Вадим Шершеневич
ЛОШАДЬ КАК ЛОШАДЬ
Третья книга лирики
ПРИНЦИП БАСНИ
А. Кусикову
Закат запыхался. Загнанная лиса.Луна выплывала воблою вяленой.А у подъезда стоял рысак.Лошадь как лошадь. Две белых подпалины.
И ноги уткнуты в стаканы копыт.Губкою впитывало воздух ухо.Вдруг стали глаза по-человечьи глупыИ на землю заплюхало глухо.
И чу! Воробьев канители полетЧириканьем в воздухе машется.И клювами роют теплый помет,Чтоб зернышки выбрать из кашицы.
И старый угрюмо учил молодежь:-Эх! Пошла нынче пища не та еще!А рысак равнодушно глядел на галдеж,Над кругляшками вырастающий.
Эй, люди! Двуногие воробьи,Что несутся с чириканьем, с плачами,Чтоб порыться в моих строках о любви.Как глядеть мне на вас по-иначему?!
Я стою у подъезда придущих веков,Седока жду с отчаяньем нищегоИ трубою свой хвост задираю легко,Чтоб покорно слетались на пищу вы!
Весна 1919
СЕРДЦЕ - ЧАСТУШКА МОЛИТВ
Я.Блюмкину
Другим надо славы, серебряных ложечек,Другим стоит много слез,—А мне бы только любви немножечко,Да десятка два папирос.
А мне бы только любви вот столечко,Без истерик, без клятв, без тревог,Чтоб мог как-то просто какую-то ОлечкуОбсосать с головы до ног.
И, право, не надо злополучных бессмертий,Блестяще разрешаю мировой вопрос,—Если верю во что — в шерстяные материи,Если знаю — не больше, чем знал и Христос.
И вот за душою, почти несуразноюШироколинейно и как-то в упор,Май идет краснощекий, превесело празднуяВоробьиною сплетней распертый простор.
Коль о чем я молюсь, так чтоб скромно мне в дым уйти,Не оставить сирот — ни стихов, ни детей;А умру — мое тело плечистое вымойтеВ сладкой воде фельетонных статей.
Мое имя попробуйте, в библию всуньте-ка.Жил, мол, эдакий комик святой,И всю жизнь проискал он любви бы полфунтика,Называя любовью покой.
И смешной, кто у Данта влюбленность наследовал,Весь грустящий от пят до ушей,У веселых девчонок по ночам исповедовалСвое тело за восемь рублей.
На висках у него вместо жилок — по лилии,Когда плакал - платок был в крови,Был последним в уже вымиравшей фамилииАгасферов единой любви.
Но пока я не умер, простудясь у окошечка,Все смотря: не пройдет ли по Арбату Христос,—Мне бы только любви немножечкоДа десятка два папирос.
Октябрь 1918
ПРИНЦИП КРАТКОГО ПОЛИТЕМАТИЗМА
За окошком воробьиной канителью веселойСорваны лохмотья последних снегов.За сокольниками побежали шалые селаУткнуться околицей в кольца ручьев.
И зеленою меткойТрава на грязном платке полей.Но по-прежнему хохлятся желтой наседкойОгни напыжившихся фонарей.
Слеза стекла серебрянной улиткой,За нею слизь до губ от глаз...А злобь вдевает черную ниткуВ иголку твоих колючих фраз.
Я слишком стал близок. Я шепотом лезуВтискиваясь в нужду быть немного одной,Нежные слова горячее железаПрожигают покой.
В кандалах моих ласк ты закована странно.Чуть шевелишь сердцем - они звенят.Под какой же колпак стеклянныйТы спряталась от меня?
И если отыщешь, чтоб одной быть, узнаешь,Что куда даже воздуху доступа нет,Жизнь проберется надоедно такая ж,В которой замучил тебя поэт.
Нет! Пусть ненадолго к твоему сердцу привязанК почве канатами аэростат, -Зато погляди, как отчетливо сказанТвой профиль коленопреклонением моих баллад.
