Решетников Федор Михайлович
Из дневника
Декабрь 1856 — январь 1857
Когда я жил в Перми, я имел величайшее хотение, чтобы мне остаться в монастыре, но в Соликамске я в одну неделю познал нечестие монахов, как они пьют вино, ругаются, едят говядину, ходят по ночам, ломают ворота…
Март — апрель 1857
И так я чудно проводил и весело время с монахами: они меня поили пивом, и я часто приходил домой пьяным… Печально мне смотреть на братию мою, учащуюся со мною: все наполнены хитрости, обмана и богохульства, что должно быть непростительно в наших летах.
10 июня 1861
Слава богу, я определился, 9-го числа об определении моем записали в книгу, касающуюся до службы канцелярских служителей казенной палаты, и вчера просмотрел прокурор. Наконец мои многолетние желания исполнились, и я, с помощью божиею, определен в казенную палату по канцелярии… Один только бог был моим ходатаем.
Июнь 1861
Меня посадили в регистратуру. Вся моя работа, не умственная, а машинная, состоит в записывании входящих бумаг, надписках на конвертах, отправляемых из палаты, и печатании их. Эта работа обременительна одному и при получении пяти или шести руб. жалованья кажется вдвойне обременительной. Для ума нет никакой пищи.
Июнь — июль 1861
В палате мы сидим до 4-го часу… Придешь домой; разумеется, после шестичасового сиденья устанешь, и как отобедаешь, невольно клонит тебя ко сну… Ляжешь и пробудишься часу в 6-м. Тут чай, и опять тягость. Сядешь у окна и думаешь — что бы делать? Писать. ‹…› Когда же очнешься от этих фантазий, то чувствуешь силу сверхъестественную, силу поэзии, и тут непременно подумаешь, зачем не имеешь тех средств, которыми бы можно было жить, сводя концы с концами; теперь же, получая жалованья шесть рублей, едва находишь в ящике какие-нибудь несколько копеек… А что подумать о платье, о будущем?.. Живешь не лучше нищего! ‹…› Ах, если бы деньги! бросил бы я эту службу — и все эти связи с служащим миром!
Лето 1861
… За квартиру — 1 р. 50 коп. На говядину — 90 коп. Хлеба на 60 к. и молока на 60 коп. Буду жить как бог велит.
5 сентября 1861
Сегодня ‹…› я поздравил себя с двадцать первым годом моей жизни. А что я сделал в эти 20 лет? Ничего, кроме нескольких черновых сочинений…
Кроме горя — ничего не было.
Осень 1861
… Служба становится трудная, сижу в палате до 4-х часов, обедаю почти в шестом да еще дома занимаюсь палатскими делами. А все за 7 рублей.
‹…› Впрочем, я доволен тем, что из семи рублей у меня остается два с половиной рубля в месяц. Зато я не ем уже ничего мясного…
Осень 1862
Я не могу жить в Перми — мне надо новой жизни. ‹…› Разве я не могу еще писать лучше? Я могу научиться… Но служба? О, я не долго проживу этою мучительною жизнью!
Начало августа 1863
Когда я простился с друзьями и когда пароход стал отплывать от берега, мне стало грустно… От меня удаляется и милый город, удаляется милая река, которую я любил с детства… В Перми я ничего для себя не сделал ‹…› А любил я берег Камы… Да, любил я твою природу, Кама! Теперь ты катишь меня далеко и бог весть, ворочусь ли я?
Август — сентябрь 1863
Какой-то господин спросил меня:
— Вы из Перми?
— Да.
— Что вас заставило ехать сюда?
— Так, вздумалось. Охота.
— Вы там много получали жалованья?
— Тринадцать рублей, а здесь получаю десять рублей.
— Как же вы живете?
— Так и бьюсь. Трудиться надо.
Рабство чиновников видно во всем. Начальники отделения командуют всеми… Это какое-то холуйство. Черт знает, что такое.
2 декабря 1863
Служащий смотрит на службу как на приобретение денег; должностное лицо смотрит на службу как на поживу и угнетает служащих. Служащие-писцы — для начальника — рабы, ничто.
19 января 1864
Более двух месяцев я не писал свой дневник, хотя много бы можно было написать. Некогда… Я много выстрадал в это время. Я каждый день пью водку, без водки не могу закончить день, с водкой мне веселее. И теперь я пишу пьяный.
Я страшно мучусь. Жизнь становится с каждым днем тяжелее, невыносимее.
Кроме мучения, ничего нет. ‹…› Мне гнусна становится ложь, гадость, рабство в жизни. Мне хочется чего-то лучшего, небывалого, хочется уяснить другим настоящее. Но всюду запор, давление, рабство. Я не могу никому высказать своих мыслей, чувств и желаний. Вот почему тяжела мне эта горькая жизнь, отчего я пью, — выпьешь — по крайней мере, заснешь. Так и во сне представляются какие-то чудовищные образы, какая-то житейская гадость, и во сне нет покою… У меня нет свободы, денег. Будь у меня свобода и средства к жизни, без службы, я года через два образую себя: стану читать, еще ближе буду всматриваться в нашу жизнь, всосусь в ее кости и кровь. Так нет этого!
Без этого я гибну; меня не хочут понять, презирают, давят сильные; у меня нет даже друга, который посочувствовал бы мне, пожалел бы меня…
20 февраля 1864
Сегодня Усов опять обманул. Когда я пришел в контору, он уже был там.
— Вы за деньгами? — спросил он меня как-то жалобно.
— Да.
— У меня сегодня нет денег… К концу месяца поправлюсь, тогда рассчитаюсь с вами. И, вероятно, обманет.
9 августа 1864
Я никак не могу понять, что делается со мною. Эта привязанность к одному человеку не дает мне покоя ни дном, ни ночью… Я ее узнал хорошо и полюбил, потому что во многом она сходится с моим характером, хотя она еще плохо развита умственно, доказательством чего служит то, что ей не хочется читать Бокля, Дарвина и другие ученые сочинения, под том предлогом, что-де теперь не для чего уже знать многое.
… К этому еще нужно прибавить, что она — дочь чиновника, давшего ей конечно чиновническое воспитание. Образовалась она у разных дядюшек-советников, людей глупых, прочивших ее в жены тоже чиновнику. Я ее полюбил за то, что она в жизни много выстрадала, много претерпела обид, и хотя теперь довольна своей настоящей жизнью, но есть и теперь у нее горе
‹…› она, как женщина, видит во всем обман, по крайней мере, со стороны мущин и близких ей знакомых ‹…›. Мне давно жалко ее, жалко как женщину, потому что у нас все еще смотрят на женщину, как на женщину, способную только быть женою мужа; и хотя дали им возможность на приобретение кое-каких знаний для практики, как, например, повивальное искусство, гувернантство, но и тут но дают им возможности к честному существованию, так как все или большая часть получивших дипломы на подобные должности не имеют практики ‹…› Я не буду таким мужем, какими у пас бывают люди. Это будет братняя любовь, и она может надеяться, что я буду любить только ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
