Шукшин Василий
Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток
Василий Шукшин
Как Андрей Иванович Куринков, ювелир, получил 15 суток
Андрей Иванович -- это такой попрыгунчик, резиновый человек, хороший ювелир, изобретатель... Правда, хороший ювелир и изобретатель, но он думает, что он единственный в своем роде ювелир и изобретатель, неповторимый, везде об этом трещит, но вечно ему чего-нибудь не хватает, чтобы сделать такое, чтобы все ахнули. То материала нет подходя-щего, то инструмент не тот. Чаще всего -- материал не тот.
-- Ты дай мне настоящий янтарь! -- говорит он с вызо-вом и значительно. -- Дай мне кусок настоящего янтаря -- я тебе сделаю.
Может, он и сделает, если получит в руки "кусок настоя-щего янтаря", но он ужасно много говорит об этом, разд-ражает всех, и тогда кто-нибудь языкастый заявляет:
-- Тебе, как тому танцору, -- что-нибудь да мешает.
-- Нет, ты дай мне кусок настоящего янтаря! -- волнует-ся Андрей Иванович. И начинает всех разить знаниями; го-ворит он складно, и если бы не много, то, наверно, было бы даже интересно послушать его. Вся беда -- много говорит. -- Сидела мушка на веточке много-много миллионов лет на-зад, на нее капнула капля смолы, ее сшибло с веточки, даль-ше, на эту капельку упала другая... Ну, и так далее.
-- Ты дай мне этот кусок, я уберу лишнее, сделаю тебе та-кую иголку к галстуку -- все будут не на тебя смотреть, а на эту иголку с мушкой.
-- У нас один карат бриллианта -- это горошина со все-ми накладными, со всеми налогами -- тысяча рублей. Так? Но у нас -- тридцать шесть характеристик бриллиантов, гру-бо говоря, тридцать шесть сортов. И вот ты дай мне...
Это он в пивной разглагольствует, и на это "ты дай мне" ему часто говорят: "На!"
Андрей Иванович очень не любил своего соседа по жи-лью, Трухалева Илью Георгиевича, закройщика ателье но-мер какого-то. Этот Илья Георгиевич откровенно называл Андрея Ивановича трепачом. Андрей Иванович на это вы-пячивал нижнюю челюсть, зло смотрел на закройщика, не-которое время молчал, потом начинал говорить:
-- Чем отличается граненый бриллиант от бриллианта, который не побывал в руках мастера? Граненый играет. А тебя, когда делали, чуть-чуть только тронули -- чтобы вес не потерять: ты дурак. Тяжелый, но дурак.
Опять, на беду свою, много, долго и одинаково -- про бриллианты, гранения, игру... И дожидался, что Трухалев ему на все это кратко говорил:
-- Трепач. Барахло, -- и уходил.
И получалось, что это он говорил последние слова, слова тяжкие, обидные, а Андрей Иванович оставался со множеством точных, образных слов -не высказанных; он злился и на малейшие шумы, звуки в квартире Трухалева, сладострастно, с ожесточением садил черенком половой щетки в потолок (Трухалев жил над ним). Трухалев на это стукнет пару раз, точно скажет: "трепач", "барахло" -- и жизнь в его квартире идет так же, как и шла: ходят, постукивают, передвигают стулья.
За время, пока они жили так -- друг над другом, -- юве-лир Куринков накопил на закройщика много зла и обиды. Тот отвечал тем же, кроме того, кажется, куда-то писал на ювелира, что он не дает соседям покоя: всем стучит в стены щеткой. Если им случалось вместе ехать в лифте или зимой выколачивать рядом ковры на снегу, они оскорбляли друг друга.
-- Опять вас продернули, -- начинал ювелир. -- Сшили пиджак, а рукава -- вот по этих пор. Не видал по телеви-зору?
-- Мы такие специально для ювелиров шьем, чтобы брил-лианты было видно. А нормальным людям мы шьем нор-мально.
-- Но про ювелиров ни разу не было передачи, а про вас -- то и дело.
-- Делать-то нечего, вот и показывают. Если ты мне еще будешь стучать в пол, я спущусь и надену тебе мусорное вед-ро на голову. И буду тоже стучать по нему. Молотком.
-- Попробуй. Я те алмазным резцом вырежу на лбу: "Ду-рак".
-- От дурака слышу. Трепач. Барахло.
И закройщик уходил.
И вот как-то в воскресенье к ювелиру Куринкову заехал брат, военный. Брат ехал в отпуск на юг, по пути завернул на сутки к брату. Домашних Куринкова -- жены и доче-ри-студентки -- дома не было, братья взяли винца, посиде-ли, повспоминали немного, потом брат сказал, что очень ус-тал, и пошел соснуть. А ювелир остался один. Он задумался чего-то... Жизнь идет себе, неопределенно, с тоской думал он. Идет себе и идет. И в душе ювелира назревал какой-то тоже не вполне определенный протест, что жизнь -- идет и идет. Тут, как на грех, над ним опять задвигали стульями, стали ходить... Ювелир вполне определенно обозлился опять на закройщика, вспомнил все его обидные слова... Взгляд его упал на военный мундир брата, мысль в голове вспыхнула и ясно высветила картину: вот он, военный, вхо-дит к закройщику... Дальше он даже додумывать не стал -- дальше как-то все было понятно. Почему-то он враз сооб-разил, что делать дальше.
