Ольга Фомина
Мой Пушкин. Сборник стихов
Посвящается моему мужу, Юрию Фомину, без которого была бы невозможна эта книга
Рисунки Ольги Фоминой
Ольга Фомина
Автопортрет
…Талант неволен, и его подражание не есть
постыдное похищение – признак умственной
скудости, но благородная надежда на свои
собственные силы, надежда открыть новые
миры, стремясь по следам гения, – или чувство,
в смирении своём ещё более возвышенное:
желание изучить свой образец и дать ему
вторичную жизнь…
А.С. Пушкин.Из статьи «Фракийские элегии.Стихотворения Виктора Теплякова», 1836
Предисловие
Почти два века нет поэта,Но как под дулом пистолетаЕго потомок вновь стоит,Так, как стоял тогда пиит.
Моей рукою боль вела,Не написать я не могла,И что теперь греха таить —Хочу боль с вами разделить.
А разделить иль отказаться,Не получившим труд сказаться,То воля ваша, выбор есть,Да не по мне такая честь.
Но всё ж сомнения отбросьте,Прочтите, да и в печку бросьте,За час потраченный браняИ труд, и автора – меня.
А.С. Пушкину
Прости, что женского я родаИ что с тобою я на «ты»,Чужды тебе моя природаИ незнакомые черты.
С небес холодных ты взираешь,И телом, спящим под крестом,Ты ничему уж не внимаешьПод указующим перстом.
Но дух по-прежнему витает,Что будоражил кровь твою,И вдохновеньем долетает,Прося унять тоску свою.
Твоя душа с моею слита,И в предрассветный, ранний час,Когда дремотой всё покрыто,Ты начинаешь свой рассказ.
Твой голос тих, ему я внемлю,Скорей не голос это – дух,Спустившийся с небес на землю,Пока не прокричал петух.
И я в своём оцепененье,Пытаясь слов не пропустить,Строчу в полночном упоенье,Чтоб ничего не упустить.
Рука твоя моею водит,Два века долгие спустя,Она меня в твой мир уводит,Чтоб описать, как, колеся,
По жизни бренной ты метался,Терзался дух твой, с ним же плоть,И как один потом остался,Не в силах свет перебороть.
И оттого это, быть может,Что не успел ты досказать,И твою душу так же гложетСловес невысказанных рать.
Твоим сомнениям я внемлю,Прошу у Бога только сил,Всё за грехи свои приемля,Чтоб передать, что ты просил.
Как и мечтал, ты стал великим.Среди потомков некто есть,Кто отстоит в пространстве дикомТвою поруганную честь!
17.10.2009
О стихах Пушкина
Александр Сергеевич, Александр Сергеевич, я – единица, а посмотрю на Вас и покажусь себе миллионом. Вот Вы кто!
М.П. Погодин. Из воспоминаний о Пушкине
Нам не жить уже беспечно:Цепью, что «на дубе том»,Мы прикованы навечно,Как молитвой и постом.
Струны тонкие играютИм разбуженной души,Его чувствами страдаетСердце русское в тиши.
Постигая наслажденья,Радость, боль, любовь, тоску,Привыкаем к ним с рожденья,Как к грудному молоку.
С ним в душе везде мы дома,Пушкин в нас, как в сердце – кровь,И страницы его томаМы листать готовы вновь.
1.11.2009
Лира
Был век французский на Руси,О том историю спроси.К нам гувернёров господаВезли из Франции тогда.
Дабы привить нам вкус французский,Везли бордо, пирог страсбургский,И вот уже картавил в нос,Кто с языком французским рос.
Так с детства был воспитан Пушкин,Но не играл, как все, в игрушки:Он мсье Русло частенько бил —Француза мальчик не любил.
Он рос дичком, будто случайноРодившись в собственной семье.Вот он и бил их всех «отчайно»,Будь то мадам, будь то месье.
Спасла его однажды Муза,У изголовия присев:«Тебе не буду я в обузу,Со мной ты станешь лучше всех,
Тех, кто сочтя себя Омиром,Взяв лиру в руки, станет петь,Но лишь тебе, её кумиру,Удастся ею овладеть.
С тобой всегда незримо буду,Ступай в чудесную страну.Я ж обещанья не забудуИ подтяну всегда струну».
И ощутил он вдруг: беззвучно,Мелодией «до-ре-ми-фа»В нём зазвучала благозвучноВ груди рождённая строфа.
И он вкусил той сладкой мукиИ воплощенья мысли в слог,Что лишь пером даётся в руки,Когда есть вдохновенья взлёт.
