Пиня Копман
Записки Фомы неверующего
Предисловие
Дорогой читатель!
Каждый из нас во что-нибудь верит. Вера — дело не постоянное. В детстве мы верим в родителей и считаем абсолютной истиной все, что они говорят. Потом появляются иные люди, иные источники веры.
Мир вокруг нас очень сложный, и многое из того, что мы о нем знаем приходится принимать на веру. Например, что овощи полезней шоколадных конфет, что в космосе нечем дышать, а вакцина может уберечь нас от опасного вируса.
Причем на протяжении жизни, набираясь личного опыта, мы уже не так легко верим тому, что нам говорят. И с трудом, но расстаёмся с какой-то частью нашей веры.
Писать о вере совсем не просто. Я мог ненароком отдавить чьи-то мозоли, бросить тень на чистые чувства.
Но мне очень важно было сказать тебе, читатель: «Проверяй свою веру разумом. Ведь разум дан нам всем не даром!»
Сборник составлялся нелегко, и я хочу поблагодарить коллег-поэтов и просто хороших людей из Израиля, России и Украины за консультации и помощь. Прежде всего Тамару Манкееву, зав. Онлайн-библиотекой СРПИ.
Теперь дело за тобой: читай, и решай, чему верить, а чему нет.
Кликабельные ссылки для всех иллюстраций в конце книги
Дело рыбаря
Несуразный, с заразной идеей,
беспокойным бездомным бичом,
о спасении чьем-то радея,
притчи сказывал он иудеям
не понять ни зачем ни о чем.
— Не копите земли и злата
ни обманом и ни татьбой!
Все, накопленное когда-то
на тот свет не возьмёшь с собой.
Он твердил о свете и мраке
и о том, как жить по уму,
об Отце и о верном знаке.
Рыбари и иные зеваки
рот раскрыв внимали ему
— Будьте змеи и будьте дети!
Среди неба, на суше, в воде,
главным делом на этом свете
уловите души людей!
В том и суть и заветов, и басен
от зари до скончанья времён.
Ибо труд рыбаря не напрасен:
кто уплыл — тот пропащ и безгласен,
кто уловлен — тот жив и спасён.
— Вам дано бесконечно много
но сегодня, сейчас. Не потом.
Люди все-таки дети Бога.
Нужно дать им вспомнить о том.
Время смутное было, плохое
Не по злóбе, а по простоте,
ради общего мира-покоя,
чтоб не мучал нас чепухою,
мы распяли его на кресте.
Небо приняло стоны боли
И возникли на образах
светлым бликом в земной юдоли
слезы, словно кристаллы соли,
у еврейской мамы в глазах.
Верую!
Я скептик, рассуждая строго,
и верю, не в пример иным:
Ведь кто, скажите, кроме Бога,
мог сделать мир таким смешным?
Вот такая вера
Мир сложнее хромосом
и раскручен колесом.
Слов свинец в нем давит Землю
и взлетает невесом.
Кто свободен в нем, — чужой.
Кровь с клинка стекает ржой.
В нем себя приносят в жертву
заплатив за кровь душой.
По текучей по воде
бродят призраки в Нигде
и затертый образ бога,
был присыпан в борозде.
Но весною тает лёд,
солнце рыжее встаёт.
То, что было — проходило.
Завтра — новому черёд.
Творец отчаявшийся
Я безглазо гляжу из стеклистой завесы
повторяя привычное "Бля!"
Подо мной разлеглась в синяках и порезах
изнасило-ванная Земля.
Безобразно торчат оголенные нервы,
язвы, кости, ожоги, гнилье.
И ползут по ней жадные мерзкие черви.
Те, что, сцуко, подобье моё.
Нет. Ничем омерзенье моё не измерить.
Не исправить подобный звиздец.
И в себя я давно совершенно не верю.
Исчерпался до донца Творец.
Ведь вначале грозил, и ножищами топал
слал пророков и ждал перемен.
Запустил антивирус под видом потопа.
Изменилось ли что-то? А хрен!
Так ведь мелкие ж были, ничтожные баги*.
Думал: чуть отдохну, — сковырну.
И послал я сынка, но прибили беднягу.
Что обидно: буквально. К бревну.
Я неверно решил, да и ставил задачу,
Время хрен отмотается взад.
За ошибки плачý, крою матом и плáчу.
Даже выплакал нáхрен глаза.
Неумеха Творец. Чем не повод для смеха?
Сам себе сотворил геморрой.
И в моём ЧСВ** бесконечна прореха.
Называется черной дырой.
Но доколе? Я все же Творец, а не слякоть!
Мне ль ошибками мучаться впредь?!
Землю сжечь! И концы окончательно спрятать!
Память всю, вплоть до бита, стереть!
*Баг — ошибка в программе
** ЧСВ — чувство собственной важности.
Песенка про предложение, от которого нельзя… или
Среди флуда и фастфуда
бродит душенька приблуда.
Одинокая покуда
ищет пару по себе.
Без конца и без начала
путь по грани виртуала
до Харонова причала
по изломанной судьбе.
Запирая дверцы рая
(вдруг кто влезет, невзирая)
с белых крыльев пыль стирая
ангелок слетает вниз:
Здравствуй, душенька нетленна!
Хочешь в рай попасть мгновенно?
Так сей час же, непременно
от сей жизни отрекись!
Прокляни её трехкратно,
деликатно сдай обратно,
добродушно-аккуратно
откажись от мести-зла.
И уже без опасенья
жди спасенья-вознесенья.
Со среды иль воскресенья,
раз сама себя спасла.
Но душа не захотела
благ и райского удела,
тело ангела задела
выставляя аргумент:
Сверху скушно, сверху праздно,
а у нас разнообразно.
Мне милей Земли соблазны
чем ваш благостный сегмент.
Лучше я в сетях зависну,
тут движуха, мысли-смыслы.
Тут качанье коромысла,
в напряжении эфир.
Вы почище, несомненно
но роднее здесь геенна,
тьма любви и пива пена,
чем фруктовый ваш кефир.
Мне милей наш грешный мир!
Баллада о Божьем суде
Терпеть печали и тоски
он никогда не мог,
и в кабаки, и в бардаки
шел, не жалея ног.
Подобно каждому из нас
посачковать был рад,
но исполнял любой приказ,
поскольку был солдат.
Любил пожрать когда дадут,
хоть десять раз на дню.
Он слабо верил в Божий Суд,
и прочую фигню.
Готов был до зари вставать,
шагать сквозь дождь и тьму,
но ненавидел убивать.
Кто знает почему?
И в день, когда велел старлей*:
«Стреляйте по врагу!»,
в прицеле видя лишь детей
сказал он: «Не могу!»
*старлей — старший лейленант
