Устюжанинов Владимир
Прошлое остается с нами
Владимир Устюжанинов
ПРОШЛОЕ ОСТАЕТСЯ С НАМИ
Вместо предисловия
Нас, родившихся в 30-х годах, кто-то образно назвал "поколением детей расстрелянных отцов". Прокатившиеся по стране волны репрессий, войсковые операции против японских самураев, штурм линии Маннергейма... И, наконец, Великая Отечественная война множили количество детей-сирот среди моего поколения.
- Безотцовшина, - тыкали в нас пальцами раскормленные бабы - жены работников тыла. Их мужья запасались "бронью", валяясь о ногах руководителей оборонных предприятий и секретарей парткомов. Другие, не получив "бронь", прошивали тело ржавыми гвоздями, вдыхали сахарную пудру, втирали в нанесенные себе порезы слизь, соскобленную с не знавших зубной щетки зубов. Некоторые из них на ночь намертво притягивали бинтами к телу руку, чтобы через какое-то время та высыхала, теряя подвижность. - Безотцовщине и так достаточно, - рассуждал, распределяя собранные американскими рабочими для детей-сирот подарки, сухорукий школьный завхоз - сосед по коммунальной квартире. Вручив от щедрот своих мне и многим другим детям по лыжной шапочке, он приволок домой, несмотря на искалеченную руку, целый ворох одежды. Эту одежду демонстрировала не общей кухне, вертя жирной грудью и большим задом, затянутыми в блестящий американский бархат, его жена, не замечая от при хлынувшего счастья, как тихо капают из глаз женщин горькие вдовьи слезы. Прошло несколько лет, и установившуюся было тишину взорвали залпы Великого освободительного похода под командованием бывшего капитана Советской Армии - маршала Ким Ир Сена. В этой развязанной по соглашению с Кремлем северокорейским режимом мясорубке стали перемалываться жизни моих старших сверстников. Затем были Берлин, Будапешт... Девчонкам - моим сверстницам, чья первая любовь рассыпалась автоматной очередью на каменных улицах Будапешта, расстреляна с "Фантомов" в мрачных джунглях Вьетнама, среди залитых солнцем тысячелетних пирамид фараонов Египта, раздавлена гусеницами танков в песках Синая. Моим друзьям, не шагнувшим из юности, посвящается это короткое путешествие. Путешествие в юность.
***
Последние солнечные дни короткого сибирского лета. Плывут в прозрачном небе увлекаемые слабым ветерком одинокие паутинки, унося маленьких путешественников в неизведанную даль. Пылит за легким "уазиком" с геологическими "крылышками", нанесенными на передних дверцах, проселочная дорога, петляющая по отрогам Кузнецкого Алатау. Воспользовавшись приглашением главного инженера экспедиции, я еду в заброшенный поселок изыскателей, где более 30-ти лет назад начинал свою трудовую деятельность после окончания геологоразведочного техникума. Где-то в середине пути эта дорога поворачивала к лесу, встречавшему одиноких путников небольшой, по сибирским масштабам, рощей. Казалось, что часть деревьев, словно сговорившись между собой, выскочили в веселом хороводе по пригорку навстречу солнцу и пышному разнотравью и так и остались здесь навсегда, венчая эту красоту. Красоту, наполненную пением и щебетанием птиц, разноцветными бабочками, гудящими шмелями и пчелами, перелетающими от цветка к цветку. Маленький ручеек, вытекающий из-под замшелых плит песчаника, терялся под слоем опавшей листвы. Затем, весело журча, выбирался к свету и нес свою прозрачную воду навстречу большой реке. Осенью, когда первый утренний холод сковывал воду ручья тонкой прозрачной корочкой льда, из темноты леса вылетали и садились на ветви деревьев стаи черных красногрудых птиц. Солнце, поднимающееся из-за высоких горных вершин, высвечивало их как гигантские черные плоды на белоснежных красавицах березах. Но что же случилось? Чувство глубокой душевной горечи вызвала открывшаяся взору картина гибнувшего леса. По обочинам дороги стоял мертвый и пустой лес. Солнце, ранее никогда не заглядывающее под густой полог берез, освещало яркими лучами павших лесных великанов и редкую молодую поросль с побуревшей от солнечного света травой. Лес молчал и только ветер раскачивал высохшие стволы деревьев с мертвыми, ветвями. Издававшийся при этом резкий звук заставлял съеживаться от страха редкую залетевшую сюда пташку, изгоняя ее навсегда. Страшно было подумать, что наша жизнь уже оплачена гибелью всего, что жило, цвело и тянулось к свету. Тысячелетиями создавались и совершенствовались различные формы жизни, лишь несколько десятков лет потребовалось, чтобы уничтожить здесь все живое. Ведомые мудрой рукой вождя пролетарской революции и верных ленинцев, мы не ждали милостей от природы, претворяя исторический лозунг партии... Осталась далеко позади гибнувшая роща. По-прежнему клубилась пыль за автомашиной. Желтеющие поля сменялись темными с золотой окраской перелесками, которых еще не коснулось ядовитое дыхание заводских труб. Наш путь завершился узким деревянным мостиком через небольшую речку с заливным лугом, за которым на склоне горы, увенчанной шапкой из густого хвойного леса, располагался бывший поселок изыскателей. От поселка, где в былые времена проживали более 400 семей, сохранилось несколько обветшалых домов, оставленных в качестве перевалочной базы для сезонных полевых партий. Временный лагерь одной из них стал конечной точкой нашего путешествия. Оставшись один, я медленно прошел к месту, где стоял наш небольшой дом, сложенный из сосновых бревен. Но дома не оказалось. Место, пришедшее в полное запустение, удалось узнать лишь по обвалившейся землянке и черемухе. Помню, глубокой осенью к своему только построенному дому я принес ее с берега таежного ручья, где она в компании сверстниц купала свои ветви в медленно текущей воде. Деревце, принимая людскую заботу, уже в первую весну бурно расцвело большими гроздьями цветов, белой метелью осыпая раскрытые окна дома. Чья-то злая рука не пощадила черемуху, сабельным ударом прошлась по стволу, отсекая распушившуюся вершинку. Стал питать корни деревца чудом сохранившийся побег, который, словно изуродованная рука человека, поднялся вверх, жалуясь на людскую жестокость. На бывшем огороде вымахала выше человеческого роста молодая поросль осинок, обвитых диким хмелем. Среди деревьев последними неяркими красками уходящего лета мелькали одинокие осенние цветы. Странная, непривычная для жителя города тишина давила на уши. Не слышно было щебетания воробьев, вечных спутников человеческих поселений. Постояв у разрушенного жилища, с трудом передвигая внезапно затяжелевшие ноги, я медленно возвратился к машине. Полный жалости взгляд моего спутника заставил меня повернуться назад. На тропинке, что вела к полевому лагерю, показалась странная сгорбленная фигура женщины. Длинные седые волосы спутанными прядями закрывали ее лицо. Женщина двигалась медленно, чуть прихрамывая. Руки ее были в постоянном движении. Что-то бесконечно знакомое было в этой фигуре, скрытой под грязным, спадающим до земли халатом. Боль обожгла сердце. Темная полоска чернеющего леса стала медленно изгибаться, накатываясь на глаза. Крепкая мужская рука моего спутника не дала мне упасть. Прислонившись к машине, скованный откуда-то возникшим страхом, я смотрел на приближавшуюся ко мне женщину. Заметив мое странное состояние, мой спутник пояснил, что эта давно лишившаяся разума женщина - сестра сторожа полевой базы партии. Женщина приближалась к нам все ближе и ближе. Попавший под ноги камушек заставил, чтобы удержаться на ногах, широко раскинуть руки. При этом она случайно смахнула с лица прядь седых волос. Что-то дрогнуло в ее лице, на мгновение на меня взглянули большие бархатистые сине-фиолетовые глаза, наполненные такой мучительной болью... - Аленка, - прошептал я, проваливаясь куда-то в бездну. А память услужливо высветила то яркое солнечное утро моего первого рабочего дня. Назначенный руководителем изыскательного отряда из двух человек, я в присутствии начальника партии знакомился со своими помощниками. - Алена, - тихий, нежный голосок, прозвучавший как серебряный колокольчик, заставил меня оглянуться. Передо мной стояло прелестное создание в виде девушки-подростка. Необычно большие, широко расставленные глаза с лукавинкой смотрели на меня, как бы оценивая эффект своего появления. Две толстые, русые, с золотистым отливом косы, огибая чуть покатые плечи, змеились на юной девичьей груди. Так вошла в наш небольшой коллектив Аленка. С другим моим помощником Алексеем я уже работал, будучи на производственной практике. Похоронка не обошла семью Алешки. Среди многих миллионов жизней, поглощенных войной, была жизнь и его отца. Братская могила в далеком городе с труднопроизносимым названием Секешфехервар стала его последним пристанищем. Родители Аленки появились в поселке после окончания войны и так и остались здесь, выстроив дом на отвоеванном у леса участке. С приходом изыскателей отец и старший брат Аленки стали работать на экспедиционной лесопилке, приводимой в движение маленьким паровичком-локомобилем. Покалеченная в детстве рука не мешала отцу Аленки раскатывать огромные бревна, не прибегая к помощи сына. После того, как я поделился куском взятого на обед пирога, меня благосклонно встретил отрядный пес Нюрка. Раньше английский сеттер Нюрка носил гордое имя Чарли. Брошенный на произвол судьбы хозяином, бежавшим из поселка от карточных долгов, Чарли освоил все выгребные ямы, и в постоянных поисках пищи он не обошел нашу базу. Охрипнувшая от крика сторожиха, вместо где-то заигравшейся белоголовой внучки, увидела около ворот красивую собаку. - Тебя тоже зовут Нюрка? - спросила женщина. Чарли, решив, что его собираются покормить, еще быстрее замахал хвостом. Так у нас появилась вторая Нюрка. Пригретый тетей Настей, он бдительно нес службу по охране базы партии, хриплым лаем предупреждая о появлении незнакомых. Завершал наш коллектив Скворец, или Скворушка, - лошадка монгольской породы. Полученные в качестве дара от правительства Монголии, эти выносливые и неприхотливые лошадки сослужили хорошую службу нашим воинам. Потомок этих боевых коней, Скворушка был самой главной тягловой силой отряда. На вьючном седле Скворушки крепились продукты и приборы для проведения магнитной съемки в горно-таежной местности. Тяжек труд изыскателя, вплотную зависящий от погодных условий. Жара и холод, дождь и ветер, нашествие клещей, комаров, слепней и гнуса делали иногда работу сущей пыткой для человека. Особенно клещи, появляющиеся в сухой траве ранней весной от которых не спасал даже тщательный осмотр одежды. В это время сезона Нюрка и Скворушка также страдали от клещей, которые, впиваясь в тело, раздувались до размера горошин и причиняли животным массу неприятностей. Поэтому, при наличии возможности, полевой сезон начинался высоко в горах и заканчивался в долинах, когда поднималась высокая трава. Возвратившись со Скворушкой с контрольного пункта, где в конце дневного маршрута учитывались расхождения в показаниях прибора, я видел яркое пламя костра, около которого с котелками располагалась Аленка, и натянутые брезентовые полога. В качестве продуктов чаще всего использовались "местные ресурсы", добываемые с помощью укороченного кавалерийского карабина, выданного для зашиты от хищный зверей. Патроны к карабину приобретались у охранников из многочисленных лагерей со значительно поредевшим контингентом заключенных, особенно после холодного лета 1953 гола. Я и Алексей выросли среди тайги. Мы умели делать все: подкрадываться по каменным осыпям к горным козлам, выслеживать с помощью Нюрки боровую дичь, ловить на порожистых речках хариусов и тайменей, избавляться с помощью муравьев от непрошеных многоногих пришельцев после необдуманного ночлега в зимовье гостеприимного охотника-алтайца, устроить баню, используя брошенную лодку-долбленку, брезент и несколько раскаленных камней. Красивы лунные ночи в горах. В прозрачном воздухе звезды кажутся совсем близко, лунный свет дрожит на серебристой глади реки. Искры от костра поднимаются в виде маленьких огненных звездочек к небу и где-то там высоко-высоко гаснут. В бесчисленных омутах, в подводных хрустальных чертогах водят русалки свои хороводы. По дну, усеянному разноцветными камешками, катятся хрустальные ручьи. Ночью при свете луны русалки, украшенные венками из цветов, выходят на берега реки. В легендах наших предков-славян русалки превращались в водяные лилии-кувшинки с их красивыми бутонами и круглыми, в виде щитков, плавающими листьями. Одолень-травой называли ее, веря, что одолеет она нечистую силу и недуги. "Одолень-трава! Одолей ты горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса темные..." Утром, когда поднимающееся из-за гор солнце еще не растопило тонкую полоску лежащего над водой тумана, Алешка, поеживаясь от утренней прохлады и стекающих с тела прозрачных капелек воды, выносил на берег эти дивные цветы на длинных, свисающих до земли стеблях. Трудно, наверно, представить молодому поколению, что у нас была другая жизнь, со своими радостями и горестями, не обремененная большим количеством радиоаппаратуры. Вечером, остановившись где-нибудь у речки, быстро несущей свои воды, сидя у догорающего костра, Алексей и Аленка часто пели. И тонкий мелодичный голосок Аленки сливался с чуть хрипловатым баритоном Алешки. Я не помню, где я услышал впервые эти слова. Может быть, их напевал старый геолог. Песня о первых изыскателях стала гимном нашего отряда. "Нет же в горах дорог, голые скалы и мох. Трудно было идти, но не идти не мог. Глухо трещал мороз, рушился камень скал. Что он с собою нес, что он в горах искал?" В это время и наши спутники занимали места поближе к костру. Нюрка, положив голову на вытянутые лапы, не мигая, смотрела на огонь. Скворушка, подойдя к костру, отмахивался головой от налетающего на глаза дыма, а со стороны казалось, что он тоже соглашается со словами песни. В темноте мрачнел лес. И только песня, играющий ветвями деревьев ветер, залетевший с голых заснеженных вершин, и тихое потрескивание костра нарушали вековую тишину. Из всего разнообразия цветов, ярким ковром покрывающих долины и склоны гор, поднимаясь до границы снегов, Аленка любила маленькие, почти незаметные среди травы фиалки. Собранные Алешкой небольшие букетики этих цветов постоянно украшали ее незатейливое жилище. Древняя красивая легенда рассказывает, что когда Аполлон преследовал своими жгучими лучами одну из прекрасных дочерей Атласа, бедная девушка обратилась к Зевсу с мольбой укрыть и защитить ее. И тогда великий громовержец превратил ее в чудесную фиалку и укрыл ее в тени своих кущ, где она с тех пор каждую весну цвела и наполняла своим благоуханием небесные леса. Может быть, этот прелестный цветок навсегда бы и остался там, если бы дочь Зевса Прозерпина не была похищена внезапно появившимся Плутоном, когда она собирала фиалки. В испуге Прозерпина выронила из рук собранные ею цветы на землю... Так и остались они на земле с неповторимым сочетанием изящной лиловой окраски цветка с яркой зеленью листьев. Сокровенной мечтой Аленки было стать актрисой. В те короткие минутки отдыха мы были благодарными зрителями. Я помню исполнение ею роли Катерины из "Грозы", Накрапывающий теплый дождь, пока мы натягивали полога на берегу горной речки, сменился ливнем. - Ребята, - услышали мы звонкий голос Аленки, стоящей под проливным дождем. - Хотите, я для вас сегодня буду Катериной. Жутко было смотреть, как тоненькая девичья фигурка, освещаемая сполохом молний, с поднятыми к небу руками стояла на краю обрыва. Произносимые слова заглушали раскаты грома и шум вздувшегося от дождя потока воды, перекатывающего по руслу вековые валуны. Нюрка, не понимая всего происходящего, тихонько поскуливала и подвигалась к обрыву, готовая в любую минуту прийти на помощь. И наяву казалось, что молодой женщине осталось сделать только шаг, чтобы, расставаясь с жизнью, навсегда скрыться в мутных водах реки... Не всегда все гладко складывалось на маршруте. В конце полевого сезона мы лишились продуктов. Завезенные заранее и укрытые от непогоды и зверей, они были разграблены "лихими людьми". Остальное довершили звери и птицы. Побывавшая здесь росомаха аккуратно пометила остатки своей вонючей жидкостью. Алешка, оставив Аленке последний сухарь, ушел с карабином в сопровождении Нюрки за перевал, чтобы подготовить ночлег и добыть зверя или птицу. Я остался с Аленкой для окончания последних измерений на маршруте. Наступившее утро не предвещало несчастья. Маленькое белое облачко, что висело, зацепившись за голую вершину, постепенно увеличивалось и темнело. Пошел мокрый снег с дождем, сразу превративший окружающую местность в белую однообразную голую пустыню. Снег слепил глаза. Тропа постепенно исчезала, погребенная под слоем снега. Ослабевшая Аленка шла впереди, ведя в поводу Скворушку. Я нес треногу с прибором. Вдруг резко захрапел, осаживаясь на задние ноги, Скворушка, удерживая на поводу провалившуюся в глубокую, заполненную водой расщелину Аленку. Несущийся с гор резкий ледяной ветер отнял последние остатки тепла, пока мы нашли укрытие, где можно было разжечь костер. Купание в ледяной воде не прошло для Аленки бесследно. К вечеру у нее резко поднялась температура. Алешка с Нюркой ушли на расположенную в километрах сорока от нашей стоянки пасеку, где коротал свой век бобылем дед Василий. - Аленка, только не умирай, - шептал я, глядя, как содрогается от кашля хрупкое девичье тело, на воспаленные, пышущие жаром губы. Я старался напоить ее горячим кипятком, настоянным на побегах бадана, стебли которого выглядывали среди камней. Медленно тянулось время. Прошло более двух тревожных бессонных для меня суток, как я услышал далекий радостный лай Нюрки. Вместе с Алешкой верхом на лошади приехал дед Василий, привезя с собой мед и лекарственные травы. Дед сам занялся лечением Аленки. Я не видел, как он бинтовал ей грудь и спину пропитанными в меде льняными полотенцами, как поил он отварами принесенных с собой трав. Все это время я крепко спал, согреваемый лежащей рядом со мной Нюркой. Попытки Алексея разбудить меня к ужину были напрасны. Проснувшись на следующий день и глядя на появившуюся на лице Аленки улыбку, я долго не мог представить себе, что проспал более суток. Полная кружка привезенной дедом Василием медовухи и остатки запеченного в глине глухаря сделали завтрак незабываемым на всю жизнь. Дед оставался с Аленкой до ее полного выздоровления. Я в это время завершал съемку. А вскоре закончился наш полевой сезон. Алексея ждала повестка, приглашающая явиться в районный военкомат. Нам объявили о сокращении объема изыскательских работ. Далеко на Север для разведки нового месторождения потребовались геологи. Я и отчим (по нашей просьбе) получили приказ управления прибыть к новому месту работы. Наша семья предлагала Аленке уехать с нами, где она могла, работая, получить среднее образование и осуществить свою мечту - поступить в театральное училище. Отец Аленки, ссылаясь на необходимость ухода за больной матерью и младшим братом - инвалидом с детства, не отпустил ее. Так я и расстался с Аленкой, что бы встретиться вновь много лет спустя.
