Джулиан Мэй
Узурпатор
Дэйву-неумехе и Сэму – пивному фанату еще одно напоминание о мамуле!
Что бы мы ни делали, в сердце одинокого человека всегда останется место для крайностей.
Все мы носим в себе наши потери и поражения, преступления и поздние раскаяния. Но мы не должны выпускать все это на волю, необходимо бороться с ними внутри себя. Бунтующий человек не сдается – именно это лежит в основе самоуничтожительной борьбы и заставляет нас сопротивляться жестокому бесформенному движению истории.
Альбер Камю. «Бунтующий человек»
ПРОЛОГ
Тела погибших и раненые были убраны, и теперь освещенный светом плиоценовой луны лес, покрывающий склон вулкана Мон-Доре, казался мирным и безмятежным. Воздух был пропитан ароматом аралий и орхидей. Выбравшиеся из своих укрытий белки-летяги бесшумно планировали между березами и рябинами.
Высоко на склоне, там, где деревья росли реже, зловеще поблескивала полусфера диаметром около пятнадцати метров. Зеркальная поверхность придавала полусфере вид гигантского, полузакопанного в грунт ведьмина шара, проткнутого длинной тонкой жердью.
Какая-то отчаянная белка на бреющем полете выскочила из зарослей, сделала «свечку», притормозила и совершила безукоризненно мягкую посадку на жердь вблизи зеркальной поверхности.
– Вот храбрая зверюшка, – пробормотал Лейр.
– Просто любопытная, – мягко сказал человек Себи-Гомнол.
Зверек пустился вниз по ошкуренному стволу и, вытянув лапку, потрогал полусферу. Ничего не случилось. Опустив голову, белка принюхалась и, по-видимому, приняла какое-то решение. Она пробралась на поверхность зеркала, но тут же потеряла точку опоры и съехала вниз, упав на землю взъерошенным комочком.
Зверек бросился наутек, а наблюдатели невесело рассмеялись.
– Теперь ей известно столько же, сколько и нам, – заметил лорд Ронии Бормол. – Если бы наши уроки стоили нам так же дешево!
Шесть излучающих свет фигур стояли на почтительном расстоянии от полусферы. Один из них был человек с непомерно большим носом, а остальные принадлежали к красивой расе тану и возвышались над ним более чем на две головы. Все они были облачены в фантастические стеклянные доспехи, утыканные гранеными шипами и самоцветами, их открытые шлемы с изображением геральдических животных венчали рога. Фигуры лучились приглушенным внутренним светом. Человек курил сигару.
– Убито шестнадцать воинов Ронийского боевого товарищества, – сказал Кандатейр, заместитель Бормола. – Я уже не говорю о двадцати или тридцати в серых и серебряных торквесах, погибших в Привратном Замке. Эти люди – активные метапсихотики! Великая Тана, раньше они никогда не дозволяли «активным» проходить через врата времени! Вот почему мы сразу же вызвали тебя, Стратег.
Ноданн наклонил голову в знак своего одобрения. В золотисто-розовом свете, исходящем от его величественной фигуры, голубые и зеленые доспехи остальных казались тусклыми, а произносимые им слова звучали необыкновенно мягко:
– Врата времени. Проклятые врата времени…
– Ментальные удары, сразившие стражу замка, мои сподвижники по Охоте отразили с легкостью, Стратег, – сказал Бормол. – Но у первобытных было еще и какое-то сверхсложное оружие, испускающее направленные пучки энергии. Когда мы в конце концов загнали их в угол, они применили против нас это оружие. Наши метапсихические экраны оказались против него бессильны. Но мы с Кандатейром догадались использовать согласованную массированную мозговую защиту. Надо признать, что мы вспомнили о древнем искусстве как раз вовремя.
Себи-Гомнол улыбнулся правителю Ронии сквозь дым сигары.
– И вы приняли решение отступить за этот барьер. Весьма благоразумно с твоей стороны, Брат Принудитель.
– Я научился быть благоразумным, когда дело касается людей… Брат Принудитель.
Оставив без внимания эту маленькую оскорбительную заминку, Гомнол обратился к Ноданну:
– Стратег, не вызывает сомнений, что люди применили оружие типа портативной фотонной пушки. Оно действует по тому же принципу, что и ваш священный Меч Шарна, главный приз Великой Битвы.
Ноданн показал на зеркальную полусферу:
– И они скрываются за вот той штукой?
– В моем мире будущего наука называет это силовым сигма-полем. Могу предположить, что захватчикам потребовалось некоторое время, чтобы запустить генератор.
– Проклятый серебряный пузырь не пробивается ни каким-либо нашим оружием, ни психогенным энергетическим полем, – сказал Бормол. – Хотя и удается трансментально воспринять слабые импульсы, но чужестранцы пользуются каким-то практически непостижимым мысленным кодом. Большинство из них вот уже несколько часов как отправились спать… к вящей нашей радости.
Лорд Алутейн, президент Гильдии Творцов, спросил у Гомнола:
– И насколько сильно сигма-поле, сынок?
– Оно совершенно непроницаемо для любых наших атак, Творец. – В улыбке человека сквозила гордость за свою расу.
Лейр бросил грозный взгляд на Гомнола.
– А я считал, что людской кодекс использования врат времени запрещает транспортировку подобных устройств из вашего мира.
– Совершенно верно. Современное оружие не разрешается перебрасывать в плиоцен. Это строго запрещено. – Гомнол пожал плечами под сапфировым латным оплечьем. – Разумеется, наложен запрет и на переселение людей, наделенных активными метафункциями.
Старый дородный Алутейн разразился витиеватой бранью:
– Но каким-то образом больше сотни ублюдков умудрились пробраться сюда! И отшибли яйца нашему брату Бормолу! И что теперь делать, я спрашиваю? А, теперь-то что? – Он погрозил мерцающим изумрудным кулаком округлости силового поля, в которой отражалась луна и пародийно искривленная линия горизонта с силуэтами деревьев.
– Я призвал вас сюда в надежде получить добрый совет, Брат Творец, – с достоинством ответил Бормол, – а не для словопрений. Пришельцы-захватчики сейчас спят, но скоро они проснутся. И когда это случится… Могу предположить, что у них есть возможность стрелять из своего оружия изнутри сигма-поля.
– Все зависит от типа генератора, – сказал Гомнол. – Но такую возможность исключать нельзя.
Шестеро тану объединили усилия в неуклюжей попытке проникнуть в полусферу трансментальным взглядом; но внутри различалось только смутное, расплывчатое пятно. Удалось уловить лишь циклические волны мыслепотока спящих и единственную тугую нить бодрствующего сознания часового, чьи мысленные импульсы почти целиком находились за пределами диапазона восприятия тану.