И он взлетел над бренным миром,Нам без него на свете жить,Но глас его заветной лирыВека не смогут заглушить!
25.03.2010
Дядька
(Никита Тимофеевич Козлов)
– Что ж, едем, Тимофеич?
– Едем, батюшка!
– А куда едем, знаешь, старче?
– Да по России, куда ж ещё! –
отвечал Никита.
С.С. Гейченко. «У Лукоморья»
Ну что, читатель, не устал?А коль устал, присядь-ка,Да я ведь тоже недоспал,Послушай-ка про дядьку.Это какого? – Да того,Козлова, про Никиту,Ты что, не слышал про него?Прикрой-ка дверь, открыта.Так вот, это тот самый дядька, тот,Что Пушкину, поэту,Служил слугой за годом год,Зимой, в мороз, и летом.
Простой парнишка крепостной,При барском доме вырос,Порой голодный и босой,Ходил он петь на клирос.Был балагур и весельчак,Слыл малым-самоучкой,На балалайке он бренчал,Порой гитару мучил.Пилил, строгал, таскал мешки —Толковый был работник,Про соловья слагал стишки,Того, кто был разбойник.
Когда же Пушкину трёх летИ не было от роду,Уже Никиту знал поэт,И с ним – в огонь и в воду.Тот по Москве любил гулять,И с чуть подросшим СашкойНа колокольню залезать,Где бьёт Великий страшно.Он при поэте был везде —В Москве и при лицее,И в скачки бешеной езде —Унынья панацее.
«Куды же Сашку-то несёт?Спаси его, владыко!Ведь не иначе пропадётБез дядьки-то, Никиты!Эх, мать-Россия, великиУхабы на дороге», —И снова чистил сапогиДо блеска на пороге.Был в Кишинёве с ним, в Крыму,Тифлисе и Одессе, —Там быт налаживал ему,Ел-пил с поэтом вместе.
Делил успех, делил долги,Ходил порою хмурый,Когда скрывал его стихиОт подлости цензуры:«Стихи ругают, барин? Пусть,На то она охрана,Народ уж знает наизусть«Людмилу и Руслана»!Пошёл намедни на базар,Потом, зайдя в харчевню,Слыхал сквозь ругань да угар:Читают уж «Деревню»!
Поэт любил его: открытоОн вызвал Корфа на дуэльЗа то, что тот побил НикитуИ обозвал его: плебей!Барон же, не приняв условий,Писал, что, де, какой пустяк!Поэт ответил: что сословье?Ведь человек же, прежде, всяк!За то, что Пушкин вызвал Корфа,Себя Никита оправдал:Самим ищейкам БенкендорфаСтихов поэта не продал!
Был ему нянькою, лечил,Он был его возницей,Стирал, будил, кормил, поил,Просил остепениться.Поэту был помощник онВ делах его журнальных,Был ему верный почтальонСтихов его опальных.Был предан он, как верный пёс,
Он жил его стихами,И на руках поэта нёс,Когда поэт был ранен.Он был за мать и за отца.Когда стоял у гроба,Себя винил лишь без конца:Ну почему не оба?И встал Никита на возок,Главой прижавшись к гробу,Молясь, будто на образок,Всю длинную дорогу,Не чуя ног, не чуя рук,Трескучего мороза…Умолкла лира сразу, вдруг,Осталась жизни проза.
Потом не помнил он и сам,Как душу там не отдал,Когда, давая течь слезам,Он гроб поэта обнял:«Прости меня, не уберёгТебя, растяпа старый!Не смог ведь, не предостерёгОт злой судьбы удара…Ведь говорил тебе: не верьВертлявым иноземцам!Ну как же жить-то нам теперь,Как, без души и сердца?!»
Его могилу окружалВниманьем лишь Никита,Ведь годы долгие лежалПоэт, семьёй забытый.Едва Никита лишь узнал,Что та приедет вскоре,Он первым был, кто показалМогилу в Святогорье.По смерти Пушкина просил,Чтоб взяли хоть рассыльным,Ведь он стихи его носил,Когда поэт был ссыльным.
Он постарел, но, став седым,Свои преклонны летаДелил по-прежнему лишь с ним:Возил стихи поэта.Сам перевёз тиражСобранья сочиненийИ книги Пушкина, как страж,Во псковское именье.Так довелось ему служитьСемнадцать зим и лето.Он попросил похоронитьСебя у ног поэта.
24–26.02.2010
