Дмитрий Правдин Хирург возвращается
Глава 1
Мое последнее перед отпуском дежурство входит в завершающую фазу. У меня в запасе почти три часа. Когда маленькая часовая стрелка на циферблате упрется в цифру 9, де-юре наступит конец смены, а дальше — все как обычно, по плану будничного дня: хирургическая конференция, доклады, обсуждение поступивших больных и выполненных операций. Затем обход в реанимации с участием корифеев и обсуждение тяжелых больных нашего отделения, которых я, как ответственный хирург, наблюдал в вечернее и ночное время.
Стрелка часов тем временем может добежать и до 10, и до 11… но что делать? Хирург обязан прийти на работу вовремя, а уйти — как получится. А старший хирург бригады, с его-то многочисленными докладами и обходами, даже если нет затянувшейся операции, всегда задерживается на час, а то и больше.
Иду по пустынному коридору приемного покоя, гулко меряя шагами пространство первого этажа — никого нет. А ведь каких-то пару часов назад здесь бурлила жизнь: десятки страждущих вместе с сопровождающими томились в коридоре в надежде на медицинскую помощь. При этом добрая половина из них была в алкогольном и наркотическом опьянении разной степени, которое сопровождалось немотивированной агрессией по отношению к замордованному медперсоналу: «Мы уже тут пять минут сидим, а земля вокруг нас до сих пор отчего-то не вращается!»
Треть посетителей, если им верить, невыносимо тяжело болела уже недели, месяцы, годы… но именно сегодня в полночь им стало значительно хуже, и они вызвали «скорую помощь» — нисколько не задумываясь, что для таких, как они, существуют поликлиники. «А вы знаете, как тяжело попасть на амбулаторный прием?» — негодуют эти пациенты, когда пытаешься выяснить, что помешало им обратиться в районную поликлинику днем. Зачем утруждать-то себя? Набрал «03», и дело с концом! А уж если позвонить в полночь, да нагнать ужасов по телефону, то отвезут в больницу как миленькие! Врачи «скорой помощи» настолько запуганы разными жалобами, что везут всех подряд. А если все же не повезли, есть платная «неотложка», эти отвезут при любом раскладе.
Далеко ходить не нужно. Не далее как на позапрошлом дежурстве привезли одинокую склочную женщину, страдающую затяжными запорами. Она прошла все основные государственные медучреждения Питера. И здесь ее обследовали с ног до головы и ничего криминального не нашли. Ей бы сходить в поликлинику, записаться на прием к грамотному гастроэнтерологу, подобрать качественное слабительное, пить его да радоваться восходу солнца. Но нет, она повадилась вызывать «скорую», причем в пять утра, и, потрясая своими многочисленными выписками (где, кстати, ничего слишком тревожного не записано), требовала отвезти ее в больницу. Те, естественно, ни в какую: пейте, тетя, гуталакс и не майтесь дурью. Тетя решила добиться своего не мытьем так катаньем: заказала себе платную «неотложку», а у них, между прочим, вызов денег стоит, и немалых. Удовольствие прокатиться от своего дома до нашего приемного покоя ей обошлось в шесть тысяч целковых, а ехать пришлось — аж полтора километра. Как и ожидалось, ничего эдакого мы у нее не нашли. Сделали клизму, и кишечник с благодарностью откликнулся, чего не скажешь о его хозяйке: та подняла хай и потребовала немедленной госпитализации, причем в лучшую палату.
— Запор ликвидирован? — как можно любезней, для семи-то утра, справляюсь я у скандалистки.
— Да, но меня надо лечить! Я требую немедленной госпитализации! — рычит дама.
— Вы не нуждаетесь в хирургическом лечении. Обратитесь в поликлинику, и пусть вам районный гастроэнтеролог подберет эффективное слабительное. Нахождение в экстренном хирургическом стационаре вам не показано, — фальшиво улыбаюсь я, чувствуя, что моему терпению скоро наступит конец.
— Много вы понимаете! Где у вас старший хирург?
— Я и есть старший хирург, не надо так кричать! Вождь китайского народа товарищ Мао Цзэдун, как известно, тоже страдал запорами, однако это не помешало ему стать лидером с мировым именем.
— Это вы на что намекаете? — тетя даже перестала орать.
— А к тому, что если б он зациклился на своем запоре, то вряд ли бы стал тем, кем стал. И дожил, между прочим, до глубокой старости.
Как ни странно, этот исторический пример возымел свое действие, она успокоилась. Посидела минут пять на стуле, а после попросила отвезти ее домой. Отвечаю:
— Я бы с удовольствием, но пока смену не сдам, не могу. Если уйду сейчас с работы — меня ругать станут.
