Николай Петрович Кузьмин
Кто сильней себя
Три знакомых человека
Наконец все зашли в вагон. На нём было написано «Детский», чтобы никто не ошибался. И когда все зашли, то сразу высунулись в окна и стали махать руками. Бабушки и родители тоже замахали, замахали, но поезд почему-то не трогался. Тогда одна девочка потихоньку заплакала. Глядя на неё, заплакала вторая. Ну, а кто не хотел реветь и расстраиваться, тот, конечно, смеялся на прощание. И все наперебой кричали последние прощальные слова, особенно бабушки. Получалось как будто:
— Приеду в коробке!.. Кушай речку!.. Слушайся трусы!..
Это в общем так получалось, если всё подряд.
Но вот взрослые побежали, побежали, всё быстрей, быстрей… Они бежали бы и дальше, только им не хватило перрона. И тут ребята поняли, что всё — уехали, едут в пионерский лагерь окончательно. В вагоне сделалось тихо. Правда, не совсем, потому что разговаривали колёса, кто-то напевал вполголоса, а воспитатели и вожатые проверяли по спискам, кому удалось опоздать к поезду.
И вдруг один как закричит:
— Мороз!
И другой кричит громче некуда:
— Бетховен!
Они сошлись в проходе, два парня, и орут себе, точно со двора на девятый этаж.
— Привет, Мороз!
— Привет, Бетховен!
— А я опять в лагерь, видишь!
— И я тоже!
— На все три смены до конца!
— И я тоже!
— А я зимой в хоккейной команде играл!
— И я тоже!
Одна девочка, которая возле них оказалась, внезапно фыркнула, потом ещё раз. А потом и говорит — вроде бы никому, но все слышат:
— Вот не знала, что хоккеисты такие глухие…
— С тобой не разговаривают, — повернулись к ней двое.
— С вами тоже никто не разговаривает, — девочка в ответ.
Тогда Мороз ей:
— Как же не разговариваешь, если вот же — разговариваешь!
— Это вы со мной, а не я с вами.
— Во, хитрая какая! — говорит Бетховен.
— Девчонка, — говорит Мороз.
— А что вы кричите, как дикари на острове, — говорит она. — Если все начнут? Если я начну? Ведь это же некультурно.
Тут подошла вожатая Галя с бумажкой, где фамилии. Она присела на скамейку и ребятам велела сесть, чтобы не перепутались у неё в глазах. Потом она отметила каждого птичкой в списке. Кого не знала, спрашивала, как звать и прочее. Придирчивая девчонка сказала о себе, когда настал черёд:
— Цветкова Юля. В третий перешла. Занимаюсь фигурным катанием, музыкой, английским. А в лагере я хочу…
— Постой, постой, — сказала Галя на это. Она увидела двух крикливых приятелей, сделала на листке ещё две птички. — Миша Мороз, так. Боря Филатов, прекрасно. Вы опять в моём отряде, понятно?
— Очень понятно! — закричали мальчишки. — Очень прекрасно!
Галя переотметила всех поблизости, пошла дальше по вагону. А девочка Юля спросила Филатова как ни в чём не бывало:
— Ты почему Бетховен? Это прозвище или что?
— Не твоё дело, отстань! — быстро ответил он.
— А ты знаешь хотя бы, кто такой Бетховен?
— Композитор. Немецкий. Он симфонии сочинял. Отстань!
Вслед за этим Миша Мороз добавил возмущённо:
— Неужели не видишь, вредная? Встретились два знакомых человека. Целый год они не встречались и не разговаривали тоже целый год. Дай же им хоть словечко пикнуть друг другу!
— Пожалуйста, — сказала Юля и отвернулась, будто ни при чём.
Тогда двое знакомых передохнули немножко, собрались с мыслями, повели беседу дальше. Теперь она получалась не такой громкой, не как на девятый этаж, а как на третий, пожалуй. И ничего. Даже понятней стало, о чём речь.
— Это здорово, что мы вместе, — говорит Миша.
— Очень здорово, — говорит Боря.
— В одной спальне ляжем.
— В одной, — соглашается Боря, — конечно в одной. А если что…
— А если что, то — ого!..
— Конечно — ого!
— Теперь нас никто не тронет.
— Никто. Пусть только попробуют!
— Сами будем всех побивать, — говорит Миша ещё.
— А зачем? — спрашивает вдруг Юля Цветкова.
Миша Боре говорит:
— Чтобы знали, что мы всех сильнее!
— А зачем? — это Юля опять.
— Чтобы все нас боялись!
— А зачем?
— Чтобы… Чтобы… — и тут Миша замялся.
Тем временем любопытная девчонка стала хихикать почему-то. Ещё одна неизвестная девочка захихикала исподтишка. Сбитые с толку ребята просто не знали, куда им деваться. И тогда Миша сказал:
— Нет, это невозможно!
А Боря подтвердил:
— Совсем невозможно. И даже хуже.
