Зэк Арманд Фриц
Киносценарий
Олег Копытов
© Олег Копытов, 2017
ISBN 978-5-4483-3556-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Титры: Окопы немецких войск на окраине Сталинграда, декабрь 1943
Два солдата в немецкой форме сидят, прислонившись к окопной стенке.
НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ (на лице некоторая несерьезность, по-немецки, в русской версии фильма – субтитры): Послушай, Арманд, сейчас – носом чую, начнется артподготовка, потом пойдут танки, за ними – пехота на лыжах, чтобы взять нас красиво. Они наверняка точно знают, что у нас уже нет орудий и почти нет патронов. Ты что предпочитаешь, смерть или плен?
АРМАНД ФРИЦ (парень лет 25, симпатичный, черняво-французистый, правильные черты лица, нос прямой, без горбинки): У меня полторы обоймы, расстреляю, а там посмотрим.
СОЛДАТ: Арманд, я бы на твоем месте сразу бросился под танк, чем попасть в плен.
АРМАНД: Это еще почему?
СОЛДАТ: Если тебя возьмут в плен, только из-за твоей фамилии русские над тобой будут издеваться долгие годы, как цыгане медведя по ярмаркам водить! (Коверкая русский язык) Фритс, здавайтса! Фритс капут! Фритц балшой гавнук! (С некоторым нервным оттенком, по-немецки): Тебе перевести?
АРМАНД: (По-немецки, русские субтитры) Не надо. Гюнтер. Давай перед этой атакой я тебе кое-что скажу. Только очень откровенное. Серьезное. Я расстреляю свои полторы обоймы, только не в русских, а вот в эту стенку. Ты немец, я француз. Но мы ходили с тобой в атаку на русских, когда нашим парням головы сносило, а сейчас сидим здесь и ждем атаки русских, когда нам башку снесет. Не ты меня забрал в армию и послал воевать с русскими, а Гитлер. Но – поверь мне! Я только сейчас это понял! Я, дурья башка, думал, что я воюю за Эльзас. Он – и французский, и немецкий! Но нет, Гюнтер, нет! Время Эльзаса – впереди! Оно еще не настало! Мне плевать на все! Я больше не хочу воевать. Я не трус. Я два года воевал как все. Но сейчас я понял: эта долбанная война – не за Германию, – только за Гитлера. Россию нельзя победить, напасть на Россию – это идея сумасшедшего! Их не перебить, их много и они закалены, как сталь. Всю Россию не пройти, она слишком большая, слишком непонятная. Россию нельзя понять, и поэтому нельзя победить. Я не сумасшедший. Пусть русские берут меня в плен. Пусть ты пустишь мне пулю в лоб. Мне все надоело.
(Арманд расстреливает весь рожок своего «Шмайссера» в стенку окопа).
Спецлагерь Рада, близ Тамбова. Большой барак с двухэтажными нарами
ТИТРЫ: Лагерь Рада под Тамбовом для военнопленных-французов, октябрь 1945 года.
(Камера обводит ряд двухэтажных кроватей, тускло горит лампочка, кто-то спит. Кто-то беседует, кто-то штопает носки, кто-то что-то пишет в маленькие листки. Арманд лежит на кровати нижнего яруса, закинув руки за голову. К нему подходит человек, говорит по-французски; в русской версии фильма – субтитры).
ЗАКЮЧЕННЫЙ-ФРАНЦУЗ: Арманд, что ты наделал?
АРМАНД: Я дал по морде сволочи.
ЗАКЮЧЕННЫЙ: Охраннику!
АРМАНД: Он вольнонаемный. Даже по их правилам ему не по чину воровать. Тем более – продукты. Тем более у голодных.
ЗАКЮЧЕННЫЙ: Он русский!
АРМАНД: Он вор.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Все русские воры!
АРМАНД: Далеко не все.
ЗАКЛЮЧЕННЫЙ: Почти все наши скоро поедут домой. А тебя в лучшем случае навечно сошлют в Сибирь.
АРМАНД: Я давно мечтал там побывать.
(Входит охранник с погонами старшины. Смотрит в листок. Кричит)
– Арманд Фриц, на выход!
