Радиф Кашапов
Окно в потолке
Вступление
Свет проник внутрь камеры-обскуры и на плоскости возник перевернутый рисунок, изображающий кусочек канала Грибоедова, уменьшенный в несколько раз. Оставалось только приложить бумагу и старательно обвести, надев чуть сломанные очки на чуть близорукие глаза.
Отлично работает махина для снимания перспектив, стоящая в походной палатке на самом верху холма. А на матовом стекле виден город Петербург – поверхность обрабатывают раствором солей железа – и оно меняет цвет. Потом исследователи добавляют бром и ждут минуту.
Слышен голос из прекрасного далеко, что асфальтовый лак подходит лучше – кому как не советнику из дорожного министерства, этого не знать? А потом надо еще обработать изображение кислотой, выгравировать линии – и начать печатание карточки. Но умник уже заключил контракт на десять лет и должен помолчать. Иные пользуются дорогостоящим хлористым серебром. И не вякают. А некоторые вообще дышат парами ртути по полчаса кряду ради великой цели. И что получается в итоге? Позитив и сенсация. И только в дальнейшем жесткое развитие превращает все в негатив и обыденность.
Я начал писать этот очередной нелинейный текст еще в мае позапрошлого года. Это были заметки, наброски, обрывки, не выглаженное белье объемом в 10-20 килобайт. Я не мог серьезно начать работу по оформлению этого мясного набора в полноценное произведение. У меня даже не получалось аккуратно делать заметки в блокноте в метро, потому что долгие годы сидения за клавиатурой отучили мои пальцы выводить буквы так, как натаскивали их еще в первом классе. Я не умею заполнять красиво библиотечные карточки и квитанции по гонорарам – так сказало мне множество бухгалтеров и коллежских асессоров. Умею печатать. Так что пришлось сместиться на уровень детсада – ведь крошки наши умнее и IT-образованнее. Огромная голова и неловкие руки.
К тому же меня пугало то, что во многих абзацах я цинично отзывался о романтике, как о явлении, которое требует немедленного уничтожения – каждый раз, когда, хотя бы косвенно, поминается в разговоре или внутреннем монологе. Но ведь что есть мой треп священный, как не новая романтика? Возможно, я и воссоздам эти строки потом, по ходу работы. Дело в том, что недавно я умудрился удалить все эти файлы. Что ж, хороший повод начать все заново…
Действие романа происходит в большой коммунальной квартире, в пяти комнатах, а также порой в ванне, на кухне, а иногда и на чердаке. Ведь жилище сие находится на самом верхнем этаже. Я сам жил в такой квартире в течение двух месяцев, платил смешные деньги, смеялся, мало спал ночью, почти ни с кем не общался. Да и вообще не знал, что будет дальше. В коридоре всегда горел свет, иногда в нем возникали соседи: 40-летние тетки на роликах, замученные вдовы с теориями об эволюции квартирантов, молчаливые мужчины в шортах.
А также полуторагодовалый малыш, который жил за стенкой в компании матери, отца и бабушки. В комнате на 15 квадратных метров, представляете? Прямо напротив моих съемных метров редко тусила дома молодая пара – своеобразная схема моего будущего. Да, кстати, несмотря на разницу в возрасте, все жильца вели себя, как юноши и девушки. Только одна одинокая женщина однажды указала мне, что я готовлю не на своей конфорке. Так я узнал одно из главных правил коммуналок.
Глава первая, нулевой день – когда бросают и находят
Руслан зашел в кабинет, за столом подняли крашенную хной голову и спросили:
– А вы из журнала? Вообще-то я девочку ждала…
– Гм… – смущение, переходящее в прострацию, закрытие двери, выход под софиты.
– Садитесь вот сюда.
– Ну, хорошо, – стул скрипит и сердится. – Я так понимаю, мы будем говорить о консалтинге в области молодежной ипотеки?
– Почему? Про всю ипотеку…
– Нет, стоп, мне же говорили…
– Простите, молодой человек, вы готовились к встрече? Вы имеете представление о том, чем занимаемся?
– Да, конечно, я же читал. Вы, если хотите, гм, учите людей…
– Не учим, а консультируем! – крашенная в возрасте привстала из-за стола и посмотрела на Руслана внимательно. Села и продолжила: – Так, что-то мне не нравится это. У нас с вами как-то сразу разговор не заладился. Придется нам либо позже встретимся. Либо журнал другого человека пришлет.
– А, чего? Зачем, я не понял… Давайте работать. Я же приехал, у нас деловая встреча, наверное, просто в рекламном что-то напутали. Выясним…
– Нет-нет, не пойдет дело. Мы с вашим начальником выясним.
– И мне уходить?
– Да, пожалуйста.
– А если я не хочу? У вас текст совсем небольшой, вы сами эту тему определили – если менеджер не перепутал. А если перепутал – давайте разговор вести. Время не терпит.
– Уходите, мы сами выясним все с рекламным вашим отделом!
– Так прямо сейчас позвоните и выясните!
– Молодой человек! Прекратите уже шуметь! Выйдите!
– Щас, разбежалась! – он схватил стул и швырнул его в сторону окна. И стул долетел, а стекло – разбилось. – Сколько уже можно! Я для этого, что ли, живу? Всяких немощных теток слушать, у которых настроение каждую минуту меняется? Пошла ты… куда подальше! – Он пнул дверь и вышел. Подошел к секретарше, взял с ее стола стопку журнала, но потом передумал и положил обратно. – Ну и дура у вас в соседней комнате сидит, я вам поражаюсь, как вы ее терпите!
И ушел.
Ну, на самом деле стекло не разбилось. Но стульями он швырялся. Случилось такое, все-таки.
«В начале этого года информационные агентства распространили информацию… Клабберы встретили новость неоднозначно: кто-то сочувствовал… …не по обвинению в распространении наркотиков. В иске прокураторы, направленном в арбитражном суд… о неправильно оформленном договоре аренды.
Скажем, квартира, в которой располагается клуб, раньше принадлежала заводу – а он отдал ее общественному движению под молодежный центр… …но не Мингосимуществу. …был задержан 20-летний юноша с двумя дозами амфетаминов.
Заведение может поменять вывеску… Проиграем только мы. Те, кто хочет ходить потанцевать и пообщаться… Чем бы там не торговали у входа».
Руслан дочитал этот текст и спросил у автора – миниатюрной брюнетки Наташи, стоявшей вместе с ним у вечернего компьютера, гудящего и мерцающего:
– И что мне на эту бурду снимать? Ты сама-то в это все веришь? Ну нафиг вообще нужны все эти клубы? Здоровье себе губить? Время тратить, жалкие гонорары?
И ушел из редакции.
Теперь он стал свободным хлебопашцем. А потом прошло еще несколько месяцев, и началась история.
Продолжим. Руслан, молодой человек 24-25 лет, который хочет прожить эту жизнь так, как он сам хочет (что, впрочем, ненаказуемо и недостижимо), стоит в проходе между сценой и железными заграждениями – к ним прислонились охранники в черных костюмчиках. И как им удалось довезти их сюда в сохранности? Из-за спин секьюрити выглядывают ребята и девчата. Руслан поправляет беруши, снова глядит на последний кадр на экране фотоаппарата
