Сны накануне. Трифонова Ольга
Пожалуй, самый опасный и самый неблагодарный соблазн, подстерегающий автора, — это желание написать о людях известных и уж тем более великих.
Но иногда он сильнее осторожности, сильнее страха укоров и попреков, и автор, преодолев сомнения, берется за перо.
Это случается, когда жизнь героев, их отношения выходят за рамки привычного и принадлежат «другому измерению».
Есть одна странная особенность в изложении истории атомного шпионажа Советского Союза — умолчание двух имен.
И ФБР в своем подробнейшем сайте на эту тему, и книги о деятельности ГРУ и Внешней разведки не упоминают двух имен — Маргариты Коненковой и Альберта Эйнштейна.
Лишь короткая фраза в книге Павла Судоплатова: «Жена известного скульптора Коненкова, наш проверенный агент…» да пристальное внимание американских спецслужб к Эйнштейну и его окружению — единственные свидетельства тайны, что связывала этих людей. И еще письма Эйнштейна к Маргарите Ивановне.
Американский автор, описавший жизнь Эйнштейна чуть ли не по дням, цитирующий даже письма маленьких детей и сумасшедших к нему, упоминающий мельчайшие события жизни гения, вплоть до случайных встреч на улицах Принстона, ни словом не поминает женщину, которая была рядом с ним почти десять лет, жила в его доме, проводила с ним дни отдыха на Саранак-Лейк.
Этой женщиной была Маргарита Коненкова.
Биография Маргариты Ивановны — сюжет для романа. Жанр можно выбрать по вкусу: любовный, авантюрный, шпионский, политический детектив, трагедия, наконец.
Она была женой одного из самых своеобразных, самых талантливых русских художников — Сергея Тимофеевича Коненкова.
Она была возлюбленной Первого человека двадцатого столетия — Альберта Эйнштейна. Создателя Теории относительности и Отца атомной бомбы.
Но не тайны шпионажа и хитросплетения блестящей операции советской разведки, похитившей секреты атомной бомбы у американцев, интересовали автора, а тайна любви, трагическая история людей, загнанных в угол обстоятельствами, долгом и своими страстями.
Поэтому характеры и судьбы героев романа не во всём совпадают с характерами и судьбами людей реальных, а то, что вымысел и действительность, порой, пересекаются, — принадлежит случайности.
О. Т.
Глава 1
Все кончено! А было ли начало?
Могло ли быть? Лишь видимость мелькала.
И. В. Гете. «Фауст»
Они сидели на открытой террасе коттеджа номер шесть и обсуждали маршрут.
В утреннем сумраке террасы его лицо и обнаженный торс казались совсем темными от загара, а вздыбленные седые волосы светились, как нимб. Она подумала, что день опять будет очень жарким и ему правильнее будет надеть рубашку, но, как всегда, решила обойтись без советов. Однажды она дала себе слово не повторять привычек Элеоноры, не быть «мамочкой», и, кажется, ей это удалось. Хватит с нее другого сыночка, тоже не юного — семидесятилетнего, того, что остался в душной, невыносимой жаре Нью-Йорка. Но здесь, сегодня, был особый день, совсем особый, и, наверное, уже никакие правила их десятилетних отношений не имели смысла. Это она понимала и все же не могла заставить себя изменить данному только себе слову.
Он предлагал такой маршрут: сначала двинуться по реке в Озитах-озеро, потом в Киваса-озеро, через нижние шлюзы выйти к их любимому Сосновому заливу, повернуть назад, на северо-запад, и через верхние шлюзы пройти в Среднее озеро, взять севернее, чтобы попасть в Длинный залив. Там отдохнуть на одном из лесистых островов и — назад, уже напрямую через верхние шлюзы.
Это был длинный маршрут для такого жаркого дня, но он выбрал его, значит, решил провести весь день только с ней, отказавшись от семейного обеда и послеполуденной работы. Но он уже поработал, встав, наверное, часов в пять, смутно помнила, что было еще совсем темно, когда он ушел из спальни.
Почти не слушала его — какая разница пойдут они через Озитах или напрямую в Нижнее озеро, все равно он сделает по-своему, она исподтишка разглядывала его чуть оплывшее, с полноватыми грудями, но все-таки еще крепкое тело и вспоминала ночь.
Она вспоминала ночь, чтобы не думать о бесконечном, ослепительном от солнца дне, в сияющем мареве которого будто проступало темное таинственное пятно — неизбежный разговор.
Каким он будет? И какими они вернутся назад на эту террасу, в этот дом?
А ночь? Ну что ж, какой уж такой особенной может быть ночь женщины «под пятьдесят» и мужчины «под семьдесят». Ночь была, как всегда, нежна, если говорить словами ее любимого Фицджеральда, пронзительно, запредельно нежна, и зря он тайком принимает в ванной какое-то снадобье и еще другое — тоже зря, ей хватает нежности.
Тем, другим, он начал пользоваться год назад, и сначала ей хотелось пошутить, сказать что-то вроде шутки о его давней работе в бюро патентов, но поостереглась. При всей его податливости и безграничной подчиненности все же и для нее, как и для других людей, существовала граница, перейдя которую можно было натолкнуться либо на ледяную молчаливую холодность, либо на такую жестокую шуточку, что ни парировать, ни проглотить невозможно. Элеонора часто преступала эту грань и не понимала, бедная, отчего вдруг оказывалась словно среди полярных льдов.
Она же не преступала никогда, хотя знала, что только для нее запретное пространство ограничивалось бедным Тителем и тем, о чем они говорили с неизменно злобным Эдвардом и столь же неизменно веселым и любезным Бобби.
И странно — запретное, относящееся к его разговорам с Бобби, каким-то образом было связано с тем, что происходило между ними ночью.
«Эта странная связь будет разгадана после сегодняшнего разговора, — с горечью и страхом подумала вдруг она, — потому что шарада „догадывается — не догадывается“ будет разрешена».
Догадывается ли он о том, что она догадывается о том, что он догадывается. И как давно?
Ей вдруг стало зябко, и она вместе с креслом переместилась в освещенное солнцем пространство. Очень вовремя: на террасу вышла, некрасиво щурясь от яркого света, Мадо. Ее увядшее, бледное после сна лицо как-то вызывающе не вязалось с темно-вишневым, расшитым орхидеями и бабочками кимоно.
«Кажется, это кимоно Элеоноры, зачем она его носит? Почему ей не приходит в голову, что отчиму это может быть неприятно — видеть кимоно покойницы? Нет, это, конечно, ее кимоно, ведь Элеонора была раза в три толще дочери. Но все-таки привезен этот наряд давно, лет десять назад из Японии. Он ездил с Элеонорой в Японию. Она очень хорошо помнит их первый совместный обед, это было приглашение Ферсманов, и разговор за столом».
Она тогда поняла, что он влюблен в нее, что Элеонора немного сумасшедшая и несчастна с ним.
Она все время порывалась рассказать какую-то историю, случившуюся в Японии, а он ловко переводил разговор или взглядом предупреждал ее остановиться. Но Элеонора решила во что бы то ни стало рассказать.
— Не надо рассказывать эту историю, — довольно жестко попросил он жену.
— Но почему? Что плохого, если я расскажу, об этом писали все газеты.
— Тем более незачем вспоминать.
— Но мы не знаем, расскажите, — некстати помогла Элеоноре любезная Ферсманша.
— Я проснулась утром и увидела, что….
— Тогда я уйду, рассказывай без меня. — Он встал и ушел из комнаты.
— Ах, ничего! — махнула пухлой рукой Элеонора, — он просто стесняется. А дело в том, что на рассвете я обнаружила его на балконе. Он стоял и смотрел на площадь, заполненную людьми, и все эти люди были на коленях. Они стояли перед нами на коленях!
— Перед вами? — насмешливо переспросил Детка.
— Ну да, — простодушно подтвердила Элеонора, — я ведь тоже была на балконе.
— Почему вы не хотели, чтобы ваша жена рассказала о том, как вас принимали в Японии? — спросила она, когда они вдруг оказались одни на террасе. Она видела, как нравится ему, и ей доставляло удовольствие смущать его.
Но он не смутился, ответил неожиданно серьезно:
— Никакое живое существо не заслуживает такого приема… — помолчал и, вдруг фыркнув, добавил: — Боюсь, окажется, что я жулик и мы кончим тюрьмой. Вы будете навещать меня в тюрьме и приносить яблоки в бумажном пакете?
— Буду.
— А, бросьте! Навещать шестидесятилетнего прохиндея, что за интерес?
— Я буду приносить не яблоки, а всякие головоломки. Вы ведь любите разгадывать головоломки?
— Обожаю! Мне присылают их со всего мира, надеются, что я на какой-нибудь споткнусь… да вот так… кажется, действительно споткнулся..
