Эль Кеннеди
Репутация плохой девочки
ГЛАВА 1
Женевьева
Все, даже отдаленно связанные со мной, находятся в этом доме. Одетые в черное и сбившиеся в неловкую беседу вокруг сырных тарелок и блюд для запекания. Мои детские фотографии на стене. Урывками кто-то чокается вилкой о бутылку "Гиннесса" или бокал "Джеймсона", чтобы поднять тост и рассказать неуместную историю о том, как мама однажды каталась на гидроцикле топлесс на параде лодок в День независимости. В то время как мой папа выглядит неуютно и смотрит в окно, а я сижу со своими братьями и притворяюсь, что мы знакомы с этими старыми историями о нашей матери, веселой, хватающей жизнь за яйца Лори Кристин Уэст … хотя на самом деле мы ее совсем не знали.
— Итак, мы везли его во Флориду в кузове старого грузовика с мороженым, — начинает Кэри, один из двоюродных братьев моей матери. — И где-то к югу от Саванны мы слышим этот шум, похожий на шорох, доносящийся сзади…
Я цепляюсь за бутылку воды, боясь, что буду делать, не имея ничего в руках. Я выбрала чертовски подходящее время, чтобы протрезветь. Все, с кем я сталкиваюсь, пытаются сунуть мне в руку напиток, потому что не знают, что еще сказать бедной девочке, оставшейся без матери.
Я обдумала это. Поднимаюсь в свою старую спальню с бутылкой чего угодно и опрокидываю ее, пока этот день не закончится. За исключением того, что я все еще сожалею о том, что в прошлый раз поскользнулась.
Но это, безусловно, сделало бы все это испытание немного более терпимым.
Двоюродная бабушка Милли делает круги по дому, как золотая рыбка в аквариуме. Каждый раз она останавливается у дивана, чтобы похлопать меня по руке, слабо сжать запястье и сказать, что я выгляжу точь-в-точь как моя мать.
Отлично.
— Кто-то должен остановить ее, — шепчет мой младший брат Билли рядом со мной. — Она сейчас упадет в обморок. Эти тощие маленькие лодыжки.
Она милая, но она начинает пугать меня. Если она назовет меня по имя моей мамы, я могу сойти с ума.
— Я сказал Луису, чтобы он выключил радио, — продолжает кузен Кэри, взволнованный своей историей. — Потому что я пытаюсь точно определить, откуда исходит шум. Подумал, что мы могли что-то тащить.
Мама болела несколько месяцев, прежде чем ей поставили диагноз рак поджелудочной железы. По словам папы, она имела дело с постоянной болью в спине и животе, которую игнорировала, считая ее старением, а потом, месяц спустя, она умерла. Но для меня все это началось всего неделю назад. Звонок в середине дня от моего брата Джея, призывающего меня вернуться домой, за которым последовал еще один звонок от моего отца, сообщающего, что мамы больше нет.
Они все держали меня в неведении. Потому что она не хотела, чтобы я знала.
Насколько все это запутанно?
— Я говорю о том, что на протяжении многих миль вокруг меня что-то стучит. Сейчас, мы все изрядно потрепались, ясно? Ты должен понять. Наткнулся на этого старого хиппи-фрика в Миртл-Бич, который подсадил нас на какой-то куш…
Кто-то кашляет, что-то ворчит себе под нос.
— Давайте не будем утомлять их подробностями, — говорит кузен Эдди.
Понимающие взгляды и заговорщические ухмылки путешествуют среди кузенов.
— В любом случае. — Кэри начинает снова, заставляя их замолчать. — Итак, мы слышим это, что бы это ни было. Тони за рулем, а ваша мама, — говорит он, указывая своим стаканом на нас, детей, — стоит перед морозилкой с бонгом над головой, как будто собирается забить енота до смерти или что-то в этом роде.
Мой разум далеко, далеко от этого нелепого анекдота, перемешанного и искаженного мыслями о моей матери. Она провела недели, лежа в постели, готовясь к смерти. Ее последним желанием было, чтобы ее единственная дочь узнала, что она больна, в самый последний момент. Даже моим братьям было запрещено находиться у ее постели, пока она медленно и мучительно приближалась к ее последним дням. Мама, предпочитающая, как всегда, страдать молча, держа своих детей на расстоянии. На первый взгляд может показаться, что она сделала это ради своих детей, но я подозреваю, что это было ради нее самой — она хотела избежать всех тех эмоциональных, интимных моментов, которые, несомненно, вызвала бы ее надвигающаяся смерть, так же, как она избегала этих моментов в жизни.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В конце концов, она почувствовала облегчение, получив оправдание не вести себя так, как наша мать.
