Иэн Бэнкс
Пособник
Эллис Шарп посвящается
Глава первая
Независимый фактор сдерживания
Спустя полтора часа ты слышишь машину. Все это время ты прождал в темноте напротив двери, сидя на маленькой телефонной банкетке. Лишь раз ты сошел с этого места — через полчаса после прихода, когда вернулся на кухню, проверить, как там горничная. Как сидела, так и сидит, только белки глаз сверкают в полумраке. В воздухе стоял странный резкий запах, и ты подумал о кошках, хотя прекрасно знаешь, что кошек в его доме нет. Наконец ты понял, что горничная просто описалась. Сначала это вызвало у тебя отвращение, но потом ты почувствовал себя виноватым.
Когда ты приблизился, она всхлипнула под черной лентой скотча. Ты проверил шпагат, которым она была привязана к маленькому кухонному стулу, и веревку, крепившую стул к еще теплой газовой плите. Шпагат оставался на своем месте: то ли горничная и не пыталась освободиться, то ли пыталась, но безуспешно. Веревка была тугой и крепкой. Ты бросил взгляд на зашторенное окно, затем направил луч фонарика на ее привязанные к задним ножкам стула руки. Пальцы были вроде в порядке; из-за ее оливковой филиппинской кожи сказать наверняка было довольно трудно, но ты все же решил, что кровообращение у нее не нарушилось. Ты посмотрел на ее ноги, худенькие, в черных тапочках на низком каблучке: они тоже вроде были в порядке. Моча просочилась на кафельный пол и образовала под стулом лужицу.
Когда ты заглянул ей в лицо, она задрожала от страха. Ты понимал, что вид у тебя в черном, натянутом на лицо вязаном шлеме довольно устрашающий, но с этим ничего нельзя было поделать. Чтобы хоть как-то ее приободрить, ты потрепал ее по плечу. Затем вернулся к банкетке у входной двери. За это время было уже три телефонных звонка, и ты слушал, как их принимал автоответчик.
— Вы знаете, что делать, — говорил каждому звонящему его скрипучий, записанный на пленку голос; звучал он быстро, отрывисто, невнятно — аристократически. — Вот и сделайте это после сигнала.
— Тобиас, старина, как, черт тебя подери, поживаешь? Это Джефф. Слушай, какие у тебя были планы на субботу? Может, перекинемся в гольф вчетвером в солнечном Саннингдейле? Брякни мне. Пока.
(Гудок.)
— Э… да, э-э-э, сэр Тоби. Это опять Марк Бейн. Э, я звонил уже, пару дней назад. М-м-м… ну, я все еще, как уже вам говорил, хотел бы взять у вас интервью. Я знаю, сэр Тоби, что вы обычно не любите давать интервью, но уверяю вас, я не держу камня за пазухой и как коллега по профессии могу по достоинству оценить ваши достижения и хотел бы узнать побольше о ваших взглядах. В любом случае решать, конечно, вам, и я с уважением приму любое ваше решение. Я… м-м-м, я попробую застать вас утром в офисе. Спасибо. Большое спасибо. До свидания.
(Гудок.)
— Тобс, старый черт, позвони мне насчет этой истории с дневником. Пока меня все это не удовлетворяет. И почини ты свой проклятый телефон в машине.
Ты улыбнулся. Этот грубый колониальный голос, этот командный тон резко контрастировал с обходительностью первого сообщения (типичный выпускник Харроу[1]) и с просительными интонациями второго (типичный трудяга откуда-нибудь из центральных графств). Владелец. Вот с этим ты бы совсем не прочь познакомиться. Ты взглянул в темноту, туда, где начиналась лестница, где на стене висели фотографии в рамках. На одном снимке сэр Тоби Биссетт был запечатлен вместе с миссис Тэтчер, оба улыбающиеся. Ты тоже улыбнулся.
Потом ты просто сидел, дышал себе глубоко, думал, пытался сохранить хладнокровие. Один раз ты вытащил пистолет — сунул руку за спину под парусиновую куртку, он был засунут между рубашкой и джинсами. Через тонкие кожаные перчатки ты ощутил тепло браунинга. Пару раз извлек обойму и вставил ее обратно, проверил большим пальцем, поставлен ли пистолет на предохранитель. Потом сунул его обратно.
Затем ты нагнулся, задрал правую штанину джинсов и вынул «марттиини»[2] из его слегка промасленных ножен. Узкое лезвие ножа заблестело, только когда ты повернул его так, чтобы в нем отразился красный мигающий огонек автоответчика. На стальном лезвии ты заметил крохотное пятнышко. Подышал на него, потер металл затянутым в перчатку пальцем, снова повернул лезвие к красному огоньку. Удовлетворенный, положил нож обратно в кожаные ножны и опустил штанину. Потом ждал до тех пор, пока не услышал шум подъезжающего «ягуара»; урчание двигателя в ночной тиши вернуло тебя к действительности.