— Да я и не предлагаю вам на своей машине везти, вызовите служебную.
— Ну, до служебной я еще не дорос.
— Что вы ерничаете? Есть же у вас «скорая»?
— Нет, — начинаю понемногу выходить из себя. — Вызывайте такси!
Дальнейший разговор становится пустым, я отдаю ей в руки справку и, не прощаясь, иду по своим хирургическим делам. Вслед мне несется злобное шипение и омерзительные проклятия. Вот и съездила: за шесть тысяч клизму поставить.
Действительно больных людей, нуждающихся в неотложной помощи, как ни странно, меньшинство, а тех, которым нужен хирург, — и того меньше. И так каждую ночь, и каждый день, круглый год, без выходных и праздников.
Сегодня публика, похоже, уже угомонилась и теперь накапливает силы, чтобы с утра снова «доставать» врачей.
Удивляюсь обилию мусора на полу: фантики от дорогих конфет, окурки, грязные обрывки кровавых бинтов, засохшие крупные капли крови, следы рвоты, три женских заколки, причем все с приличными пучками волос, две гипсовые лонгеты, шелуха от семечек и… Фу! Мой взгляд уперся в кучу человеческого кала прямо напротив лифта. Какая мерзость! Туалет же вот он, рядом! Скорее всего, автор этой «мины» — пьяный или обдолбанный ублюдок. Взял и подгадил нам в прямом смысле слова.
В тысячекоечной больнице, оказывающей экстренную помощь второму по численности населения мегаполису страны, — огромные проблемы с младшим медицинским персоналом. Никто не хочет идти драить по ночам полы за сущие копейки. Весь мусор будет ждать понедельника. Разве что кто-нибудь из особо сердобольных медсестер не выдержит и задвинет ногой в дальний угол, чтоб глаза не мозолил.
Мои размышления на злободневную тему прерывает грохочущая по пустынному коридору обшарпанная каталка. На ней матерящимся пригорком возвышается окровавленный человек. Рядом быстро шагает наш молодой хирург Альберт Тонин, с боков семенят два «скорика» в одинаковых синих комбинезонах и пара полицейских сержантов с укороченными «калашами» на плечах, пытаются держаться рядом, стараясь не выпускать из вида ругающего кого-то там раненого.
— Дмитрий Андреевич, — уже издалека кричит Альберт, — ножевое в живот! Разрешите мне им заняться?
— Валяй! — даю добро после беглого осмотра пациента, тут же, в коридоре.
Мужчине немного за сорок, он изнурен нарзаном и неволей, но еще довольно крепок. Сломанные ушные раковины подсказывают мне, что их владелец — бывший борец. Изо рта — сшибающий с ног запах алкоголя. Пропитанная кровью футболка плохо прикрывает зияющую рану в левом подреберье. Раненый стонет, отдергивает мою руку при пальпации, его живот напряжен. Без сомнения, проникающее колото-резаное ранение брюшной полости с внутренним кровотечением. Надо срочно оперировать.
— Возьми в помощь наших интернов Игоря и Гришу! — бросаю Альберту.
Он хоть и молодой доктор, но уже кандидат наук и хочет стать маститым хирургом. Не стану ему препятствовать. Случай не сложный, пусть оперирует. А мне еще предстоит осмотреть всех поступивших и прооперированных за суточное дежурство пациентов и сделать записи в историях болезней. Успеть бы до конца смены!
— Нож длинный был? — интересуюсь напоследок у борца.
— Вот такой длины, док! — раненый разводит в разные стороны кисти рук, скованные наручниками, и демонстрирует в улыбке рандолевые зубы с въевшейся от чифиря чернотой.
— Да, только три месяца как с зоны откинулся! — комментирует один из автоматчиков, перехватив мой взгляд, задержавшийся на изготовленных лагерными умельцами зубах. — Восемнадцать лет отсидел за рэкет — еще в лихие девяностые посадили, только освободился, и опять за свое. Бухает с тех пор, как вышел из заключения. Пытался «наехать» на каких-то кавказцев, торгующих на рынке, да не на тех, похоже, нарвался. Они его же ножом его и пырнули, нас вызвали и заяву накатали.
— Все путем, командир! — не снимая с лица улыбку, стонет несостоявшийся рэкетир и проезжает мимо меня в операционную.
— Опять посадят? — интересуюсь напоследок у полицейских.
— Скорее всего, да! — кивает разговорчивый сержант и, поправив сползающий с плеча автомат, ускоряет шаг.
— Нда-а, дела! — говорю сам себе. — Не смог перестроиться мужик, так и остался там, в девяностых.