— Никто из нас не хочет открывать морозильник, и кто-то кричит Тони, чтобы он остановился, но он сходит с ума, потому что видит полицейского в нескольких машинах позади нас, и, о да, нам приходит в голову, что мы перевозим контрабанду через границу штата, так что…
И я могу простить ее. До своего последнего вздоха она была самой собой. Никогда не притворялась кем-то другим. С тех пор, как мы были детьми, она ясно давала понять, что мы ее не особенно интересуем, поэтому мы никогда не ожидали многого. Однако мой отец и братья — они должны были рассказать мне о ее болезни. Как вы скрываете что-то подобное от своего ребенка, от своей сестры? Даже если бы я жила в сотне миль отсюда. Они должны были сказать мне, черт возьми. Возможно, были вещи, которые я хотела ей сказать. Если бы у меня было время подумать об этом больше.
— В конце концов, говорит мне Лори, ты откроешь крышку, и мы распахнем боковую дверь, и Тони притормозит достаточно, чтобы выбросить что бы то ни было на обочину дороги.
Из толпы раздаются смешки.
— Итак, мы считаем до трех, я закрываю глаза и открываю крышку, ожидая, что мех и когти прыгнут на мое лицо. Вместо этого мы видим там какого-то спящего чувака. Он забрел неизвестно когда. Может быть, где-нибудь в Миртл-Бич. Просто свернулся калачиком и вздремнул.
Я не так представляла себе возвращение в Авалон-Бей. Дом, в котором я выросла, был переполнен скорбящими. Цветочные композиции и траурные открытки на каждом столе. Мы покинули похороны несколько часов назад, но я предполагаю, что эти вещи преследуют вас. В течение нескольких дней. Недель. Никогда не знаешь, когда приемлемо сказать: "Ладно, хватит, возвращайтесь к своим жизням и позвольте мне вернуться к моей". Как вообще выбрасывать трехфутовое цветочное сердце?
Когда история Кэри заканчивается, мой отец хлопает меня по плечу и кивает в сторону коридора, отводя меня в сторону. Он надевает костюм, возможно, в третий раз в своей жизни, и я не могу к этому привыкнуть. Это просто еще одна вещь, которая не к месту. Возвращение домой в место, которое я не совсем узнаю, как будто просыпаюсь в альтернативной реальности, где все знакомо, но нет. Просто немного не по центру. Наверное, я тоже изменилась.
— Хотел забрать у тебя минутку, — говорит он, когда мы уходим от мрачного празднества. Он не может оторвать руки от галстука или оттянуть воротник рубашки. Ослабляет его, затем, по-видимому, уговаривает себя выпрямить и снова затянуть, как будто он чувствует себя виноватым. — Послушай, я знаю, что сейчас не самое подходящее время поднимать этот вопрос, поэтому я просто должен спросить.
— Что происходит?
— Ну, я хотел узнать, не планируешь ли ты задержаться на некоторое время.
Черт.
— Я не знаю, папа. Я не придала этому особого значения. — Я не ожидала быть загнанной в угол так быстро. Подумала, что у меня будет время, может быть, пара дней, чтобы посмотреть, как идут дела, и тогда решить. Я покинула Авалон Бей год назад по определенной причине и предпочла бы так все и оставить, если бы не обстоятельства. У меня есть своя жизнь в Чарльстоне. Работа, квартира. Посылки с Амазон накапливаются у моей двери.
— Видишь ли, я надеялся, что ты сможешь помочь с бизнесом. Твоя мама управляла всеми офисными делами, и все пошло к черту с тех пор, как… — Он останавливает себя. Никто из нас не знает, как говорить об этом — о ней. Это кажется неправильным, независимо от того, с какой стороны мы пытаемся подойти к этому. Итак, мы замолкаем в тишине и киваем друг другу, чтобы сказать, да, я тоже не знаю, но я понимаю. — Я подумал, что если ты не слишком торопишься, ты была бы не против влиться туда и разобраться во всем этом.
