Илья Львович Дворкин
Новый способ дрессировки
В ЮДП Володьку и Таира не принимали. Там Юрка Салахов всем заправлял. Он у этих ЮДПешников самый главный начальник.
— У вас ещё, — говорит, — нос не дорос. Вы ещё, — говорит, — нарушителя никак не можете задержать, такие клопы. Он с вами что захочет сделает. Катитесь отсюдова.
Так обидно, что и сказать нельзя.
— Знаешь, Володька, давай будем за ними подглядывать. Подглядим, чем эти ЮДП занимаются и тоже станем, — сказал Таир.
Володька подумал немножко, потом печально сказал:
— Давай. Только всё равно это очень несправедливо.
Застава огорожена высоким забором. У ворот будочка, в будочке телефон, у телефона часовой стоит в зелёной панаме, с автоматом в руках.
Так что проникнуть через ворота и думать нечего. Мигом выставят.
Зато, если с другой стороны залезть в бурьян, в такой высокий, как лес, бурьян — будяк называется — да ещё стать на колени — ни один часовой тебя не приметит.
А ты в щёлку всё видишь.
Вон в дальнем углу заставы стоят два приземистых длинных барака.
А вокруг них ограда из проволочной сетки.
Туда ЮДП не пускают.
Туда даже не всякого настоящего пограничника пустят, а только командиров и проводников. Потому что в бараках, в отдельных клетках, живут пограничные собаки.
Такие здоровенные лохматые звери.
До того умные и сильные, что поверить трудно, если своими глазами не видел.
А Таир с Володькой несколько раз видели, как они работают.
Пограничник надевает ватник, а сверху ещё стеганый брезентовый халат, тоже на вате.
Длинный такой халатище, до земли рукава, как у Пьеро и капюшон по самые глаза.
И пограничник в такой «бронированной» одежде бежит, петляет, а проводник пускает на него собаку.
Вот тут-то и начинается такое, что глядеть жутко. Здоровенный зверина, с половину льва величиной, несётся быстрей машины, прямо стелется над землёй от такой необыкновенной скорости. И с разбега прыгает на пограничника и сшибает его с ног.
От халата только клочья летят.
Пограничник в халате сразу замирает и сдаётся, потому что делать ему больше нечего.
Дела его очень плохие.
А собака сидит рядом и сторожит. Ждёт, пока подойдёт хозяин.
Ждёт себе спокойно и облизывается, а зубищи у неё… как у крокодила.
Когда Володька с Таиром первый раз увидели такое, им даже жалко стало нарушителей. Хоть они и шпионы.
— Слушай, ты не знаешь, зачем они в шпионы идут, дураки такие? — спросил Володька.
Таир долго молчал, а ведь он всю жизнь жил на границе. Он думал. Потом сказал:
— Знаешь, Володька, ты меня спроси что-нибудь полегче. Это очень трудный вопрос. Я не знаю. Я и сам думал про это. Может, они сумасшедшие? И собаки их кусают, и пулями в них стреляют, а они всё лезут к нам и лезут. И всё равно же их ловят, а они лезут. По-моему, они сумасшедшие, Володька. Надо у них спросить.
Так ответил Таир. Потому что он не болтун. Он честный человек.
В собачник не пускают даже Юрку Салахова, даром что командир. А жалко. Володьке с Таиром очень бы хотелось поглядеть, как этого опасного типа цапнули бы разочек крокодильими зубами за одно место.
В общем, из подглядывания ничего не получилось. Да и что хорошего может выйти из подглядывания?
И тогда Володьке пришла в голову очень гениальная идея.
Это после того, как они на пограничных собак нагляделись.
Володька даже присел. И что-то быстро-быстро забубнил себе под нос.
Таир сразу понял: Володька что-то замечательное придумал.
Раз присел и бубнит — значит уж точно.
Таир присел рядом, ухо выставил и стал слушать.
— Погодите, погодите! — бормотал Володька и рисовал что-то непонятное прутиком на земле. — Теперь-то вы узнаете… нос не дорос… У тебя самого не дорос…
— Ну давай, говори скорее, не бормочи, — не выдержал Таир.
— Ты знаешь, что я придумал? — закричал Володька.
— Не знаю.
— Ага, не знаешь! А Филимон у нас есть?
— Ну есть, а что?
— Ха, что? Он ещё спрашивает! Он отважная собака?
— Самая отважная.
— То-то же! Сделаем из него настоящую ищейку, так нас не то что в ЮДП, а, может, в проводники возьмут.
— Э-э! Сказанул! Я-то думал ты и вправду что замечательное придумал, а ты… Глупость одна! — Таир разочарованно махнул рукой и сказал ещё такие слова: — Ты что ж, всё забыл? Мы ведь давно договорились — будем Фильку тренировать. Только на это целый год или два надо! Думаешь, это легко? Мы к тому времени и сами вырастем, нас и так примут.
