Виктор Ночкин
Предчувствие весны
Часть 1
Зима
Глава 1
Альда
Зима – вечный миротворец. Холод и снег, заносящий дороги, делают невозможной войну. Во всяком случае – большую войну. По доброте Матери Гунгиллы, милосердной и неизменно терпеливой, природа напоминает драчливым детям Прекрасной о том, что существуют враги пострашней, чем обитатели соседнего замка, города или королевства. Враги эти – обжигающий мороз ветреного зимнего дня, ледяная темнота зимней ночи и гложущая нутро извечная зимняя тоска…
Но дети Гунгиллы не такие простаки, чтобы сражаться с непобедимыми противниками. Они не желают невозможного. Они ждут. Покорно мерзнут, коченеют, тоскуют и ждут. Весной откроется путь к соседнему замку, городу, королевству – и непослушные гунгиллины дети сызнова начнут сводить счеты… А зимой – мир. Зимой никто не воюет. Зимой ждут весны.
Зимой Ингви стало грустно. После приключений, поистине невероятных, после странствий в сказочные страны и после участия в местном варианте Армагеддона – он оказался заперт в холодных, продуваемых сквозняками, стенах Альхеллы. Зима в этом году выдалась мягкая – снег то покрывал мягким одеялом раскисшую грязь на дорогах, то снова таял, чтобы неделей позже снова укутать кочки и ухабы. Под обманчивым чистеньким снежком по-прежнему хлюпала грязь, зимний путь не желал устанавливаться.
В полях снег держался дольше, но селяне ворчали, что, если погода не изменится, влаги будет недостаточно и урожая следует ждать скудного… а если вдруг ударит мороз, то погубит озимые… и ничего с напастью не поделаешь, на все воля Прекрасной.
В королевском дворце было сыро и зябко. Обычно снег заносил дворец, ложился пухлыми подушками на карнизах, забивал щели и прорехи. Нынче же погода никак не желала угомониться, промозглый ветер проникал между отсыревших рам, отыскивал незаметные лазейки, бродил по полутемным альхелльским коридорам, шевелил древние гобелены на стенах, а вечерами играл с пламенем факелов, заставляя тени плясать по стенам и сводам.
Да дело-то вовсе не в погоде! Ингви чувствовал, что возвратился в прошлое. Он увидел огромный Мир, принял участие в великих событиях, а в Альде все осталось по-прежнему, теперь ему казалось, что королевство, столица и дворец съежились, стали еще меньше, краски тусклее, а звуки – тише. Отчаянный осенний поход в Гонзор на самом деле был вовсе не так уж жестко продиктован политической необходимостью, в глубине души Ингви понимал, что вылазка была его попыткой вырваться из уютных затхлых объятий, вернуться в большой Мир…
Что ж, поход удался на славу – Мир вспомнил о короле-демоне. Но возвращаться пришлось снова сюда, в окраинное королевство, большая часть которого по-прежнему – леса и болота. Воистину, застывшее прошлое. Ингви отчетливо видел разницу между теми, кто сопровождал его в странствиях – и теми, кто оставался здесь, в Альде. Сэр Мертенк, к примеру, вовсе не изменился, и Джамен, и другие… Канцлер то и дело обращался к Ингви с какими-то мелочами, хотя прекрасно справлялся сам, да и не мог не предвидеть, какой ответ получит, Мертенку просто хотелось хоть с кем-то обсудить рутинную жизнь королевства. Скрипучее вращение громоздких колес государственной машины стало смыслом и содержанием жизни канцлера, и кроме короля, вряд ли кто-то мог разобраться в этом неуклюжем процессе. Ингви – мог, вот Мертенк и приставал с мелочными докладами. Чтобы пообщаться с понимающим человеком… вернее, с демоном – но главное, с понимающим! А Ингви было скучновато разбираться в мелких унылых делах.
С Джаменом также наметилась проблема. Он, как и все, кто дожидался возвращения короля в Альде, превратился в человека из прошлого. Внешне Ингви был с ним так же уважителен и внимателен, как прежде, однако место у трона, которое прежде по праву принадлежало Джамену, теперь занял Никлис. Ситуация усугублялась забавным обстоятельством – эти двое, Джамен и Никлис были внешне похожи. Они бы даже могли бы сойти за братьев, если, разумеется, Никлиса привести в порядок. Ингви как-то даже попытался выяснить, не захаживал ли отец Джамена на Северную сторону развлекаться с тамошними красотками. Выяснить ничего не удалось, к тому же Никлис не знал не то, что имени родителя – он и возраст-то свой помнил весьма приблизительно.
