Мак Рейнольдс
Дело об одноразовом драндулете
***
В то утро я спустился из своей комнаты на втором этаже в старом доме из коричневого камня под номером 818 на Уэстстрит поздно. Накануне я лег спать под утро — с Сэлом и Лоном играли в карты с пенсовыми ставками. Само собой, никаких пенсов ни у кого не было, но играть в покер каждую неделю — наша традиция, кроме того, игра служила мне предлогом, чтобы не сидеть и весь вечер смотреть, изъеденные молью книги, пытающиеся поведать о былых его успехах в роли сыщика. Время от времени, выбрав пару абзацев, зачитывает мне вслух, забывая, что книга написана мной. Сейчас он занимается одной из самых первых, "Делом о красной коробке", о преступлении, в котором, если я правильно понял (а наверняка нет), замешана блондинка-проститутка высокого ранга.
Войдя в кухню, я спросил:
— Франц, что на завтрак?
Он с жалостью посмотрел на меня своими старыми короткими глазами.
— То есть, э… Феликс, Филипп? — сказал я. — Не подсказывай. Имя вертится на языке.
— Лысик, — отмахнулся он, — на завтрак каша.
— Каша? Опять? Куда девался апельсиновый сок, сдобные английские булочки, лепешки с тимьяновым медом из Греции, домашняя колбаса и яйца в масле?
Он вздохом помянул прошлое и ответил мне:
— Лысик, ты сам прекрасно знаешь, что четверо стариков, сидящих на Отрицательном Подоходном Налоге, не могут позволить себе такую роскошную еду, даже если сложат все свои ресурсы. — Он вздохнул еще раз. Потом еще. Кроме того, где ты все это возьмешь?
Он с тоской посмотрел на бумажный пакет в моей руке.
— Обезвоженное вино «Божоле» розлива 888го года, — сказал он с тихим стоном, покачивая головой. Потом добавил:
— На обед — соевые сосиски, а вечером — фарш «Эскофье».
— Фарш «Эскофье»? Звучит скорее как курево, а не как еда. Из чего делают фарш «Эскофье»?
— Чтоб ты мог как-то представить себе, — ответил он, — сегодня у меня очередной день уборки на кухне.
И в этот момент звякнул дверной звонок.
Я пошел открывать и подозрительно всмотрелся в стекло, через которое видно только одну сторону. Их было трое, на сборщиков пожертвований не похожи. По возрасту — от сорока до пятидесяти пацаны, да и только. Я накинул цепочку, и, приоткрыв дверь на несколько дюймов, сказал:
— Вы ошиблись адресом. Это дом Калигулы, э… то есть, Тиберия, э… я хочу сказать, Клавдия. Так, минуточку, не подсказывайте, я знаю, как его зовут не хуже, чем себя. Как одного из римских императоров. Э…
Самый старший и самый длинный из них высокомерно сказал:
— Я полагаю, что мы в доме самого известного частного детектива прошлого века?
— Хотите полагайте, не хотите — не полагайте, — все еще подозрительно ответил я. — Это было в прошлом веке. Ну а в этих трех самых последних клиентов, нанимавших босса, гильотинировали.
— Гильотинировали? — переспросил самый низенький и самый молодой из троих.
— Сейчас применяют этот способ казни? Видите ли, я действительно не в курсе таких дел.
У него была допотопная козлиная бородка, и он теребил ее, как бы проверяя, в порядке ли ее кончик.
— Нехватка энергии, — ответил я ему. — Когда снова ввели высшую меру наказания, чтобы справится с террористами, от электрического стула отказались. В наши дни их так много, что если их всех сажать на электрический стул, наступит затемнение. — Меня испугала пришедшая в голову мысль. — Уж не хотите ли вы сказать, что вы клиенты? — спросил я слабым, дрогнувшим голосом.
— Вот именно, с возмущением ответил толстый коротышка. — Вы что же, воображаете, что мы здесь, на пороге этой грязной дешевой ночлежки — или как ее там — и клянчим милостыню?
Со словами "Мы не в состояния подать даже горсть семечек для беженки-канарейки", — я открыл им дверь.
Они вошли в коридор гуськом.
— Как вас зовут? — спросил я теперь уже строго официальным тоном. — Скажу боссу, что вы просите назначить вам время приема.
— Время приема? — переспросил длинный, охватывая взглядом весь коридор вместе с истертым до основания ковром и стулом со сломанной ножкой. — Дорогой мой, сколько лет прошло с тех пор, как вы занимались последним делом?
— Три года, — ответил я. — И мы раскусили его более-менее. Случилось здесь рядом. Я собирался написать о нем. Даже название придумал: "Дело об изчезновении голубей из парка". Жаль, что бос решил не разглашать свои методы дедукции. Оказалось, что это, так сказать, свой брат, адвокат Нат Паркер пополняет свои запасы. Это случилось как раз перед тем, как он получил работу в новой администрации в Вашингтоне.
Кажется, они не очень-то заинтересовались, но толстый коротышка переспросил:
— Новой администрации? Знает, мы не очень-то разбираемся в американской политике.
— Президента Келли, героя Вьетнама, — пояснил я. — Во время запоздалого награждения его "Медалью чести конгресса" говорилось, что он убил вьетнамцев больше, чем всех вояк, и мы, конечно же, избрали его. Теперь Нат Паркер у него Секретарем гомосексуалистов, это новая должность в кабинете для гомосексуалистов. И все же, ваши имена, джентельмены?
Старший ответил:
— Мое имя Кларк. Это мистер Олдисс и мистер Браннер.
— А по имени? — вежливо осведомился я.
— Все Чарлзы. Знаете как теперь заведено в Англии. Примерно, как в исламских странах, где большинство мальчиком называют Мохаммедами. В Англии практически всех лиц мужского пола называют в честь его Величества.
Провожая их в оффис в конце зала, я спросил / уменя снова возникли подозрения/:
— Лайми, да?
— Англичане, сердито поправил меня козлобородый.
В оффисе я жестом пригласил их сесть, добавив:
— Садитесь Чак.
Кларк уселся в сильно потрепанное красное кресло, стоящее у конца стола Жирного, а Олдисс с Браннером — в менее престижные желтые.
— У меня нет часов, — извинился я. — Загнал в прошдлом году. Босс обычно спускается из тепличных комнат в одиннадцать. Ждать не очень долго.
Браннер отодвинул манжет на правой руке и посмотрел на хронометр.
— Через мгновение, мне кажется.
— Тепличных комнат? — переспросил Кларк.
— Ага. На верхнем этаже. Он выращивает питунии. Раньше были какие-то другие цветы. Забыл какие. Но те слишком дорогие. Тепeрь вот петунии. Ежедневно с девяти до одиннадцати он бывает там с садовником Тэдом. И еще два часа днем. — Я рассеянно подумал об этом. — Часто удивляюсь, чем они там в двоем занимаются все это время. Особенно с тех пор, как Тед начал, по-видимому, нарумянивать щеки, постарел и выглядит не очень-то.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