— Эх, ты! Год! Два! — заорал Володька. — В том-то и дело, что я придумал, как за два дня сделать Филимона совсем образованной собакой.
— Ну? — удивился Таир. — А как?
— А так! Понимаешь, это до того просто, даже удивительно, как никто до сих пор не догадался. Слушай: вот если я чего не знаю, а ты знаешь, то ты мне расскажешь и я тоже буду знать. Правильно?
— Ага. Правильно.
— А собаке ты можешь это рассказать?
— Ну… могу. Только она же всё равно не поймёт.
— А почему?
— Глупости ты какие-то спрашиваешь. Разговаривать-то она не умеет!
— Эх, ты! Не умеет! Это ты по-ихнему, по собачьи, не умеешь. А если бы ты был собака?
— Сам ты собака!
— Ну и ладно, пусть я. Если б я был собака, я б Филимону по-собачьи в два счёта рассказал, как надо нарушителей ловить, понял?
— Ну да… вроде понял… Только ты ведь ещё не собака.
— И наплевать! Человеком-то ещё лучше. Человек что хочешь придумать может.
— Слушай, Володька! Я ведь, кажется, понял! Ты хочешь…
— Ну да! Конечно! Мы его посадим к самой учёной псине, и всё! Через два дня наш Филька будет такой образованный, что все ахнут!
— Ух, ты! Вот так штука! Ну, Володька! Ну, голова! Ха-ха! И никто не догадался! Столько мучаются, чудаки, пока одну собаку научат. А тут — раз, два — и готово! Как же ты… Ну, Володька!
Таир увесисто треснул друга по спине и поглядел на него такими восхищёнными глазами, что Володька даже засмущался.
— Да ладно, чего там, — скромно сказал он, — следующий раз ты чего-нибудь гениальное придумаешь. Делов-то! Это не трудно. Немножко подумаешь и придумаешь.
— Ладно, — согласился Таир.
Филимон сначала веселился.
Он прыгал, кусал поводок, валялся на спине. И всё время улыбался.
Володька с Таиром тоже улыбались.
— Давай, давай, неграмотная собака, — говорил Таир, — беги быстрей. Скоро профессором станешь. Только, гляди, не зазнайся.
Когда подошли к забору собачника и полезли в известную только им узкую дырку, Филимон притих.
Потом он заскулил и стал вырываться.
Пограничные собаки молча глядели на них из своих клеток.
Так уж их приучили — помалкивать до поры до времени.
Было жутковато. Глядят на тебя с подозрением очень опасные звери и зловеще молчат.
Филька вдруг завизжал, заскулил, и глаза у него сделались такие перепуганные, будто его привели не уму-разуму набираться, а на съедение.
Володька взял Филимона под мышку, сжал ему рукой пасть и прошептал Таиру:
— Во, видишь, самый здоровенный пёс, вон с краю, где Азот написано, его значит Азот зовут. Он, наверно, самый учёный. Давай, Таир, открывай дверцу, я туда Фильку засуну.
Таир вдруг засомневался.
Громадный зверина, ну точь-в-точь волк, стоял перед ним и внимательно глядел прямо в глаза.
Он, как и все, не лаял, не рычал, но было в его позе и глазах такое, что Таиру вдруг расхотелось открывать клетку.
— Слушай, а вдруг он нашего Фильку загрызёт? — спросил он.
— Ещё чего? Что он — ненормальный? Филька ведь ещё щенок. А большие маленьких не бьют. Даже собаки. Особенно такие учёные, — сказал Володька, но голос у него был не очень-то уверенный. Вся их затея вдруг показалась ему совсем не гениальной. «Какие-то эти собаки молчаливые. Может, они с Филькой и разговаривать не захотят. Может, у них тоже есть военные тайны», — подумал Володька. Но вслух сказал:
— Азот, Азо-тик!.. У-у, хорошая собачка! Ты нас не бойся. Мы тебя сейчас с Филимоном познакомим. Ты уж его, необразованного, научи, научи!
Азот кивнул головой, и губы у него чуть вздрогнули, обнаружив клыки.
— Видал? — зашипел Володька. — Соглашается! Давай, Таир, открывай!
Филимона Володька удерживал с трудом, тот бешено вырывался.
Таир глубоко вздохнул и отодвинул засов. В тот же миг молчаливый Азот толкнул своей широченной грудью дверцу, отшвырнул Таира и выпрыгнул на волю.
От неожиданности Володька выпустил Фильку, и тот, заливаясь пронзительным, истеричным лаем, заметался по собачнику.
Так же молча Азот прыгнул на Володьку, сшиб его с ног, поставил на живот когтистую могучую лапу и зарычал негромко, но так, что Володька первый раз в жизни понял много раз читанную фразу «кровь в жилах застыла».