Закройщик с женой собрались как раз ужинать, когда в дверь к ним резко, требовательно позвонили.
-- Кто это? -- удивился закройщик.
Жена пожала плечами:
-- Телеграмма?..
-- Ну, иди, -- велел закройщик.
Хозяйка открыла дверь... В квартиру стремительно во-шел ювелир Куринков в форме капитана.
-- Именем уголовного кодекса, -- сказал он. -- Собирай-тесь.
У закройщика и у его жены вытянулись лица... Они оша-лели.
-- А чего такое? -- нерешительно спросил закройщик. -- Как это?
-- Ста-ать! -- заорал ювелир.
Закройщик встал...
-- А чего такое-то? -- опять спросил он, во все глаза гля-дя на... на кого? Кто это? Что это?
Ювелир меж тем прошелся по комнате, бегло оглядел ее всю... Четко развернулся, подошел к закройщику, прон-зительно и трезво глядя ему прямо в глаза.
-- Мне надоели ваши шорохи, -- сказал ювелир. -- Что у вас за возня каждую ночь?
-- Ты же ювелир, чего ты... -- начал было закройщик.
-- Молчать! -- приказал ювелир. Закройщик потом рас-сказывал, что он потому так ошалел и растерялся, что юве-лир очень все делал "натурально". -Для ВАС я был юве-лир... поэтому терпел все ваши шорохи. И оскорбления -так надо было. Кстати, сколько вы на меня заявлений напи-сали?
-- Да я... это...
-- Сколько?
-- Два.
Ювелир посмеялся:
-- Обои эти бумажки попали ко мне же -- я сходил с ни-ми в одно место. За каждое ваше заявление я получал благо-дарность -- что хорошо притворяюсь. Ясно? Вы думали, с вами тут в бирюльки играют?
Ювелир стал опять раздражаться. Опять прошелся по комнате... Заглянул мимоходом в книжный шкаф.
-- А чего я такое сделал? -- вдруг осмелел закройщик. -- Куда это собираться-то?
Ювелир остановился перед закройщиком, заложив руки за спину, качнулся несколько раз с носков на каблуки, с каблуков на носки, все это время в упор глядя на него, заго-ворил тихо, четко, значительно:
-- Нам известно про всю вашу деятельность.
-- Какую дея...
-- Молчать! Сядьте! Сесть!
Закройщик сел.
-- Нам все известно, даже чего вам неизвестно.
Ювелир тоже сел. Но тотчас встал и стал снова ходить по комнате -- ему, как видно, особенно нравилось ходить в форме. Он ходил долго. Он думал.
-- С арестом я, кажется, подожду, -- сказал он. -- Вы знаете армянина, на углу тут сидит... чистильщик. Здоровый такой.
-- Знаю, -- сказал закройщик.
-- Каждое утро будете подходить к нему и спрашивать: "У вас продается славянский шкаф из карельской березы?" Он будет ругаться и кричать -- не обращайте внимания. Даже если полезет драться -- терпите. Нам его надо расколоть.
-- Я с такими делами не связываюсь, -- решительно зая-вил закройщик. -Я не умею.
-- Что значит "не умею"? Научим! Никто сперва не уме-ет -- научим. Я терпел все ваши выходки -- это, думаете, легко? -- расчет у ювелира, надо признать, был жесто-кий: вспыльчивый армянин показал бы такой "славянский шкаф", что закройщик всю жизнь потом помнил бы эту таинственную игру в разведчиков. -- Спрашивать надо ка-ждый день, но об этом ни-ко-му. Ясно?
Пока ювелир инструктировал закройщика, тому вдруг бросилось в глаза вот что: китель на ювелире явно не с его плеча. Профессиональный глаз портного не подвел.
-- А попрошу документы! -- сказал он. И встал.
-- Молчать! -- заорал ювелир и стукнул ладонью об стол.
-- Нина, закрой дверь на ключ! -- крикнул закройщик.
Ювелир хотел уйти со словами:
-- Хорошо, мы потолкуем в другом месте, -- и пошел бы-ло, но большой закройщик прыгнул на него, легко подмял под себя и заорал жене:
-- Звони в милицию!
Маленький ювелир отчаянно боролся с закройщиком, но все напрасно.
...Ночь Андрей Иванович провел в вытрезвителе. Утром еще кое-как крепился, а когда их, человек двенадцать, по-везли в закрытой машине в суд, сильно затосковал. Дру-гие -- хоть бы что, а он молчал. Особенно он боялся, что нарисуют его на доске "Не проходите мимо", напишут фа-милию, имя... А у него дочь студентка. Хорошо ей будет смотреть на такого папашу?
Судили три женщины...
Кто был тут не первый раз, выходили из комнаты, где вершился суд, изумленные.
На вопрос: "Сколько вломили?" -- только махали рукой:
-- Под завязку.
