Александр Александров
Тот, кто сильнее тебя…
«Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит вам»
(НОВЫЙ ЗАВЕТ. От Луки святое благовествование)
Глава 1
Если бы несколько лет назад Егору Ермакову сказали, что вскоре он окажется на берегу Черного моря в обществе юной длинноволосой красавицы, он бы, пожалуй, не поверил. Слишком уж далеко это было от его прежней жизни…
Но вот оно, море, – шумит, плещется в десяти шагах. По кромке песчаного пляжа выстроились широколистые деревья. Чуть дальше – синеют горы… А вот и девушка по имени Яна. Зажмурив глаза, она нежится на солнце.
Народу на пляже немного. Еще не сезон… Столпотворение начнется месяца через два, когда понаедут отдыхающие.
Егор перевернулся на живот и, положив голову на скрещенные руки, окинул взглядом спутницу. Яна смотрелась великолепно. Белый купальник оттенял гладкую нежную кожу цвета спелого персика.
«Русалка, – подумал Ермаков. – Нефертити…»
У Яны была изумительная фигура: тонкая талия, высокая грудь, точеные ноги… Она походила на ожившую мраморную статуэтку.
Приподнявшись, Егор легонько поцеловал ее в горячее от солнца плечо. Яна открыла глаза.
– Что?
– Ничего… – смутился он. – Родинка тут у тебя…
Яна повернула голову и, покосившись на плечо, кокетливо улыбнулась:
– Завлекалочка.
«Какая к черту завлекалочка! Кого завлекать?.. А я? Я уже ничего не значу?»
Он тяжело вздохнул. Настроение было испорчено. И вовсе не из-за какого-то там дурацкого слова. Просто вдруг почувствовалось, как безнадежно они далеки.
«О, женщины!.. Говорил же старина Мопассан: «Даже в те минуты, когда нам кажется, что в таинственном согласии наших, существ, в полном смешении желаний и всех стремлений мы проникли в самую глубь ее души, – слово, одно только слово, случайно сказанное ею, раскрывает наш самообман и, как молния ночью, освещает пропасть, лежащую между нами». Сильно сказано… Может у нее уже есть кто-нибудь?»
Егор взял Яну за руку.
– Пойдем после пляжа ко мне?
– Нет, сегодня не могу.
– А завтра?
– Пока не знаю… Позвони.
Неподалеку, прямо на песке, расположились трое полуодетых мужчин. По виду – командированные. Егор перехватил их любопытные взгляды.
«Завидуют… – с иронией отметил он. – Думают, небось: какую девчонку себе оторвал! А чему, собственно, завидовать?.. Это только кажется, что кто-то другой живет на полную катушку, а ты всегда, как будто на обочине… Иллюзия, обман…»
Ветер донес со стороны моря восторженно-дикие вопли. Какие-то отчаянные пловцы с разбегу бросились в волны, но, не успев далеко отплыть, тут же повернули назад. Вода оказалась слишком холодной.
По календарю уже давно была весна. Но здесь, на юге, это не чувствовалось так остро. Вечнозеленые деревья и отсутствие сугробов делали смену времен года почти незаметной. Иное дело там, где Егор жил раньше… Ему вспомнились бесконечные длинные ночи, вой пурги за оледеневшими окнами и маленький заснеженный город, окруженный безмолвной седой тайгой. В этом городе он когда-то имел все, что нужно человеку для счастья. И однажды – все потерял…
Сюда Ермаков приехал пять лет назад с одним чемоданом в руках. После развода с женой он не стал мелочиться, делить нажитое добро, а просто снял с вешалки выходной костюм, пару рубашек, прихватил еще кое-что из своих личных вещей и, оставив на столе ключи, тихо закрыл за собой дверь.
Отчего жизнь сложилась именно так? Трудно сказать… Поженились они совсем юными, прожили вместе много лет. Конечно, бывало всякое: и ругались по пустякам, и мирились… Но ведь какая была любовь!
– Может, все-таки поедем ко мне? Кагорчику возьмем?..
– Нет. Сегодня действительно не могу… Не обижайся.
Яна лежала рядом, касаясь его плечом, и в то же время была такой недоступной. Словно солнечный луч, она дарила тепло, но поймать, удержать ее в руке было нельзя! Она всегда ускользала…
«Почему все повторяется так похоже? – думал Ермаков, глядя в синее бездонное небо. – Ведь все это уже было не раз… Сначала – жена. Потом – любовница, с которой встречался тайком от жены. Теперь вот Яна… Все происходит одинаково, меняются только лица… Вначале легкий взаимный интерес, перерастающий в симпатию; затем фейерверк чувств, праздник души и тела; и, наконец, апогей – горячка, почти безумие… Когда все так хорошо, все так замечательно… И вдруг – бац! – необратимое отчуждение. Кто-то первым не выдерживает этого сумасшедшего накала страстей и делает шаг назад. И все… Обратно в рай дороги уже нет…»
Порыв ветра разметал Яне волосы, и тонкие русые пряди упали ему на лицо. Егор осторожно убрал их и щекой прижался к ее руке.