Джамен – неизменно аккуратный, внимательный, подтянутый, самый авторитетный из альхелльских слуг, к тому же потомственный слуга альдийской короны. Никлис – человек безродный, бывший разбойник, вечно неопрятный, умудряющийся выглядеть оборванцем даже в богатых нарядах из наследства неудачливого Кадор-Манонга, частенько навеселе… Однако пост начальника стражи достался Никлису. Разумеется, прислуга объясняла это назначение тем, что королю милей те, кто сопровождал его в странствиях. В конце концов, они в немалой степени попадали в точку, эти люди из прошлого. Те, кто явился с демоном на церемонию, затеянную сэром Токсом, были для короля людьми «из сегодня», остальные – обитателями вчерашнего дня. Они-то остались прежними, но король – изменился.
Разумеется, ни Джамен, ни кто-либо другой из коренных альдийцев не жаловался, но некоторое напряжение в их поведении все же ощущалось. Старый дворец альдийских королей, в еще большей степени пришелец из прошлого, чем любой из населяющих Альхеллу людей, хмуро взирал на демона. Ингви раздражали сквозняки, пятна сырости в галереях, копоть над каминами… Даже в кабинет, несмотря на все усилия прислуги, которой было велено законопатить щели, просачивались тоненькие сквознячки, хилые, сырые, неприятные.
* * *
Еще раздражала карта Мира на стене – снизу и справа к ней пришили чистые листы пергамента, но как Ингви ни старался, как ни черкал углем снова и снова по истертой поверхности, скудные сведения об очертаниях южных и восточных земель не складывались в непротиворечивую картину. Толком о дальних краях ничего известно не было… так, разрозненные обрывочные рассказы путешественников, чьи корабли бурей занесло Гангмар знает в какую даль, либо тех, кому посчастливилось удрать от морских разбойников, но сбиться с верного пути, или тех, кто заплутал в тумане… Невольные первопроходцы отчаянно врали, но даже то, что, казалось бы, должно следовать из их рассказов наверняка, не совпадало с воспоминаниями других странников – да и с собственными представлениями Ингви о географии дальних земель, о Риодне, Римбане и прочих краях, память о которых теперь кажется сном, наваждением.
В последнее время Ингви очень интересовался неизведанными землями… Известные страны, обозначенные на карте, выглядели маленькими и уязвимыми в сравнении с пустыми пространствами, на которых неуверенные угольные штрихи метались так и этак, вкривь и вкось, разом меняя очертания огромных областей, то возводя, то сокрушая горные массивы, осушая озера и заново пролагая русла полноводных рек. Перед этими пергаментами Ингви мог чувствовать себя богом-создателем… но что-то было не так.
Вот и сейчас – король остановился, разглядывая линию на истрепанном пергаменте, многократно затертую и прорисованную заново. Фон давно уже приобрел пепельный оттенок из-за постоянных исправлений, угольная пыль въелась в поверхность листа. Может, быть, если вот так… если тот энмарец ошибся на день и если… Ингви поднял руку, но… нет, не сложится.
– И что? – поинтересовалась Нноанна. – Снова не выходит? Я тебе давно говорила, брось. Эти купчишки врут напропалую, да вдобавок еще и сами верят в собственное вранье. Плюнь, забудь, зачем тебе это?
Ингви покосился на вампирессу – девушка взгромоздилась на широкий подоконник и удобно расположилась на выщербленной каменной плите, подобрав ноги. Наверняка, сквозь рамы дует, да и камень сырой. За спиной Ннаонны падали, кружась, влажные хлопья. Окно, и без того мутное, нынче и вовсе затянуло серым. Интересно, хотя бы этот снег ляжет до весны? Или снова растает? Никак погода в этом году не установится. Возможно, виной тому битва богов, всколыхнувшая Мир до основания. А может быть, и нет… кто знает! Кто вообще может это знать? Вряд ли сам Гангмар сумел бы дать объяснение нынешним капризам погоды…
– Слезь с подоконника, – велел Ингви, – простудишь.
– Что? – живо откликнулась вампиресса. – Что простужу?
– То место, – отрезал демон, – где у порядочных девушек находится попа.
– Ну, вот! – Ннаонна притворно надула губы, но послушалась, сползла с холодного камня. – А я кто?
– Ты принцесса. У принцесс не бывает попы.
– Много ты знаешь о принцессах…
– Это вопрос или утверждение?
– Это издевательское насмешливое замечание. Можно сказать, бунт против тирании.
Ингви флегматично пожал плечами.
– Ну, тебе виднее…
За окном пронесся порыв сырого ветра, мягкие серые хлопья быстрей закружились по ту сторону мутного стекла. Ннаонна поежилась и примирительно сказала:
