Океан. Выпуск десятый
ПРИХОДИ К НАМ НА МОРЕ!
С. Мекшен
ВЕТЕР С МОРЯ
Кто там, невзвидев света,Мечется, зол и черен,Берег ломая? Это —Ветер с моря.Вызов бросая пристаням,С пресной водой в заторе,Ночь разрывает выстреломВетер с моря.Тем, кто в тоскливость прячется,Маленьким маясь горем,Вытрясет душу начистоВетер с моря.Тем, кто, как бедный родственник,Тянет припевы в хоре,Голос подарит собственныйВетер с моря.Сцепленный с бурей намертво,С гладью небесной в ссоре,Да никогда не оставит насВетер с моря!
А. Коробкин
В СТРЕЛЬНЕ
Суда, в порту причал освободив,Зарю в моря буксировали лагом.Волнуясь, мы глядели на заливИ берег вымеряли скучным шагом.Мы с гордостью тельняшки на грудиНосили…И боялись наши мамы —Далеко увезут нас корабли,Погубят штормовые океаны.О будущем тихонько загрустив,Готовились грядущее осилить…Мы синие полоски на груди,Как волны семибалльные, носили.
В. Коржиков
ОТПЛЫТЬЕ
Смотрю с тоской на каждое отплытье,Глаза рукой от солнца заслоня,Как будто на великое открытьеДрузья моиУходят без меня.Еще не догребут до небосклона,Еще они маячат наяву,А я уже блуждаю у Цейлона.Я десять бурь давно переживу.От долгих солнц и ветров рыжеваты,Они домой придут издалека,А я все слышу привкус горьковатыйЗа море уходящего дымка.
В. Швецов
ЖДУЩИМ
Чертят небо острые мачты,Перекраивая пургу.Белым парусом обозначьтеНаши судьбы на берегу.Не ищите за небосклономВековую печали тень,Приходите с земным поклономК морю пенному каждый день.Будут звезды стыть или радугаВ голубых зеркалах волны.Приходите хотя б ненадолгоК морю грусти и тишины.Волны пенятся и сурово,Дыбясь, катятся под обрыв.Мы испытаны, как швартовы,В дальних плаваньях на разрыв.
И. Слепнев
* * *
Восток просыпается рано,Вскипает он зыбью морской.Мальчишечьи вихри туманаВзлохмачены солнца рукой.
Барашки белее, чем хлопок,У яркой волны вдалеке.Зеленые шарики сопокУ синего моря в руке.
Не ведая суетных тягот,Забыв про житейский причал,Летел бы все время на западИ вечное утро встречал!..
Однажды поспорить с судьбою,Сквозь юность, как ласковый дым,Лететь бы за первой любовью,Оставшись навек молодым.
ПЛЕЩЕТ МОРСКАЯ ВОЛНА
Е. Сигарев
НА РЕЙДЕ ДИКСОНА
Летними циклонами освистана,Арктика капризна и ворчлива.Восемь суток нас на рейде ДиксонаЛьды томят,Забившие проливы.Медно станет солнце заполярное.Спать не спим,И не услышать шутки.Надоели, словно фильмы старые,Метеопророчества на сутки.Самолета с почтой ждем, досадуя,Что погода не подвластна главкам.Слушаем известия по радио,Слушаем концерты по заявкам.Как там,На Востоке и на Западе?На ночь накурив в каюте шаткой,Говорим о белокурой Клайпеде,Бредим черноглазою Камчаткой.А вернемся в порт,Где мы приписаны,За столом припомним в разговоре,Как держал нас лед на рейде Диксона…Вспомним море,И потянет в море.
Н. Суслович
ПОГРУЗКА УГЛЯ
Олегу Захарову
Подобно неграм из Анголы,Черны и откровенно голыДве сотни стриженых ребят.Штурмуем курс «балтийской школы»Две сотни стриженых ребят…Над пирсом смех,Над пирсом ругань,Отложены бушлаты в уголИ бескозырки в якорях.
Мы в бункер загружаем уголь,Чтоб кораблю бродить в морях.
Наш вид, пиратски-непотребный,Не осквернит корабль учебный,Что через год пойдет на слом,И ветер юности целебныйНас легким осенил крылом.
Усилия свои утроим,А после пыль и сажу смоем:На берегу устроен душ.И солнцу вешнему откроемВсю радость наших тел и душ.Уходим…Город бредит маем.Иллюминаторы отдраим,Хоть это и запрещено,Мы воздух в легкие вбираем,А он хмельнее, чем вино.
И этот вечный ветер встречный.Тебя запомнивший, конечно,Оставивший незримый след,У скал Курильских, как очнется —Вдруг бережно щеки коснетсяЧерез каких-то двадцать лет.
А. Еременко
КРАСНАЯ РАКЕТА
Повесть
КОГДА КАПИТАНУ ТРУДНО
Если рассудить, то у земного шара, как и у любого другого шара, нет ни верха, ни низа. И все же судно на восьмидесятые сутки рейса, обогнув с востока мыс Доброй Надежды, поднимается именно вверх. Гул машины кажется усталым, винт под кормой вспарывает воду с натугой, будто в лопасти вцепился сам Нептун.
Капитан танкера «Воронеж» Иван Карпович Тулаев, кареглазый мужчина с густыми темными волосами ежиком, сидел в каюте за письменным столом и прислушивался к шелесту воды за бортом.
В июле Южная Атлантика спокойна. И места здесь пустынные, без встречных и поперечных. От Кейптауна капитан проложил курс ближе к африканским берегам в надежде повстречать советский промысловый траулер и раздобыть рыбки к оскудевшему столу.
Тихо. Спокойно. А на душе у Ивана Карповича тревожно. Печень небось виновата. Разболелась — спасу нет. Настроение портит. Пора на чай в кают-компанию спускаться, а не хочется. Командиры привыкли видеть его веселым, быстрым на шутку, по-мальчишески озорным.
Капитан поднялся и подошел к лобовому иллюминатору. Слева от яростного тропического солнца бежала к судну дорожка сверкающих бликов. Смотри, какой добрый и красивый океан! Прозрачный, светло-голубой, с четкой линией горизонта впереди. Радуйся, капитан!
Радоваться не хотелось. Наоборот. Тулаев подумал о равнодушии океана к большим и малым человеческим бедам, о его затаенном коварстве, о жертвах, которые обрели вечный покой в прохладной бездонной синеве. Беспричинная тревога добралась до сердца и сжала его недобрым предчувствием. Зазвонил телефон. Тулаев вздрогнул и снял трубку. Из нее послышался деликатно приглушенный бас четвертого помощника Максакова:
— Иван Карпович, вы не отдыхаете? К вам можно?
— Можно, — ответил Тулаев, хотя предпочел бы обойтись без визитеров. Утешало одно: Максакову с шестнадцати на вахту, разговор обещал быть непродолжительным.
Максаков принес на подпись судовые роли для порта выгрузки.
«Ого! Вот это оперативность! До Ростока еще топать и топать», — подумал капитан.
Подписывая бумаги, он обратил внимание на осторожное дыхание четвертого помощника над ухом и понял, что предстоит разговор. Судовые роли — повод, демонстрация трудолюбия.
— Иван Карпович, не пора ли Фадея Фадеевича в третьи помощники перевести? — забирая бумаги, прогудел Максаков.
Еще не до конца веря в возможность такого нахальства, Тулаев наивно спросил:
