Адам Тёрлвелл
Политика
Посвящается Джун Голдман 1921-1998
I
1. Пролог
1
Моше осторожно пытался затянуть потуже пушистые розовые наручники на запястьях своей подружки, и вдруг заметил, что ее лицо помрачнело.
Думаю, Моше вам понравится. Его подружку звали Нана. Думаю, она вам тоже понравится.
— Киска! — сказал он. — В чем дело?
Он склонился над ее шеей. Она лежала на животе. Ее руки были вытянуты над головой, словно у ныряльщицы.
Вот в чем дело. Руки Наны были слишком тонки для этих наручников. Вот отчего она хмурилась. Проблема логистики. А Нана беспокоилась о логистике. Она подходила к сексу со всей серьезностью. Но трудно сохранять серьезное отношение к сексу, если при каждом движении твои руки почти выскальзывают из наручников. Ситуация, объяснила она, далека от идеальной. Ведь вся суть как раз в попытках ускользнуть.
Подняв глаза, она увидела унылое лицо Моше.
— Котя! — сказала она. — В чем дело?
И невозмутимо объяснила, что ей просто придется немного притвориться. Она будет лежать неподвижно и притворяться, что борется. Она была к нему так ласкова. Действительно, сказала она задумчиво, уткнувшись лицом в постель, план был другим. Нана должна была быть беззащитна, попав в его западню, в то время как безжалостный деспот Моше, ликуя, изображал бы потерю ключей от наручников, включая запасные. Но главное удовольствие — в импровизации.
Мне нравится эта парочка. Они всегда что-нибудь да придумают, и мне это нравится.
Придумала все Нана. Она набросала краткий сценарий. Нану свяжут и грубо оттрахают в жопу. Ей хотелось, чтобы ее могучий властелин доказал свою мощь. На что Моше — поскольку они были парой, которая пыталась все делать вместе — предложил поход в хокстонский секс-бутик с названием “Шшш!” и фейс-контролем.
С фейс-контролем? Да-да. Мужчин без сопровождения женщин туда не пускали.
Моше и Нана четыре минуты нервно рассматривали внутренности “Шшш!”. В магазине пахло благовониями. Моше решил, что пора уходить. Потом передумал. Если они сейчас уйдут, подумал Моше, это будет выглядеть, как будто они неуютно себя чувствуют в окружении секс-принадлежностей. Как будто они боятся секса.
Не знаю, отчего это так волновало Моше. В конце концов, так оно и было. Моше боялся. Он боялся секс-игрушек. Особенно его пугал двенадцатидюймовый фаллоимитатор, покрытый толстыми венами и с дополнительным отростком для ануса. Но Моше не хотел выглядеть испуганным. Ему хотелось казаться равнодушным.
Они купили небольшой, гладкий фаллоимитатор леопардовой расцветки — для него или для нее — и теперь он выглядывал из-под кровати краешком картонной коробки. Они купили веревку. Для Наны они купили черный кожаный лифчик в стиле садо-мазо. Он был ей мал на три размера. Он скорее напоминал детский лифчик. Грудь Наны в нем совершенно сплющивалась. В ее подчиненной роли груди тринадцатилетней девочки шли ей как нельзя лучше. Моше выступал в роли господина. Для этого он купил пушистые розовые наручники, и использовал бы их по назначению, если бы застежки, защелки, или как их там, не оказались слишком широки для изящно сложенной Наны.
Но наручники были широки. Ей пришлось бы притворяться.
Отложив наручники, Моше сгреб с тумбочки моток розовой секс-веревки. Он обмотал ее восьмеркой вокруг как бы скованных наручниками запястий Наны и привязал другой конец к раме кровати. Ее руки образовали гибкий крест флуоресцентной раскраски.
Нане было больно и удобно. Идеально, подумала она. То самое ощущение. Она хотела получить кайф от боли.
Моше развел в стороны ее ягодицы.
Сначала Нана ощутила стыд. Однако вскоре стыд сменился ликованием. Моше сопел, уткнувшись в ее жопу. В этом было что-то пленительное. Моше без устали лизал и по-собачьи лакал ее. Он проникал кончиком языка в ее темнеющую морщинистую дырочку.
Возможно, мне надо кое-что уточнить. Нана была блондинкой. Натуральной блондинкой. Поэтому, сказав “темнеющая”, я не имел в виду “темного цвета”. Анус у Наны был очень светлого оттенка. Анус-альбинос.
Моше нравилось растягивать языком ее розовую дырочку, крепко разведя руками ее ягодицы. Вот новое ощущение, подумала Нана, смущенно поддаваясь ему. Так вот какой он, “римминг”, подумала она. Не то что возбуждает, но очень интересно. От этих мыслей она снова вздрогнула.
И сказала: “Поговори со мной”. Если быть более точным, по всем порнографическим канонам она протянула: “Прри сной”.
2
Есть много разных подходов к разговору во время секса. Есть много вариантов разговора во время секса. Некоторые любят приказывать. “Соси мой член”, говорят они. Иногда это приводит к парадоксам. Например, мальчик может сказать: “Проси дать тебе в рот”, приказывая, заставляя просить себя. А то девочка или мальчик может сказать: “Заставь меня сосать свой член”. Это уже приказ приказать, который фактически превратился в просьбу. Другие предпочитают, чтобы их партнер болтал. Они хотят, чтобы их осыпали гортанными непристойностями. Это особенно возбуждает, когда ты подозреваешь, что твой партнер подавлен. С другой стороны, есть люди, которых разговор в постели попросту подбадривает. Иногда им даже не нужно, чтобы с ними на самом деле говорили. Достаточно издавать какие-нибудь звуки. Для них звуки партнера во время секса то же самое, что разговор. На другом конце спектра, полагаю, любители ролевых игр и альтернативной реальности. Множество людей желают во время секса стать кем-нибудь другим. Множество людей любят воображать, что кто-то во время секса стал кем-то другим.
Как раз сегодня Нана хотела пофантазировать. Ей нужен был сюжет. Ей нужна была игра.
В обычных обстоятельствах Нана презирала разговоры во время секса. Ее раздражал даже шепот. Но здесь и сейчас, в квартирке в потрепанной части Финзбери, поглядывая то на женщину в кожаной сбруе на коробочке фаллоимитатора, то на черный шнур хабитатовской прикроватной лампы, Нане хотелось поговорить. Фантазия, подумала она, развлечет Моше. Дела закрутятся.
Она заботилась о Моше. Ей хотелось успокоить его. Но просьба Наны не успокоила Моше. Сказать по правде, она заставила его занервничать еще больше. Моше был просто комок нервов.
Почему обычной непристойности всегда недостаточно? Вот что думал в это время Моше. Но он не дал себе скатиться в депрессию, нет. Он задумался. И придумал план. Ему казалось — и так оно и было на самом деле — что Нане хочется представления. Ей хочется фантазии, разыгранной в деталях. Ей хочется пощекотать воображение.
Тут Моше представилась антисемитская фантазия. Знаю, вы этого не ожидали, но так уж сработало его воображение.
Лакая и вылизывая свою подружку из пригорода, единственную дочь богатенького гоя, Моше то и дело отрывался от нее, чтобы продолжить рассказ о своей еврейской родословной. То был рассказ о торжестве неудачника. Вернее сказать, неудачником его могла посчитать Нана, но у Моше были и сила, и хорошее происхождение. Отец Моше был на борту “Шалома”, когда тот совершал свой первый рейс в 1964 году. Лайнер “Шалом” — гордость Израиля, эталон роскоши, вплоть до модернистской обивки эргономичного имсовского кожаного кресла в каждой каюте. На нем была даже синагога.
У любовника Наны были могучие предки. Возьмем, к примеру, прадеда Моше, героя Ист-Энда. Он был профессиональный боксер. На ринге его звали Юсель-Мускул. В то время как Нана была просто Папочкиной дочкой. Неженкой из пригородов. Из Эджвера, сказал Моше с отвращением.
Так оно и было. Это уже не фантазия. Нана росла в пригороде. Она жила в Эджвере со своим отцом. Эджвер — это пригород северного Лондона.
Дойдя в своем рассказе до этого места, Моше решил, что пришло время воспитательных мер. Его фантазия истощилась. Так что он шлепнул Нану, несильно. Она застонала и выгнула шею вверх, потом снова опустила голову. Он шлепнул ее снова, уже сильнее, но поскольку Моше был возбужден, его рука неловко соскользнула, и шлепок пришелся в то место, где ягодица переходит в верхнюю часть бедра.
Он разозлился на себя за собственную неуклюжесть. Он вдруг ощутил уязвимость своей позиции, на коленях между ног Наны, с занесенной правой рукой. Он не чувствовал себя тираном и деспотом. Он не чувствовал себя султаном. Он чувствовал себя Моше.
Ребенок в квартире наверху споткнулся, упал и заорал благим матом.
Моше смутился еще больше.
Бедный Моше. Боязливый садист, робкий содомит. Ему не хватало опыта. Это его тревожило. Еще его тревожило то, что он не знал, насколько опытна Нана. Два этих ощущения были неразделимы.
Непохожий на себя, Моше ударил Нану. Ударил изо всей силы. Нана издала непонятный звук.
