Ник Перумов
Эльфийская стража
Солнце садилось, вытягивались тени, сгущались, повисая, казалось, в воздухе; над дорогой перепархивали птахи, торопясь добрать своё при свете догорающего дня, прежде чем в свои права вступит угрюмая убийца-ночь и придёт время острых когтей с беспощадными клювами: время ночных охот.
Люди этих мест, вдоль плодородного, но мало населённого пограничья, где покрытая рощами и перелесками степная равнина, точно поток плотиной, запиралась угрюмой стеной Зачарованного Леса, тоже не слишком жаловали ночной сумрак. И не потому, что были робкого десятка, таких тут уже давно не осталось; и не оттого, что во тьме им грозили неведомые чудища – люди сами привыкли поднимать на рогатины лихого зверя, быстро заставив хищников забыть вкус человечины; и не изза разбойников – лютые ватажники, гроза Юга, раз и навсегда забыли сюда дорогу после того, как почти сотня их была развешена вверх ногами на могучих дубах, что росли вдоль дороги из стольного Княжграда в эти края… Удалось отбить охоту хаживать сюда за добычей даже у свирепых и неукротимых поури.
Лемех вышел во двор – выпустить на ночь побольше псов. Недоброй она может выдаться, ой, и впрямь ведь недоброй. Хорошо, жена не умеет так, как он, слушать птичий перебрёх, а то, наверное, уже упрятала бы в подполье всё семейство, не исключая и работников. Глупая! Не понимает, что как раз такие, дрожащие да прячущиеся, сильнее всего и притягивают беду. А вот если идти ей навстречу, да встать лицом к лицу – так ещё и неведомо, чья возьмёт.
До последнего времени верх брал как раз Лемех.
Неслышно ступая, подошла к хозяину Найда, старая, опытная сука, вожак своры и мать доброй половины Лемеховых псов.
– Чуешь их, старушка? – Лемех не повернулся, он чувствовал собаку не хуже, чем она его.
Найда взглянула на него и коротко кивнула – в своё время Лемех немало заплатил чародею, чтобы собака могла понимать человеческую речь и отвечать тем же слогом. Долго пришлось чародея искать, изрядно пришлось мошной тряхнуть – зато теперь Лемех ничего не боится, хотя живёт на самом краю Зачарованного Леса, где сгибло без вести незнамо сколько людей. Иной раз Лемех грешным делом думает, что поля его хорошо родят как раз оттого, что щедро удобрены телами тех бедолаг, что встретили здесь свою судьбу.
Но вслух он этого само собой никому не говорит.
«Чую», – тем временем кратко ответила собака. Её голос Лемех слышал, конечно, не ушами – ни один чародей не может сделать так, чтобы пёс человечьи слова бы произносил, кроме, говорят, только самых наисильнейших – но вот мысли собаки услыхать вполне даже можно. Лемеху этого было достаточно.
– Далеко ещё? – Лемех и Найда стояли у ворот, невысоких и по местным меркам вовсе даже и не крепких. Хозяин свято верил, что надеяться надо на себя, а не на стены с запорами.
«Два часа бега», – последовал ответ. Немалых трудов стоило научить собаку понимать человеческое время, но Найда оказалась очень способной ученицей. «Когда придёт мрак, они будут здесь».
Лемех ничего не ответил, принялся затворять ворота. Всё должно быть как обычно, твердил он себе, стиснув зубы. Всё должно быть как обычно. Они не могли догадаться. Им неоткуда узнать. Так что пусть себе приходят. Найда со всей сворой обучена уворачиваться от стрел, сколь бы меток ни оказался лучник. Арбалеты с железными тягами пробивают навылет доспехи лесных пришельцев, магия…
Магия, она, конечно, да. Про живущих в глубине Леса волшебников болтали всякое. Лемех слушал бабью стрекотню вроде б и вполуха, да на ус мотал – и слухи порой оказываются верными. Впрочем, лесные эльфы показывались тут редко и далеко не всегда – со злом.
«Погоди, хозяин, – внезапно сказала Найда. – Погоди, я чую…»
Она замерла, втягивая ноздрями воздух. Свора – крупные, поджарые кобели с шипастыми ошейниками, умеющие не спасовать даже перед медведем, – окаменела позади своей предводительницы.
«Они идут сюда», – услышал Лемех.
– Значит, сторожи получше, – буркнул он, наклоняясь потрепать собаку по холке.
«Хозяин, они думают о тебе. Я чувствую. Я знаю».
Как Найда ухитряется это делать, Лемеха никогда не интересовало. Видать, добросовестный попался волшебник, сделал даже больше того, за что деньги взял.
– Ну и пусть их, – ответил он, закладывая ворота тяжёлым брусом. – Пусть приходят. Найдётся чем встретить.
«Как скажешь, хозяин», – и Найда умолкла, повернулась к своре, негромко гавкнула – псы опрометью ринулись в разные стороны сторожить. Если надо, стая в один миг соберётся вместе.
Лемех кончил запирать ворота и только теперь, повернувшись к дому, заметил Гриню.
Младший сын сидел на покатой крыше возле крыльца и во все глаза пялился на отца.
– Слазь! – негромко бросил Лемех. – Слазь да помоги мне со стрелами, наверху, кажись, недостаток.
– А зачем стрелы, батя? – Гриня лаской соскользнул с крыши, мягко спрыгнул наземь. – Аль в гости кого ждём? Что тебе Найда сказала?
– Что сказала, то не твоего ума дело, – отрезал Лемех. – Делай что сказано. Да Аришу покличь.
Гриня недовольно насупился.
– Стрелы я принесу, батяня. Да только – на кого охотитьсято станем?
– Вот когда стрелы принесешь да разложишь, тогда скажу, – пообещал Лемех. Не дело, конечно, парнишке прыщавому в отцовские дела лезть, но да уж ладно – чтото больно смурной стал Гриня в последнее время.
Паренек, как положено, поклонился Лемеху и скрылся в доме.
Лемех остался стоять. Над тесовой кровлей пронёсся лёгкий ветерок, пошумел слегка хитрой Лемеховой трещоткой, ставленой не просто так, а с умом – если ветер внимательно послушать, много интересного о Зачарованном Лесе узнать сможешь…
– Звал, батюшка? – На крыльце вырос Ариша, старший сын Лемеха, рождённый ещё даже до того, как сам Лемех пришёл в эти края. Этот – не Гриня, что вечно себе на уме. Ариша простодушен, открыт, к отцу почтителен. В его руки хозяйство и должно перейти; такой младшего брата не обидит.
– Гости идут, – коротко молвил Лемех, и могучий парень тотчас же подобрался, сжался, слово матёрый волк перед броском. Вопросов он задавать не стал, знал, всё, что нужно, отец и сам скажет.
– Понял, батюшка, – коротко кивнул Ариша и скрылся в доме.
Этот никому до времени ничего не скажет.
А говорить домочадцам Лемех ничего не хотел ещё и потому, что гости чуют страх лучше собак. И идут на него, точно медведь на малину.
Лемех ещё постоял немного и пошёл в подполье, помогать Грине, туда, где хранился изрядный запас тщательно выструганных, тяжёлых и коротких арбалетных стрел. Лемех жалел, что не хватило денег купить настоящих стальных дротов, какими гномы торгуют на ярмарке в Княжгороде, но подземные умельцы просили слишком уж много. Ничего, и собственная работа сойдёт.
Гриня возился в полутьме подпола – видел парнишка во мраке лучше кошки. Лемех молча встал рядом, принялся снимать со стены тяжёлые вязки стрел, больше ощупью, чем полагаясь на глаза.
Мальчишка обиженно сопел. Лемех чуял его обиду, однако тоже молчал – должен же сын в конце концов понять, что можно, а что нельзя вслух болтать! Мало ли, для чего стрелы нужны, – не только ведь гостей незваных отгонять. Зверье всякое тоже, случается, хорошего болта так и просит.
– Наверх их все, – распорядился Лемех. – Арише отдашь.
Нагруженный вязками стрел Гриня молча потащил их по лестнице. Недоволен. Ну и ладно, подрастёт – поймёт.
Лемех снял со вбитого в стену крюка арбалет и, тоже прихватив, сколько мог, вязок, двинулся следом.
Ариша всё положенное исполнял крепко – все домашние при деле, никто не болтается без толку по клетям да переходам. Лемеху встретилась одна только старая одноглазая кошка, извечная супротивница Найды – предводительница своры с лёгкостью разорвала бы мышатницу, кабы не строгий запрет хозяина – должен же ктото грызунов по клетям ловить.
– Ну, чего встала? – сказал Лемех кошке. – Не видишь, с чем я иду? Чуешь, чем дело пахнет? Помогла бы чем… а то лишь сметану горазда лакать.
Кошка обиженно вздёрнула хвост и нырнула кудато в боковой лаз. Ну и ладно, лишь бы под ногами не вертелась.
Ариша уже успел перехватить Гриню, Лемех слышал уверенный бас старшего сына:
– Почему мало принёс? Спину ломать лень было? Знаешь ведь – нельзя за стрелами часто лазать! Эх, ты!..
– Так, значит, всётаки гости у нас? – голос Грини дрогнул.
– Гости, не гости… – поняв свою оплошность, проворчал Ариша. – Стрелы давай! У окон раскладывай! Забыл, чему батюшка учит?..
– Не забыл, – проворчал Гриня. – И не думай, что я трушу!..
– А что ж мне ещё думать? Трясёшься, ровно лист осиновый!
– Ничего я не… – запальчиво начал было младший, но тут Лемех решил вмешаться.
– А ну, тихо, оба! – рыкнул он на братьев. – Языки, что помела поганые, на каких ведьмы скачут. Ты, Гриня, губу не дуй – кабы мог я на тебя полагаться, так всё сразу бы говорил. А ты, Ариша, младшего тут не шерсти – если надо, я сам это сделаю.
