоумевал Павлов.
- Придёт время и мы доберёмся до Вашего заграничного имущества!
- Нет у меня имущества за границей. Формально, конечно. Всё записано на разных людей, а они не российские граждане.
- Не волнуйтесь, мы вызовем и допросим этих людей.
- Неужели это в Ваших силах? – недоверчиво изумлялся Павлов.
- Да, мы это можем, - отвечал, надуваясь как Воробьянинов, Ионычев и неожиданно делал профессиональный выпад: «А почему Вы ушли из банка?! Вы - успешный бизнесмен, - почему? Какой мотив?»
- Мотив – «расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой!»
- А если серьёзно?
- Если серьёзно , то, в современной аранжировке: поплыли туманы по реке. Выходила на берег Катюша на высоком тонком каблуке».
- Не придуривайтесь. Экспертиза установила, что Вы психически здоровы. Или Вы решили симулировать? Я спросил, какой мотив.
- А я ответил.
- А вот мы адвоката спросим. Ирина Николаевна, Вы понимаете суть вопроса, заданного подследственному?
- Алексей Николаевич, следователь имеет в виду мотив Вашего поступка.
- А-а.. Мотив поступка не сложен: по собственному желанию.
- Подробнее.
- Хорошо, - послушно соглашался Павлов и видел, как раздражение покидает следователя. – Дело в том, что всякое увольнение должно происходить в соответствии с трудовым законодательством, что означает, что если увольняющийся принял решение больше не работать, то оно должно быть оформлено в трудовой книжке на основании заявления и принятого ответственным лицом решения. Если ответственное лицо не видит препятствий к увольнению, то последнее оформляется в соответствии с статьей 31 КЗОТ РСФСР. Вы, конечно. Знаете, что РСФСР уже нету, но…
- Хватит! Трудовое законодательство нам известно. Не надо его комментировать.
- Но Вы просили поподробнее.
- Не настолько. Ладно, пишите, сколько у Вас было автомобилей.
Так или иначе, но допрос заканчивался. Конечно, не всё так безобидно в Генпрокуратуре, и подобные речи могут дорого стоить, но – чуть-чуть интонации, немного простодушия – и вот уже задумался следователь – а вдруг ты всерьёз такой, с таким вот образом мыслей, и по-другому не умеешь.
Уйти из этого кабинета не всегда, казалось, возможно. До наручников и нового задержания здесь было полшага. Но выйдя из пещеры подворотни на Садовое кольцо и ещё не веря в удачу, сев наконец в подошедший (о скорей бы!) троллейбус, Павлов освобождался от наваждения. Троллейбус был как избавитель. А далее – уже по традиции – скорее на Пятницкую, в закусочную, где много места и мало народу, стакан водки и что-то поесть, потом второй и третий подчас стакан – и на Павелецкую в баню, а там, если повезет, компания умельцев « поддать» хорошо приготовит парилку с ромашкой или мятой – и поплывёт душа в рай, пронзённая до кости горячим мягким паром. На западе этого нет. Единственно чего не будет хватать Павлову в будущей жизни – это московской хорошей бани, воспетой ещё Гиляровским. На западе в чести сауна, чужеродная русской душе. О боги, кто бы знал, как хочется покинуть этот край. Ностальгия? Пусть расшибёт себе лоб о Бутырские тормоза. А баню мы, как храм в своей душе, построим сами.
Как говорил древнеармянский философ Давид Анахт, «об этом столько». Хватит повествовать об уродах. Последнее свидание с Иоанычевым состоялось в мае накануне так называемых праздников. Придя на допрос, Алексей застал следователя в благодушном настроении, порывавшегося поздороваться за руку. «Сегодня допрос отменяется, - задушевно сказал он. – Завтра будет демонстрация, вообще неясно, что будет в стране». «Да, - поддержала разговор адвокат, - вчера по телевизору выступил Утин…»
- А этот – вообще бандит! – убеждённо прервал ее следователь.
Ну, бандит и бандит, и хрен бы с ним сто раз, главное, что сегодня в троллейбус сядем без препятствий.
- А Вас, Павлов, - оживился следак, - я найду способ, как вернуть в тюрьму. До свиданья».
Глава 34
Для верности описания следует отметить, что большую часть времени после выхода на свободу Павлов проводил в больнице. Лечиться было надо, иначе никаких резких движений делать нельзя. Поэтому, что ни день, рано или поздно, но возвращаться в больницу было нужно. ЦКБ-2 в Сокольниках была как родная. Давний приятель Геннадий, много лет назад начинавший здесь водителем, стал главным инженером и многие врачи и сёстры были знакомы по турслётам и спортивным соревнованиям, когда Павлов выступал в молодости за ЦКБ-2 как сотрудник (подставной, разумеется). Как-то раз перед стартом лыжной гонки подбежал к Генке судья, сам из врачей ЦКБ, и спросил, кто такой Павлов, что-то он его не помнит. «Уролог, - ответил Гена, - уроет – не встанешь».
