Моим коллегам,
работающим и ушедшим…
“ Время не торопи – мне интересно"
-О, моя жизнь! Моя бедная жизнь!– это прозвучало, как сросшиеся со словами мелодия французских шансонье,– Моя бедная жизнь, похожая на ад,– подумал доктор Антонио и сделал маленький глоток кофе. “Или я человек, возвращенный в ад?!– он снова отпил кофе и снова подумал,– Нет, просто у меня такая судьба”.
Из открытых окон родильного отделения раздавались страстные, утробные вздохи. На крыльцо выскочила санитарка и закричала на всю площадь: “Доктор Антонио! Доктор Антонио, синьора Розалия рожает! “ Теперь мысли Антонио переключились на неё – “Дура старая, могла позвонить на пейджер!“
Он тоскливо посмотрел на черную, пластиковую коробочку на поясном ремне и ему очень захотелось, чтобы она замигала зелеными и красными огоньками и по мерцающему экрану побежала строка: “Доктор, Вас ждут в операционной! “ Но, плоскостопная санитарка, приехавшая лет тридцать назад из деревни так и осталась грубой, неотесанной пейзанкой. Только доброй.
–Доктор Антонио! Синьора Розалия рожает!– от напряжения она даже присела и оперлась руками о колени.
Куда ей до последних достижений техники, когда всем известно, что доктор сидит под тентом в кафе напротив.
–О моей жизни можно писать книгу,– вздохнул Антонио и потому как курносая официантка, проскакивая мимо, обернулась, понял, что сказал это вслух.
Недовольный собой, он бросил на стол мелочь – ей на чаевые – и крикнул в прохладную глубину хозяину: “Марко! Запиши на мой счет кофе и рогалик. Не перепутай! Пирожное я беру только по пятницам! “
–Доктор Антонио! Доктор Антонио, где же Вы?! Синьора Розалия рожает!
Ну и луженая у неё глотка! Все зеваки уже знают, что синьора Розалия рожает и видят, что доктор поднялся из легкого плетеного кресла.
Доктор Антонио, не спеша, пересек площадь. Синьора Розалия стала недобрым гением его медицинской карьеры в этом городке. Лет двадцать назад, когда он приехал сюда, полный радужных надежд после окончания университета, на его первое дежурство карета скорой помощи привезла из привокзального района, места обитания, получающих социальное пособие, некрасивую девицу, которую повивальная бабка тщетно пыталась разрешить от бремени. Девица скулила и впадала в беспамятство. Младенец, рвавшийся наружу, застревал в непропорционально узком тазу. Доктор Антонио встал к столу и сделал то, что благородно называется кесаревым сечением. С тех пор, каждые полтора – два года, ему приходится повторять начатое однажды, плодя свору гиперактивных, агрессивных ублюдков, терроризирующих барышень из благотворительных служб, мелких лавочников и полицейских. “Перевязать бы ей трубы“,– каждый раз во время операции, вырезая предыдущий рубец, грешно задумывался доктор Антонио, но понимал, что синьора Розалия, истинная католичка, может заподозрить недоброе, брякнуть на исповеди и жди скандала.
К вечеру, уходя из отделения, он убедился, что синьора Розалия очнулась от наркоза и, сидя в кровати, с аппетитом хлебает больничную похлебку с клецкой. Рядом безмятежно подогревался в инкубаторе её приплод с генетически низкой линией волос, начинающийся почти от самой переносицы, и выпирающими надбровными дугами неандертальца.
–Спасибо Вам доктор,– синьора Розалия втянула в себя очередную ложку супа,– Да благослови Вас,– она с сожалением оторвалась от еды и забубнила молитву.
–Будьте счастливы…
Подошедшая секретарша отвлекла его, сообщив, что запись на вечерний прием заполнена, и замолчала в ожидании.
–Если другого выхода нет – доктор Антонио c силой стиснул между ладонями затылок, сдерживаясь, чтоб не чертыхнуться – придется открыть дополнительный час.
Еще студентом, поучал его дядя Корнелий – “Ты станешь большим, станешь важным, не позволяй, чтобы распорядок твоего дня зависел от настроения, с которым проснулась секретарша “. Предшественница, уволившаяся сидеть с детьми, могла мило поболтать, наобещать всякого и перенести очередь на завтра, а у этой мегеры способностей хватает только заполнить разлинованный листок в столбик.
Домой он вернулся поздно. Семья, по обыкновению, сидела в салоне и смотрела очередную часть сериала о красивой жизни с натуженными душными переживаниями. Экран голубел от ясного неба и воды в бассейне, подкрашенной купоросом.
–Жаль, что телевизор не может краснеть,– в пустоту произнес доктор Антонио.
Он вдруг вспомнил доктора Моргани, человека академических знаний и международного признания, который в порыве откровения, давным-давно во времена работы над докторатом, спросил его: ”Ты знаешь, о чем я мечтаю, друг Антонио?”
–О чем профессор? – воскликнул молодой врач, в надежде первым услышать новую научную идею.
