Кузьмин А Г
Откуда есть пошла Русская земля - Века VI-X (Книга 2)
ПРЕДИСЛОВИЕ
Откуда есть пошла Русская земля. Века VI-X. Кн. 2.
"Откуда Русская земля стала есть?" Именно этими словами древнейший летописец определил важнейший в его понимании рубеж: устроение Русской земли, создание Древнерусского государства на Днепре.
Со школьной скамьи в нашем сознании откладывается противоречивый образ "государства". Мы помним, что государство - это "машина угнетения", что оно инструмент в руках господствующего класса, и народу постоянно приходится воевать за то, что у него некогда было и утратилось с его возникновением: свободу, равенство. Но обычно одновременно с государством складывается и народность, народ как таковой. Наши симпатии всегда на стороне народа, борющегося за свои права в рамках государства, и мы неизменно солидарны с ним, когда он, защищая это государство, борется с каким-нибудь иноземным вторжением.
Главное противоречие нашего сознания проистекает из того, что мы часто незаметно для себя производим подмену: государство как обособившуюся от общества власть смешиваем с государством как территорией, объединяющей народ, с тем, что исстари составляет Отечество. В современных учебниках по теории государства и права справедливо указывается на многозначность понятия: государство - это и организация власти и управления, и объединение населения, проживающего на определенной территории (то есть народ и его Отечество), и форма организации самого общества.
Ответы практически на все недоумения можно найти в работе Маркса "К критике гегелевской философии права" (1843). Подобно тому, как в "Тезисах о Фейербахе" Маркс подчеркнул диалектическое понимание сути человека и общества в противовес метафизическому, в этой работе он идеалистическую гегелевскую диалектику поставил па материалистическую основу. Гегель, противопоставив "гражданское общество" и "государство", приписал последнему роль творца всего разумного в действительности, создателя самого общества и личности, которая свое полноценное выражение может получить только в государстве.
Последняя мысль сама по себе плодотворна. Поскольку сущность человека, по определению Маркса, есть "совокупность общественных отношений", личность не может до конца раскрыться и выразиться в рамках узкого мирка, самодовлеющей общины. Но обогащается она лишь вместе с обществом, как его составная часть. Маркс показывает, что Гегель само понятие "государство" ограничивает системой организации власти, независимой от общества, родившейся из идеи "общего интереса" и стремящейся к воплощению этого интереса. Как заметит позднее Энгельс, "отправляясь от гегелевской философии права, Маркс пришел к убеждению, что не государство, изображаемое Гегелем "венцом всего здания", а, напротив, "гражданское общество", к которому Гегель относился с таким пренебрежением, является той областью, в которой следует искать ключ к пониманию процесса исторического развития человечества" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 16, с. 378-379). Это, так сказать, в плане общей материалистической посылки. Кроме того, Маркс показывает, что и суть государства Гегель понимает неверно, поскольку он форму принимает за содержание, надстройку, паразитирующую на общем интересе, представляет как воплощение общего интереса, смешивая таким образом действительный государственный интерес с мнимым, придуманным в бюрократических ведомствах. Маркс последовательно отличает государство как выражение общественной потребности, "неполитическое", "действительное" государство от "мнимого", "внешнего" по отношению к обществу "политического государства".
Маркс указывает на постоянные противоречия у Гегеля, когда он пытается доказать, что это мнимое государство по своей инициативе привносит в гражданское общество "всеобщий государственный интерес и законность", как бы подтягивая аморфное общество до своего уровня. Следует же из аргументов Гегеля лишь то, что "государство имеет пребывание не внутри гражданского общества, а вне его". В итоге оказывается, что "тождество, сконструированное Гегелем между гражданским обществом и государством, есть тождество д в у х в р а ж д е б н ы х а р м и й, где каждый солдат имеет "возможность" путем "дезертирства" стать членом "враждебной" армии" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 275, 276).
Поскольку "гражданское общество" - действительное, "неполитическое государство" - противостоит "внешнему", политическому", их взаимоотношения неизбежно носят характер борьбы и "взаимного приспособления". Они должны в конце концов слиться. Но это, по Марксу, может произойти только в демократии, не в республике - подчеркивает Маркс, а именно в демократии, каковая осуществима лишь при условии ликвидации всех и всяких привилегий, то есть при социализме. В классовом же обществе "внешнее государство" никогда не соединяется с действительным общественным интересом, а потому и необходимо их различать.
В работе "Гражданская война во Франции" (1871 г.) Маркс оценивает и конкретный путь преодоления отчужденности власти от общества. "Единство нации, - спорит он с буржуазными хулителями Коммуны, - подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства. Единство нации должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над нею стоящей. На деле эта государственная власть была лишь паразитическим наростом на теле нации. Задача состояла в том, чтобы отсечь чисто угнетательские органы старой правительственной власти, ее же правомерные функции отнять у такой власти, которая претендует на то, чтобы стоять над обществом, и передать ответственным слугам общества" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 17, с. 344). Позднее Ленин в знаменитой "синей тетради" ("Государство и революция") задержится на этих соображениях Маркса как на исключительно важных и конструктивных (Ленин В. И. ПСС, т. 33, с. 51-54). Работа 1843 года тогда еще не была известна, и можно лишь удивляться, насколько точно Ленин чувствовал Маркса, защищая его мысль от искажений со стороны немецких социал-демократов, видевших лишь федеративность в качестве альтернативы централизации и не улавливавших разницы между единством реальным и мнимым.
Известен довольно циничный афоризм Николая I: "Русские дворяне служат государству, а немецкие - нам". Император в данном случае сам указал на пропасть, отделяющую государство - Отечество от того, что чаще всего кажется воплощением его. С такого рода дуализмом понятия государства необходимо считаться при рассмотрении конкретных исторических событий, в частности, обращаясь к эпохе возникновения государства и народности. Всегда есть опасность пороки внешней власти возложить на народ, а сами эти пороки оправдывать высшими целями, понимание которых недоступно простым смертным.
Поскольку в классово-антагонистическом обществе постоянно идет "взаимное приспособление" действительного и мнимого государства, форм приспособления может быть бесчисленное множество. Государственный аппарат, как правило, является политической организацией господствующего класса, его орудием. Однако полностью отождествить их нельзя. Власть всегда в той или иной степени и независима. Она может опираться и на более широкие социальные слои, и даже оторваться от породившего ее класса. К тому же и самые реакционные режимы способны выполнять в чем-то конструктивную роль, поддерживая, скажем, порядок на улицах, борясь с разбоями и т. п. Оценить истинное значение внешней власти давнего прошлого нелегко и потому, что правители, оторвавшиеся от народа, чаще и шире прибегали к социальной демагогии, нежели должностные лица, непосредственно выдвинутые обществом и подотчетные ему.
Происхождению государства посвящено специальное исследование Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства". Работа как бы завершала многолетнюю полемику с идеалистическими и идеализированными представлениями о государстве. Особое внимание при этом уделялось критике взгляда на государственный аппарат классового общества как на надклассовый инструмент, создающий гармонию в обществе. Поэтому в выводах заострена мысль о том, что "государство никоим образом не представляет собой силы, извне навязанной обществу" (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 169). Этот вывод также направлен в первую очередь против гегелевского понимания роли государства как воплощения "нравственной идеи" и "разума". Но мысль эта в нашей литературе иногда понимается упрощенно, будто государства вообще не могут возникать в результате завоеваний, а разницы между "реальным" и "мнимым" государством вроде бы и не существует вовсе. Именно таким путем некоторые авторы надеялись "закрыть" спор норманистов и антинорманистов.