«Почему невозможно быть все время с одной? Отчего время безжалостно вырывает и уносит их? В чем смысл этой жестокой игры?»
Перемены – есть условие жизни, сказал мудрец. Ермаков помнил это со студенческой скамьи. Как и знаменитое изречение Гераклита; «Все течет…». Но лишь теперь осознал он всю глубину этих слов, весь их трагический смысл.
«Конечно, – размышлял Егор, – не для каждого перемены заметны. Один всю жизнь к тихому берегу жмется, норовит поспокойнее место найти… Вот он родился, женился, обзавелся детьми, потом – внуками; а там, глядишь, и старость незаметно подошла. И все это – на фоне одного и того же пейзажа, среди знакомых с детства людей. Тишь да гладь. Какие тут перемены?.. А другого судьба как возьмет в оборот, да как швырнет в самую стремнину! Всю шкуру на подводных камнях обдерет! Вот тогда и начнет человек понимать, что значит – течение жизни…»
С пляжа Ермаков возвращался один. Сославшись на дела, Яна уехала на автобусе. Он проводил ее до остановки, а сам пошел пешком. До дома здесь оставалось недалеко… Впрочем, можно ли было назвать это домом? Скорее – пристанищем. Ведь однокомнатная квартира, в которой он жил, не принадлежала ему. Егор снимал ее через знакомых.
Он долго не мог привыкнуть к своему новому жилищу. И часто, просыпаясь по ночам в чужой квартире, среди чужой мебели, с трудом понимал, где находится. А когда возвращался к действительности – готов был кричать от тоски. Прошлое не отпускало его. Да и как иначе, если все, что было дорого, все, чем жила душа – осталось там, за тысячу верст…
Ермаков свернул под арку и остановился напротив вывески «Магазин». Пошарив по карманам, достал деньги. Мелочь решил потратить, а купюру покрупнее на всякий случай оставил – вдруг завтра Яна все-таки надумает с ним встретится? Будет хоть на что закуску купить. Не станешь же ее угощать супом из пакета.
Сам Егор в этом отношении был неприхотлив. Довольствовался малым… Случались дни, когда у него в холодильнике не было ничего, кроме укропа. Конечно, это не от хорошей жизни. Приходилось экономить на еде, чтобы как-то свести концы с концами. Ведь почти половину всех его доходов поглощала оплата за жилье.
Он вошел в магазин. Маленькая женщина с мрачным одутловатым лицом привычно отпускала товар. Когда настал черед Егора, она скользнула по нему равнодушным взглядом и тихим бесцветным голосом произнесла:
– Слушаю.
– Конфеты «Чародейка» у вас есть?
– Смотрите… Все перед вами…
– А вы, что, не знаете? Или вам трудно ответить?
Она нервно переступила с ноги на ногу, словно скаковая лошадь, и, молча, отвернулась к окну.
Егор беспомощно обвел глазами витрину и узкие ячейки с конфетами у нее за спиной. От разноцветных оберток зарябило в глазах.
– Дайте тогда вон тех… – он ткнул наугад пальцем.
Продавщица лениво облокотилась на стеллаж с конфетами и, по-прежнему не глядя на него, поинтересовалась:
– Этих?
– Нет, правее…
– Этих?
«Она что, специально издевается? – со злостью подумал Егор. – Ведь видит, куда показываю!»
Взвесив конфеты, продавщица спросила:
– Все?
И, получив утвердительный ответ, обратилась к следующему покупателю:
– Слушаю вас.
Ермаков растерянно посмотрел на нее.
– Девушка, вы бы их хоть в пакетик сложили… Или завернули…
Скривив губы, она презрительно пробурчала себе под нос:
– Берет вечно по двести граммов… Еще и пакетик ему подавай!
Егор обомлел… Он хотел сказать ей что-нибудь резкое, но сдержался.
«За что она ненавидит меня? Ведь мы даже не знакомы… Нельзя же так нагло хамить совершенно постороннему человеку. А вдруг я нобелевский лауреат? Или мафиози какой-нибудь? Нет, рано или поздно она нарвется…»
Открыв кодовый замок, Егор зашел в подъезд. Лифт не работал. Он покачал головой, повернулся и отправился наверх пешком.
Остаток дня Ермаков провел дома. Постирал, приготовил ужин. Потом взял книгу и уселся возле раскрытого окна… За чтением не заметил, как стемнело.
Не зажигая свет, он сидел в кресле и смотрел на улицу. В темноте мелькали огоньки сигарет, слышались чьи-то голоса, звон гитары… Теплый ветер шевельнул занавески. Егор ощутил дурманящий запах южных цветов и влажное дыхание моря.