Ты встаешь и смотришь в глазок широкой деревянной двери. Видишь искривленную линзами темную площадь. Видишь ступеньки, спускающиеся к тротуару, ограду по обеим сторонам ступенек, припаркованные у обочины автомобили, а в центре площади — темную массу деревьев. «Ягуар» стоит как раз напротив двери, за припаркованными машинами. Его дверца открывается, в ней мелькают оранжевые уличные огни. Из машины выходят мужчина и женщина.
Он не один. Ты смотришь, как женщина разглаживает юбку, мужчина что-то говорит водителю и захлопывает дверцу «ягуара».
— Черт, — шепчешь ты. Сердце у тебя чуть не выскакивает из груди.
Мужчина и женщина идут к ступенькам. У мужчины в руке дипломат. Это он: сэр Тобиас Биссет, человек со скрипучим, отрывистым голосом на автоответчике. Он и женщина подходят к тротуару, направляются к ступенькам, и он берет ее под правый локоть, ведя к двери, за которой стоишь ты.
— Черт, — снова шепчешь ты и бросаешь взгляд в сторону лестницы, ведущей в прихожую и кухню, где сидит горничная и все еще приоткрыто окно, через которое ты и проник в дом.
Ты слышишь их шаги по тротуару. Под шлемом у тебя зудит лоб. Сэр Тоби выпускает локоть женщины, перекладывает дипломат в другую руку и лезет в карман брюк. Они уже преодолели половину лестницы. Ты начинаешь паниковать, смотришь на тяжелую цепь, висящую у края двери рядом с массивным замком. Затем пугающе близко слышишь звук поворачивающегося в замке ключа, слышишь, как сэр Тоби что-то говорит, слышишь нервный смешок женщины и понимаешь, что теперь уже слишком поздно, и тут к тебе приходит спокойствие, ты начинаешь пятиться от двери, пока не утыкаешься спиной в висящую на вешалке одежду, суешь руку в карман парусиновой куртки и ощущаешь там тяжесть начиненной дробью и обтянутой кожей дубинки.
Дверь открывается на тебя. Ты слышишь шум отъезжающего «ягуара». В прихожей зажигается свет.
— Ну вот мы и пришли, — говорит сэр Тоби.
Дверь закрывается, и они уже перед тобой; чуть повернувшись, он укладывает дипломат на столик рядом с автоответчиком. Девушка — блондинка, загорелая, лет двадцати пяти, с модной сумочкой в руках — смотрит на тебя. Соображает она туго. Ты улыбаешься под маской и прикладываешь палец к губам. Она колеблется. Ты слышишь, как с писком перематывается лента автоответчика. Тут девушка начинает было открывать рот, но ты делаешь шаг вперед и оказываешься у него за спиной.
Ты замахиваешься дубинкой и со всей силы бьешь его в основание черепа, на ладонь выше ворота его пиджака. Он тут же оседает, сползает по стене на столик, автоответчик падает, а ты поворачиваешься к девушке.
Рот у нее открыт, она смотрит, как мужчина валится на ковер. Она устремляет взгляд на тебя, и тебе кажется, что она вот-вот завизжит, и ты напрягаешься, готовясь ударить и ее. Модная сумочка падает на пол, девушка вытягивает перед собой трясущиеся руки, смотрит на лежащего без движения мужчину. Ее подбородок дрожит.
— Пожалуйста, — говорит она, — не трогайте меня. — Голос у нее тверже, чем руки или подбородок. Она бросает взгляд на мужчину, лежащего на ковре. — Я не знаю, кто… — она нервно сглатывает, веко у нее начинает дергаться; ты наблюдаешь, как она пытается говорить пересохшим ртом, — кто вы, но я ничего не хочу… Только не трогайте меня. У меня есть деньги, можете их взять. Только не трогайте меня, хорошо? Не делайте ничего со мной. Ладно? Пожалуйста.
У нее красивый голос, голос слоуни, выпускницы Роудин-скул.[3] Ее поведение вызывает у тебя смешанные чувства — презрение и восхищение. Ты бросаешь взгляд на мужчину: он совершенно неподвижен. Лежащий на ковре автоответчик, перемотав наконец ленту, со щелчком останавливается. Ты снова смотришь на девушку и медленно киваешь. Показываешь головой в сторону кухни. Она в растерянности смотрит туда. Ты снова тычешь в сторону кухни — теперь дубинкой.
— Хорошо, — говорит она. — Хорошо.
Она пятится в глубь прихожей, все так же держа руки перед собой. Упирается спиной в дверь кухни и распахивает ее. Ты следуешь за ней и включаешь свет. Она продолжает пятиться назад, и ты поднимаешь руку, показывая, чтобы она остановилась. Она видит горничную на стуле, привязанную к плите. Ты жестом указываешь ей на другой красный кухонный стул. Она снова бросает взгляд на сидящую с широко раскрытыми от ужаса глазами горничную и, по-видимому, принимает решение, садится.
