Леви Примо
Версамин
Примо Леви
Версамин
Перевел с итальянского Л.Вершинин
Одни профессии людей разрушают, другие помогают сохраниться. Давно замечено, что библиотекари, музейные смотрители, школьные сторожа, архивариусы не только живут дольше других, но и обладают способностью с годами внешне почти не меняться.
Якоб Дессауэр, прихрамывая, поднялся по восьми широким ступеням и впервые после двенадцатилетнего отсутствия снова вошел в здание института. Спросил у дежурного, где можно найти Хаархауса, Клебера, Винцке. Никого: кто умер, кто уехал в другие города. И вдруг он увидел старика Дубовски, лаборанта вивария. Дубовски не только остался на старом месте, но и совершенно не изменился: тот же лысый череп, те же глубокие морщины, та же колючая бородка, те же чернильные пятна на руках, та же серая, штопаная рубашка.
- Да,-с грустной улыбкой сказал Дубовски,- когда проносится ураган, первыми падают самые высокие деревья. А я уцелел. Как видно, никому не мешал и никому не был нужен.
Дессауэр оглянулся вокруг: в окнах тут и там треснувшие стекла, калориферы еле теплились. Впрочем, институт уже работал, в коридоре мелькали стажеры в заношенных белых халатах, и в воздухе стоял столь хорошо ему знакомый запах реактивов.
Он спросил у Дубовски, что стало с его бывшими коллегами.
- Почти все погибли. Одни на фронте, другие во время бомбежек... Клебер тоже погиб. Чудо-Клебер, помните, как его все здесь называли? Но смерть настигла его уже после войны. Это была такая странная, просто невероятная история. Разве вы не слыхали?
- Когда здесь был Гитлер, тут не было меня,- ответил Дессауэр.
- Ох, простите, я об этом как-то не подумал,- сказал Дубовски.- У вас есть полчаса свободных, а?.. Тогда идемте, я вам кое-что расскажу.
Он провел Дессауэра в свою каморку. Через окно со двора проникал мглистый полуденный свет. Дождь волнами обрушивался на заросшие травой, заброшенные клумбы. Они сели на скрипучие табуретки. В комнате пахло фенолом и бромом. Старик Дубовски раскурил трубку и вытащил из стола коричневую склянку с притертой пробкой.
- Спирт у нас в институте даже во время войны не переводился,- сказал он и налил по мензурке Дессауэру и себе.
Выпили. Помолчали. И Дубовски приступил к рассказу.
- Знаете, тут произошли такие дела, что другому я бы не стал рассказывать. Но вы с Клебером были друзьями, я помню. А значит, вы все поймете... После вашего отъезда в институте мало что изменилось. И сам Клебер остался таким же, как прежде,- упорным, мрачным, вежливым, вечно погруженным в свои мысли. Он говорил, что в нашей работе нужно быть чуточку сумасшедшим. А уж сам Клебер всегда был одержимый. И еще - вы, верно, помните - он был очень застенчив. Он после вас ни с кем близко не сошелся. И с годами он стал совсем странным.
- Да, это часто случается с людьми, если они подолгу живут в одиночестве,заметил Дессауэр.
- Так вот, он занимался структурой производных бензоила,- наверно, еще при вас это начал. В армию его из-за сильной близорукости не брали. Не мобилизовали даже в самом конце войны, хотя тогда на фронт отправляли всех подряд. А для него сделали исключение - скорее всего потому, что военные очень интересовались его работами. Но версамин он открыл совершенно случайно.
- Версамин? А это что такое?
- Не торопитесь. Я хочу рассказать вам все по порядку. Давайте-ка выпьем еще... Так вот, сначала свои опыты Клебер ставил на кроликах. И вскоре обнаружил, что один из подопытных кроликов ведет себя очень странно. Он не принимал никакой пищи, но зато охотно жевал кусочки дерева и грыз железные прутья клетки. Спустя несколько дней он умер от какой-то инфекционной болезни. Другие не обратили бы на эту аномалию никакого внимания, но Клебер принадлежал к ученым старой школы. Он больше ценил наблюдения как таковые, чем возню со статистикой. На другой день он ввел еще трем кроликам производное бензоила Б/41 и получил примерно те же результаты, что и с погибшим кроликом. Кстати, в этой истории замешан и я.
Дубовски прервался, ожидая недоуменного вопроса, и Дессауэр не обманул его надежд.
- Вы? Каким образом?
- Понимаете, во время войны о мясе можно было только мечтать,- невольно понизив голос продолжал Дубовски.- И жена решила, что грех сжигать всех умерших подопытных животных в электропечи. И нам с женой стало время от времени кое-что перепадать: чаще всего морские свинки, изредка кролики. И надо же было такому случиться, что среди них мне попался один из трех кроликов Клебера. Но узнал я об этом попозже. Честно говоря, я люблю выпить. Норму я знаю, но без стаканчика вина или водки обычно дело не обходится. Однажды мы с моим другом Хагеном раздобыли бутылку водки. Было это на второй день после того, как я полакомился кроликом. Водка была чистая, отменная. Но мне она вдруг, хоть убей, стала противна. А Хаген твердил, что лучше он в жизни не пил. Начался спор, мы оба захмелели. Чем больше я пил эту водку, тем сильней ее ругал. В конце концов я обозвал Хагена упрямым болваном, и тот спьяну стукнул меня бутылкой по голове. Видите - шрам? И представьте себе, после удара я испытал не боль, а совершенно необычное удовольствие. На следующий день рана уже не кровоточила. Я решил залепить ее пластырем и, когда прикоснулся к ране, снова ощутил такое приятное чувство, что потом до самого конца работы незаметно то и дело до нее дотрагивался. Постепенно рана зажила, я помирился с Хагеном и забыл об этой истории. Но я вспомнил о ней несколько месяцев спустя и вот при каких обстоятельствах.
- Простите, но что же все-таки представляет собой Б/41? - прервал его Дессауэр.
- Я же вам уже сказал - это производное бензоила. Но главную роль играло спирановое ядро.
Дессауэр удивленно взглянул на него.
- Спирановое ядро? А вы откуда знаете о подобных вещах? Дубовски улыбнулся.
- За сорок лет в институте непременно кое-чему научишься. Да ведь тогда об этом даже в газетах были статьи. Не читали?
- Тех газет я не читал!
- Ах, да, простите... Словом, журналисты раздули из этого сенсацию. И какое-то время весь город говорил только о спиранах, будто идет процесс и это - подсудимые. Всюду - в поездах, в бомбоубежище, даже у школьников только и слышно было о некомпланарных ' конденсированных бензольных ядрах, об асимметричном углероде в спиранах, о бензоиле, версаминовой активности. Вы, надеюсь, догадались, что первым эти вещества, позволяющие боль превратить в радость, назвал версаминами Клебер. Собственно сам бензоил играл малую роль. Главное было в самом ядре, в его структуре, похожей на самолетный хвост. [1 Компланарные - расположенные параллельно одной плоскости.- Прим, перев,]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