ТИТРЫ: Степной лагерь ГУЛАГа (Особый лагерь №4), Лагерное отделение №3 близ поселка Кенгир, Казахстан, весна 1954
Вид с воздуха на бараки Лагерного отделения №3 Особого лагеря №4 близ поселка Кенгир. Пролет на вертолете или самолете с камерой так, чтобы был понятен простой план Лагерного отделения №3: четыре зоны, разделенные между собой высокими (4-метровыми) заборами с рядами колючей проволоки сверху. Такой же, как внутренние, общий внешний забор. Общая предзона вокруг всех четырех зон. Далее – обход с камерой лагеря. В первой и второй зоне (Лагпункты №3 и №2) – мужчины, далее – хозяйственный двор со складами, кухнями, мастерскими, кучами бревен, тачками… Должно быть понятно, что это хоздвор, далее – четвертая зона (Лагпункт №1) с бараками, где одни женщины, некоторые – с детьми. К Лагпункту №3 пристроено мрачное каменное здание Лагпункта №4 – внутренней тюрьмы с штрафными изоляторами и кабинетами местных следователей… Это поздний вечерний час, солнце заходит за степь, следовательно, заключенные не на работе, они вернулись с комбината и других работ, их много повсюду…
ГОЛОС ЗА КАДРОМ1: Весной пятьдесят четвертого после нескольких пересылок я очутился в Караганде, это самый крупный пересыльный пункт Казахстана. Карлаг – это крупнейший остров архипелага ГУЛАГ. Из Караганды мне предстояло попасть в Степной лагерь, он же – Особый лагерь №4. Это 9 лагерных отделений, в основном между поселками Кенгир и Джезказган. В том районе были обогатительные рудные комбинаты, механические мастерские, мебельные фабрики, кирпичные и саманные заводы, в общем – множество производств советской рабской экономики, там было и возведение новых поселков в голой степи, летом на адской жаре, зимой – на адском морозе. Одно из самых крупных в Степлаге – Лагерное отделение №3, зона совсем рядом с поселком Кенгир. В третье отделение я и был распределен. Туда весной 1954-го пригнали этап в 500 самых жестоких зэков, крутого криминала, а как говорили сами власти, по их парадоксальному мышлению, – менее опасных заключенных, то есть не политических, а уголовников, урок, сплошь отказников, не желающих работать, но зверствовавших над всеми другими узниками. Кроме того, там был большой контингент западных украинцев и литовцев, которые партизанили против Красной армии и терроризировали население лет пять после войны, были здесь военнопленные румыны и другие европейцы, даже японцы и китайцы, русских из 4 тысяч заключенных-мужчин было от силы четверть. Но среди них были и кто, кто в мае 45-го брал Берлин. В отдельном Лагпункте Лаготделения №3 находилось 4 тысячи женщин…. Но власти просчитались. Уголовники и инородцы, откровенные враги Советской власти и мнимые, обыватели, виноватые только в том, что они родились на Западной Украине, в Литве или в Чечне, и бывшие командиры Красной армии, которые были виновны только в том, что попали в плен, – все мы здесь в Кенгире объединились и подняли восстание. Самое крупное восстание в ГУЛАГе за всю его трагическую историю. Восстание, которые вместе со всем, с недавней смертью Сталина и расстрелом Берия, а главное – с той объективной необходимостью перемен, которую уже столько десятилетий ждала Советская Россия, было началом конца ГУЛАГа… Но… до конца ГУЛАГа было еще далеко, больше двух лет, до начала восстания тоже было еще неблизко, – целых два месяца. Шел всего лишь март 1954-го.
ЛАГОТДЕЛЕНИЕ №3 – ЛАГПУНКТ №2 – УТРО
На большом плацу выстроены на развод на работу зэки. Их сотни. Два из них, один помоложе, другой постарше, в двух шагах перед строем. Во фронт строя – старший лейтенант и несколько сержантов и рядовых.
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ: Больные, говорите? Вот этого – в тачку, а этого – лечиться… В штрафной изолятор!
Тот же строй. Перед которым молодой из двух заключенных, впряженный в двуколку, груженную камнем, – и те же старший лейтенант и солдаты.
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ: Контингент! По бригадам и нарядам в колонну по пять, руки сомкнуть – становись!.. А ты, симулянт, сейчас покажешь, чем болеешь.
Смена плана, последние из колонн заключенных уходит за ворота, по плацу сильно напрягаясь, тащит двуколку с камнями заключенный, рядом с которым солдаты и сержант с кнутом.
ШТРАФНОЙ ИЗОЛЯТОР ЛАГОТДЕЛЕНИЯ №3 – ВЕЧЕР
ОХРАННИК (входит в камеру, где на цементном полу лежит человек):
– Номер СЖЖ девятьсот девяносто пятый! К тебе офигенная лафа пришла! Держи матрац, а щас тебе принесут дрова для печки, затопишь, может, не подохнешь. Нельзя вам дохнуть, ни закон, ни план не разрешает. Чё лежишь, вставай, стели матрац, я за тебя что ль буду?
Тот заключенный, что утром был на плацу, и был отправлен в изолятор, лет сорока, но выглядит старше, кавказской внешности, левой рукой все время сдавливает горло, тяжело откашливается – расстилает матрас, растапливает печь, при этом сосредоточенно о чем-то думает, кашляет.
Скрип двери, входит еще один заключенный, молодой. Дверь за ним с лязгом закрывается. Заключенные молча смотрят друг на друга. Потом старший протягивает руку.