–О том, что когда-нибудь я женюсь на безголосой певичке, приплясывающей в бикини, и уеду с ней на необитаемый, райский островок и неделями мы будем лежать в обнимку на горячем песке пляжа“.
Помолчав, профессор Моргани уточнил: “Нет, женившись на молоденькой надо двигаться, а мои годы для этого прошли. Я просто сяду в шезлонг, накроюсь панамкой и буду думать под шум прибоя“.
–Мой друг Антонио ты знаешь, кем я мечтал быть в детстве?– продолжая открывать душу, оживился профессор Моргани – Я хотел быть юнгой, но не корабле, а на пристани. Я хотел принимать швартовые заходящих в гавань кораблей.
–Сейчас мне остается только мечтать, – не весело усмехнулся профессор Моргани, – Давай вернемся к нашим делам. Ты слишком тянешь со своим докторатом мой милый Антонио. Поторопись, мне ведь пора на пенсию.
-Ну, что нового в школе?– спросил доктор Антонио дочерей, по очереди поцеловав их в темечко. Качнув пышными хвостами с яркими бантами, девчонки отмахнулись от отца, продолжая жевать поп – корн. Жена, взгромоздившись на велосипед, лениво прокручивала педали. Перед ней, на специально приспособленном столике, стояла высокая чашка кофе, куда она бросила пригоршню сахарина. Если раньше жена любила пышные платья – воланы с обилием складок, то с годами, в пассивном сопротивлении возрасту, стала впихивать свое увядающее тело в обтягивающие тайцы и наполняла кухню коробками всевозможных и неэффективных диет. Почти с ненавистью глянув на супругу, доктор Антонио потрепал её по плечу – “Как дела, дорогая? “
–Ужин в микро,– ответила она, не отрываясь от телевизора,– Подогрей сам.
“Мама, как ты была права!” Ребекка – мать доктора Антонио, о которой за глаза, из-за красоты, иссиня-черных волос, прямой спины и невозможно вспыльчивого характера говорили – “она не сеньора, она настоящая Донна“– не хотела невестки. Она так любила сына, что просто не представляла, что он может принадлежать не ей. Пышнотелая, вся в кружевах, кокетливая девчонка с необычным для этих мест именем Диана, так вскружила голову двадцати трех летнему студенту, что у Антонио перехватывало дыхание. Еще не старая, Ребекка возненавидела её, призывая на помощь всех святых, и дядю Корнелия, имевшего табачную фабрику и удачно игравшего на бирже. Не было секретом, что дядя Корнелий помогал оплачивать учебу юного Антония и вообще считался самым умным человеком в семье, к совету которого следовало прислушиваться.
–Милый юноша,– бубнил дядя Корнелий на правах близкого родственника и мецената, поглядывая поверх очков,– Я тоже был наивен и горяч, думая, что весь мир принадлежит таким же молодым и энергичным. Время проходит и приходится платить по счетам. За свою свободу сейчас, я отсчитываю хорошие алименты. Мой маленький Антонио, я ведь помню, как ты только начал ходить, хватаясь за ножки стульев, и называл меня ”дядей Коней”. Послушай, я умудрен опытом, тебе надо учиться, профессор Моргани высокого мнения о твоих способностях. Потом ты начнешь работать, почувствуешь, что сможешь содержать семью и только после этого реши связать свою судьбу с кем бы то ни было. И все равно – не спиши! Поверь мне, старику, несмышленыш.
Увещевания не действовали. Антонио, унаследовавший упрямство матери, упирался. Ребекка выстрелила последний аргумент: ”Ты уже большой, делай что хочешь. Но, в последний раз прислушайся к слову женщины, в муках родившей тебя! Перед тем, как женится, посмотри на свою будущую тещу, хорошо посмотри, такой будет твоя жена через год – другой. Ну, в лучшем случае, лет через десять”.
–А у твоей,– победно добавила она,– Зад висит между колен и спина круглая.
–Оставь его Ребекка,– сказал дядя Корнелий, он понял все раньше.
Свадьбу сыграли скромно. Молодые не венчались, а просто расписались в мэрии. Городская глава, обвязавшись шарфом цвета национального флага и нацепив регалии, произнес напутственную речь с пожеланиями счастья, благополучия, долгих лет совместной жизни и радующих родителей будущих потомков, искоса поглядывая на розовые коленки невестки, выступающие из разрезов белой пены платья. Дядя Корнелий отсутствовал, сославшись на неотложные дела, прислав молодым обручальные кольца с бриллиантами, а Диане еще и кулон с королевской лилией из белой эмали. Ребекка, накрыв голову вуалью с красной розой, простояла всю церемонию, не проронив слезы. Злые языки сказали потом – “Наша Донна проглотила метлу. Хорошо, что прутья не торчали изо рта”. А профессор Моргани счастливо обнял своего ученика, по-отечески похлопав по спине, шепнул на ухо: ”Ты умница Антонио. Так держать! Как я тебе завидую”.
