Виктор Райтер
Письмо к мертвой
Знаешь, а ведь при жизни ты и гроша не стоила. Зато сейчас, когда тебя нет, ты засела полным коробом золота в закромах моей бредовой головы. Не зря же говорят, что мы не ценим то, что имеем. И я точно также тебя не ценил.
Хотелось бы мне вернуть то время назад? К удивлению для многих ответ будет отрицательным. Нет, я не хочу возвращать то время. Знал бы я, что когда-нибудь это с тобой случится — я бы не был собой, а ты была бы той самой канарейкой в золотой клетке, ведь мне бы пришлось оберегать тебя от любых напастей, а это — как по мне, не жизнь. Каждый в этой жизни должен ошибиться. Не один раз стукнутся лбом об низкие потолки в подвале гаража, доставая оттуда соленья от бабушки, а рассадить на своей голове целую аллею вередов. И она будет прекрасна. Прекрасна не видом, но уж точно замыслом. Проснувшись томным утром, подойти к замызганному зеркалу в ванной и увидеть не себя, а переродившегося человека с огромным опытом, который видится как нимб, а его держат твои новоиспеченные рога. И это только на примере шишек, что бывали у каждого на лбу. Сколько же можно сделать подобных примеров? Миллионы.
Насколько глупым может смотреться письмо к мертвецу? Но, это намного интереснее, чем письма живым. Порой с кладбищ получаешь куда больше ответов, чем от банкира или почтальона. Ты согласна? Я знаю, что ты согласна… Ты всегда меня поддерживала и соглашалась с любой придурковатой идеей, что приходила в этот чертов коллайдер. А ведь именно ты называла так мою голову. Это было до боли приятно.
Скучаю ли я? Конечно скучаю. У меня есть как минимум несколько причин для серого траура. И почти все эти причины диктует мне организм. Представляешь? Я настолько познал свое тело за это время, что начал немного его понимать. По чему я скучаю? Ты бы спросила именно так. Ты была кратка, но крайне прямолинейна, что, порой, выбивало из колеи, мол «Как так прямо-то?», но со временем привыкаешь ко всему.
И да, первое, чего мне не хватает, так это конкретности, прямоты. Причем прямоты во всех аспектах жизни. Сейчас она подобно кривой. Когда ты была рядом, то все казалось таким простым, ведь многие проблемы (которые чаще всего я выдумывал сам), оказывались так легки в решении. И это было так удивительно. Ты буквально могла сказать: «Виктор, можно же обойти гору. Зачем в нее идти?», и у меня будто открывались глаза в такие моменты. Можно ли назвать тебя «ясновидящей»? В ту пору можно было, отныне — никак, ведь сейчас твои глаза усыпаны тонной чернозема, что так и норовит принять новую жертву от людей во благо своей цивилизации.
С тобой все было как-то по полочкам, что ли. Каждый день был предугадан. Не то что день, почти каждая минута! Мы знали в какую дату мы полетим в отпуск. Мы знали в какой день мы переедем. И мы всегда знали, когда заводить детей. Только вот, не сошлось. Песочные часы вдруг остановились. Одна колба полностью перетекла в другую, даруя месяца несчастной жизни. Но, сейчас мне куда лучше, ты можешь об этом не переживать.
Как бы это не было банальным, но я скучаю по твоим глазам. Глаза, которые рисует мое воображение, похожи на пустые голубые брюлики, что можно найти в палатке у рыночного торговца. Я скучаю не по этим брюликам. Мне не хватает тех самых круглых видеокамер, что наблюдали за мной долгое время и имеют массу компромата. Две маленькие вселенные, что так и хочется рассмотреть, но они постоянно куда-то убегают. В них я даже мог видеть свое отражение. Особенно по вечерам. Я думаю, что ты помнишь те вечера. Мы, матрас на полу, вокруг нас горят неаккуратно расставленные свечи, пара бокалов, бутылка вина, и полумесяц в окне. Можно было сойти с ума в эти моменты. И я тебе за них благодарен.
К слову, я купил настоящую кровать. Ты могла это когда-нибудь представить? Мы так долго спали на одном матрасе, что я и не думал о приобретении монумента в угол нашей комнаты. И комната теперь не наша, а моя. Ты представляешь? В один чертовски тяжелый момент в моей жизни произошла приватизация, а я ей не был рад, хотя ты знаешь, что я тот еще жмот! Да и вино я теперь не пью. Пару стаканов (не бокалов) в месяц вермута меня устраивает. Не знаю, стоит ли тебя в этом проклинать, но мое отношение к алкоголю можно охарактеризовать одним словом — импотент. Я знаю, ты не очень любила мой юмор. Но как же ты обожала портить мои шутки. В этом ты была лучшая.
Слушай (хотя тебе и остается только слушать), ты бы точно спросила, нашел ли я себе новую любовь. И я с точностью могу сказать, что такую мне не найти. И это даже не лесть, это не комплимент. Это правда. Раньше я этого не осознавал, но, сейчас, анализируя прошлое, я могу понять, что ты была той самой, хотя я и пытался от тебя сбежать пару раз. Но на то были свои причины! Да, я опять на ходу придумываю себе оправдания, ты права. С этим у меня никогда не было проблем.
В какой-то момент ты стала той самой комбинацией, что стоит подбирать при взломе сейфа. Тем сейфом был я. Все механизмы сошлись и замок открылся. Но немного поздновато, как бы не было прискорбно. Ты тогда лежала при смерти. А мне только и оставалось готовится к этому моменту. К пику зловещего катарсиса, обжигающего легкие от вздохов. Единственная мысль, что тогда спасала — это было твое желание. Я выполнил твою последнюю просьбу и со временем был прощен небесами. Даже они меня поняли.
Порой мне снится один и тот же кошмар, но он стал куда реже, он почти покинул меня. В этом сне твои глаза похожи на брюлики, кровать походит на надгробный монумент, а мы стоим посреди кладбища, окруженного многотысячными столбами деревьев. Мы смотрим друг на друга, и оба напуганы. Я рассматриваю твое восковое лицо и понимаю, что ты неживая. На тебе болтается белое платье, что мы купили для нашей свадьбы, а на голове у тебя