— Мотаем отсюда, Бетховен. Давай пересядем, где их нет.
— Давай.
Они встали, два знакомых человека, и пошли по вагону. И вдруг увидели ещё одного знакомого. Он бежал навстречу сломя голову и вопил во весь дух:
— Мишка! Борька! Тысяча чертей! Вы едете?
— Едем, — ответили двое. — Чего надрываешься? Мы не глухие, между прочим. Давай полегче, Космонавт.
— Нет, — сказал нормальным голосом третий знакомый, — я уже не Космонавт больше, не путайте. Я теперь Пират, гроза морей и океанов, не слыхали ещё? Ну так вот, идите ко мне матросами. Гром и молния! Тысяча чертей!
— Простыми матросами? — удивился Миша.
— Можно и одноглазыми, — сказал Пират, — или бывалыми, дело не в этом. Главное, мы теперь втроём! Ого! Нам теперь некого бояться. Мы теперь сами всех будем лупить!
Тут Миша посмотрел на Борю, Боря на Мишу. Потом они оба уставились на Пирата и неожиданно спросили в один голос:
— Лупить? А зачем?
После этого все трое замолчали надолго. Даже удивительно, как умели они молчать.
Приключения в пути
Поезд всё шёл и шёл, вернее, катился по рельсам, и Ленинград был уже где-то очень далеко. Зато начинались всякие события в вагоне и в природе за окошком. Там лежали на берегу озера тысячи загорающих людей. Велосипедист ехал по тропинке один-одинёшенек, причём неизвестно куда и зачем. Ещё пролетали мимо зелёные пейзажи. Ветер тормошил волосы. В общем, красота и приволье на всём пути…
Между прочим, в пионерский лагерь ехали разные ребята. Одни были поменьше, другие, наоборот, перешли в седьмой или даже восьмой класс. Эти взрослые пели песни и шумели отдельно. А малыши пока не знали друг друга и потому вели себя тихо, задумчиво. Но вскоре всё переменилось. Ведь уже начинались приключения — разве усидишь?..
Ну, сперва у одного мальчика на голове была панама, порядок. А потом он высунулся в окно, и панама улетела. Все, конечно, засмеялись такому фокусу, а парень, конечно, заревел, как ужаленный. На суматоху прибежала Галя. Она узнала, что приключилось, и сердито сказала:
— Стыдно радоваться чужой беде! Ой как стыдно!
Кому сделалось стыдно, тот сразу кончил смеяться. И даже нашёлся один — небольшого роста, кругленький, по фамилии Смирнов, но бойкий. Он встал перед тем, который ревёт без панамы, и говорит:
— Чепуха, мелочи жизни, ты не робей! У меня в чемодане целых две шляпы. Белые, от солнца. Я тебе одну подарю. Насовсем.
Парень вытер кулаком слёзы. Потом хорошенько разглядел Смирнова. Потом вздохнул, как паровоз.
— А не обманешь? — спрашивает.
— Ты что?!
Смирнов ужасно удивился. Он просто опешил, как говорят. Зачем нужно обманывать, если панамки у него две, а голова только одна, между прочим. И вообще, для чего обманывать? Смирнов сказал всё это зарёванному парню, и тот сказал, что понял, и перестал вздыхать.
Тогда Галя спокойно перешла к другим, потому что здесь наладилось, а другие дрались тем временем. Один был Максим, второй — в полосатой рубашке и по имени Костя. Они дрались из-за окна: кому нужней глядеть на местность, которая там виднелась. Когда Галя вставила между ними девочку, то оказалось: можно глядеть даже втроём — и не тесно. Просто чудеса!..
А недоверчивый парень окончательно поверил Смирнову. И он подумал про себя: как хорошо улетела шляпа. Кто-то найдёт, обрадуется. Интересно: кто? И кому он скажет «спасибо», если поезд умчался, уже не догнать?
— Хочешь конфет? — предложил Смирнов в эту минуту.
Парень кивнул и снова подумал, как хорошо улетела панама.
Будь он в панаме, его и не заметили бы даже, как всегда. Он обо всём этом поразмыслил, а потом и говорит:
— Давай с тобой дружить.
— Давай, — говорит Смирнов. — Тебя как звать?
— Вовик.
— А меня Коля. Очень приятно!
— А мне нужно влияние, — странно говорит Вовик. — Будешь на меня не дурно влиять?
— Может, споём? — Коля предлагает.
— Не, мне слон на ухо наступил.
— Может, побегаем по вагону?
— Без толку, — Вовик говорит.
— Так что же нам натворить вместе?
— Хочешь, подари мне чего-нибудь ещё.
Ну, ладно. Сначала Коля Смирнов поделился с Вовиком конфетами. Потом Вовик взял у Коли прожигательное стекло. Потом Коля дал Вовику складной ножичек — поносить на время. А Вовик хотел предложить новому другу самое лучшее, но у него ничего такого не нашлось.
