Патриция Хорст
Искушение
1
Напрасно Мэри пыталась убедить себя, что забыла Патрика: очень скоро она поняла, что это не так. Воспоминания о нем стали еще более яркими по прошествии времени. Мог ли Роберт ни о чем не догадываться? И не это ли в конечном итоге привело его в постель другой женщины?
— Я развожусь с тобой, Мэри, — объявил он одним дождливым воскресным утром, спокойно глядя на нее поверх тарелки с яичницей.
— Я ее знаю? — спросила Мэри так вежливо, будто они обсуждали, кого пригласить третьим на вечерний бридж.
Практически они всякий раз играли вчетвером: Патрик всегда незримо присутствовал рядом с ней, хотя его имя никогда не слетало с губ Мэри…
— Нет, ты ее не знаешь. — Роберт пододвинул ей свою чашку, чтобы она налила ему еще кофе. — Может быть, это и к лучшему. Меньше неудобств.
Мэри потрясло не столько то, что их брак подошел к концу, сколько то, что она восприняла эту новость с полным хладнокровием. Она положила сливки и две ложки сахара в кофе своего супруга и самым спокойным голосом — каким могла бы спросить у него, например: «Хочешь еще один круассан, дорогой?» — поинтересовалась:
— И как скоро тебе потребуется развод?
— С этим не горит, но слишком долго ждать я тоже не намерен.
Она не была в Монжуа одиннадцать лет — с тех пор как потеряла ребенка. Нельзя сказать, чтобы это место скучало без нее: уж во всяком случае, не так, как она без него. Да и возраст Монжуа, казалось, ничуть не изменился — не то что Мэри Клэр… Здесь все осталось прежним. Монжуа и сегодня вставал из утренней дымки таким же расплывчатым и прекрасным, каким был всегда, вызывая в памяти не только блаженные воспоминания детства, но и острые сожаления о неразделенной любви и утраченных мечтах.
Розовато-лиловые глицинии так же обвивали колонны, поддерживающие балконы, как и в ту весну, когда ее бабушка приехала сюда юной невестой. Тонкие белые занавески все так же колыхались в окнах угловых башенок, и бронзовый колокольчик над массивной входной дверью сиял все тем же золотым блеском.
Как часто, еще детьми, они звонили в этот колокольчик из чистого озорства, заставляя кого-нибудь из слуг бежать на зов, а потом браниться и жаловаться бабушке… Но сегодня Мэри Клэр позвонила совсем по-другому.
— Мисс Мэри! — Тереза, служившая в Монжуа еще задолго до ее рождения и считавшаяся наиболее доверенной служанкой, обнажила в улыбке старые желтые зубы. — Как чудесно увидеть вас снова! Мадам будет так рада вам!
Но для того, чтобы догадаться об этом, нужно было очень хорошо знать бабушку.
— Хм! — проворчала она, хмуро глядя поверх водруженных на патрицианский нос очков, когда Мэри вошла в ее старомодный будуар. — Полагаю, мне надо быть признательной им за то, что они были так любезны и послали именно тебя, Мэри Клэр. Из них всех ты единственная достаточно умна. Можешь поцеловать меня, дитя.
Мэри нагнулась и коснулась губами пергаментной щеки своей бабушки, изо всех сил стараясь спрятать слезы, навернувшиеся ей на глаза.
— Вы чудесно выглядите, grande-mère[1].
— А ты великолепно пытаешься врать, но у тебя это плохо получается, — ответила Шанталь Дюбуа. — Пожалуй, твое присутствие здесь может развлечь меня, если только ты уяснишь себе, что я никуда не двинусь из своего дома, какого бы давления на меня ни оказывали! Я прожила здесь с твоим дедом сорок лет и намерена лежать рядом с ним в могиле. Хотя, может быть, это произойдет и не так скоро, как хотелось бы моим сыну и дочери. Конечно, тело мое стало немного немощным, но голова… — бабушка постучала себя по лбу, — она еще вполне ясная, можешь не сомневаться. И я намерена продолжать жить так, как это нравится мне! Так что, добро пожаловать, Мэри Клэр, но помни: когда ты надумаешь уезжать, тебе не удастся забрать меня с собой.
Мэри пробормотала что-то невнятное, пытаясь скрыть тревогу. Шанталь Дюбуа оставалась в ее памяти высокой, гордой и непобедимой; эта сморщенная немощная старуха с клюкой, прислоненной к креслу, мало напоминала ту женщину, которую она когда-то знала как свою бабушку…
Вновь появилась Тереза, катя перед собой тележку, уставленную серебром и полупрозрачным лиможским фарфором. На верхней полке тележки занимала почетное место многоярусная серебряная подставка для пирожных, заполненная сладостями, выпеченными только сегодня утром.
— Разливай чай, Мэри Клэр, и вообще — займись чем-нибудь, чтобы взять себя в руки! — резко сказала Шанталь.
Мэри и впрямь чувствовала, что надо успокоиться: она не ожидала, что ее так поразит перемена, происшедшая с бабушкой. Все те годы, что Мэри знала ее, Шанталь Дюбуа предпочитала кофе — крепкий ароматный кофе, поджаренный по рецепту, вывезенному из Франции, откуда она была родом.
— Я не знала, что вы пьете чай, grande-mère… — пробормотала Мэри.
— Есть еще множество вещей, которых ты не знаешь, — возразила ее бабушка. — Такое случается, когда забываешь о человеке на десять лет.
Мэри было за тридцать, и давно уже минули те времена, когда кто-нибудь мог заставить ее покраснеть, как какую-нибудь школьницу. Но ядовитое замечание бабушки попало точно в цель. Предательская краска залила ее лицо: Мэри сознавала, что недостаточно чутко относилась к бабушке.
— Но я совсем не забывала вас! — попыталась она оправдаться. — Вы были на моей свадьбе, потом мы виделись у Маргарет… А четыре года назад мы вместе справляли Рождество в Лос-Анджелесе и встречались на сборе всей семьи, когда Томми закончил академию. Кроме того, мы ведь разговаривали по телефону, я писала вам и всегда посылала открытки из тех мест, где путешествовала…
Старое тело Шанталь, может быть, и потеряло былую силу, но ядовитость ее насмешек ничуть не уменьшилась.
— Не знаю уж, как долго тебе пришлось заучивать наизусть такой внушительный список, Мэри Клэр, но смею тебя уверить, что это была напрасная трата времени. Во время всех этих встреч мы были окружены толпой родственников и ограничивались обменом ничего не значащими словами. Разумеется, такой способ общения не может принести особого удовлетворения. Впрочем, всегда имеется возможность найти уединение, чтобы восстановить те дружеские узы, которые объединяли нас, когда ты была девчонкой. Но ты предпочла не воспользоваться ею! Ты не появлялась в моем доме с того лета, когда тебе стукнуло девятнадцать.
Мэри отвела взгляд. Теперь она покраснела совсем по другой причине.
— Я избегала вовсе не вас, бабушка. Я избегала этого дома, этого места. Я и сейчас не появилась бы здесь…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