Апрель 1918
КОМПОЗИЦИОННОЕ СОПОДЧИНЕНИЕ
Чтоб не слышать волчьего воя возвещающих труб,Утомившись сидеть в этих дебрях бесконечного мига,Разбивая рассудком хрупкие грезы скорлуп,Сколько раз в бессмертную смерть я прыгал.
Но крепкие руки моих добрых стиховЗа фалды жизни меня хватали... и что же?И вновь на Голгофу мучительных словУводили меня под смешки молодежи.
И опять как Христа измотавшийся взгляд,Мое сердце пытливое жаждет, икая.И у тачки событий, и рифмой звенятКапли крови на камни из сердца стекая.
Дорогая! Я не истин напевов хочу! Не стихов,Прозвучавших в веках слаще славы и лести!Только жизни! Беспечий! Густых зрачков!Да любви! И ее сумашествий!
Веселиться, скучать и грустить, как кругомМиллионы счастливых, набелсветных и многих!Удивляться всему, как мальчишка, впервой увидавший тайкомДо колен приоткрытые женские ноги!
И ребячески верить в расплату за сладкие язвы грехов,И не слышать пророчества в грохоте рвущейся крыши.И от чистого сердца на зовЧьих-то чужих стиховЗакричать, словно Бульба: "Остап мой! Я слышу!"
Январь 1918
ПРИНЦИП ЗВУКА МИНУС ОБРАЗ
Влюбится чиновник, изгрызанный молью входящих и старыйВ какую-нибудь молоденькую, худощавую дрянь.И натвердит ей, бренча гитарой,Слова простые и запыленные, как герань.Влюбится профессор, в очках плешеватый,Отвыкший от жизни, от сердец, от стихов,И любовь в старинном переплете цитатыПоднесет растерявшийся с букетом цветов.Влюбится поэт и хвастает: ВыгранюВаше имя солнцами по лазури я!- Ну, а как если все слова любви заиграны.Будто вальс "На сопках Манджурии"?!Хочется придумать для любви не слова, а вздох малый,Нежный, как пушок у лебедя под крылом,А дурни назовут декадентом пожалуй,И футуристом - написавший критический том!Им ли поверить, что в синийСиний,Дымный день у озера, роняя перья, как белые капли,Лебедь не по-лебяжьи твердит о любви лебедине,А на чужом языке (стрекозы или цапли).Когда в петлицу облаков вставлена луна чайная,Как расскажу словами людскимиПро твои поцелуи необычайныеИ про твое невозможное имя?!Вылупляется бабочка июня из зеленого кокона мая,Через май за полдень любовь не устанет рости.И вместо прискучившего: я люблю тебя, дорогая!-Прокричу: пинь-пинь-ти-то-ти!Это демон, крестя меня миру на муки,Человечьему сердцу дал лишь людские слова,Не поймет даже та, которой губ тяну я руки,Мое простое: лэ-сэ-сэ-фиоррррр-эй-ва!Осталось придумывать небывалые созвучья,Малярною кистью вычерчивать профиль тонкий лица,И душу, хотящую крика, измучитьНевозможностью крикнуть о любви до конца!
Март 1918
ИНСТРУМЕНТИРОВКА ОБРАЗОМ
Эти волосы, пенясь прибоем, тоскуютЗатопляя песочные отмели лба,На котором морщинки, как надпись, рисует,Словно тростью, рассеянно ваша судьба.
Вам грустить тишиной, набегающей резче,Истекает по каплям, по пальцам рука.Синих жилок букет васильковый трепещетВ этом поле ржаного виска.
Шестиклассник влюбленными прячет рукамиИ каракульки букв, назначающих час...Так готов сохранить я строками на память,Ваш вздох, освященный златоустием глаз.
Вам грустить тишиной... пожалейте: исплачуЯ за вас этот грустный, истомляющий хруп!Это жизнь моя бешенной тройкою скачетПод малиновый звон ваших льющихся губ.
В этой тройке -Вдвоем. И луна в окно бойкоНатянула, как желтые вожжи лучи.Под малиновый звон звонких губ ваших, тройка,Ошалелая тройка,Напролом проскачи.
Март 1918
