Алистер Маклин
Черный сорокопут. Дьявольский микроб
Черный сорокопут
Пролог
Маленький, насквозь пропыленный человечек в маленькой, насквозь пропыленной комнатенке. Таким я его всегда себе представлял: всего–то навсего маленький пропыленный человечек в маленькой пропыленной комнатенке.
Ни одна уборщица ни разу не удостоилась разрешения войти в этот кабинет, прокопченные, плотно занавешенные окна которого смотрели на Бэрдкейдж–Уолк. И, кстати сказать, вообще никому, не только уборщице, ни разу не удалось попасть вовнутрь в отсутствие самого полковника Рейна.
И никому не пришло бы в голову заподозрить, будто у полковника аллергия на пыль.
Пыль лежала повсюду — на полированных дубовых паркетинах, кое–где высовывавшихся из–под ковра. Она покрывала шкафы, бюро, радиаторы парового отопления. Она обозначила грязные полосы на поверхности старенького двухтумбового письменного стола. Свободные от пыли участки свидетельствовали: совсем недавно на этом месте находилась книга или папка, в сторонку ее убрали буквально пару минут назад. Пылинки деловито плясали в косом солнечном луче, пробившемся в щелочку между двумя половинками занавеса. И трудно сказать, световой ли эффект это был или жизненная правда, так или иначе, редкие, зачесанные назад волосы человека за письменным столом казались подернутыми пылевой паупщой. И не требовалось чрезмерного воображения, чтоб различить почерк искусного гравера в морщинах впалых щек или контурах высокого покатого лба. А потом вдруг вы замечали глаза под тяжелыми веками — и тотчас забывали про пыль. Эти глаза посверкивали твердым, уверенным блеском драгоценного минерала. Обдавали синевой чистейшего гренландского ледника, хотя были попрохладней.
Он принял меня стоя, пожал мне руку холодной костлявой рукой, чем–то похожей на грабли, жестом предложил стул — прямо напротив светлой фанерной панели, ограждавшей спереди стол красного дерева. Потом сел, прямой, словно аршин проглотил. Сцепленные руки положил перед собой, на пыльный стол.
— С возвращением домой, Бентолл. — Голос соответствовал глазам; чудилось: вот–вот послышится треск ломающегося льда. Быстро обернулся. Ну как, приятное было путешествие?
— Увы, нет, сэр. Текстильный магнат, которого сняли с самолета в Анкаре, чтоб отправить меня, негодует. С минуты на минуту жду визита его адвокатов. Авиакомпанию, того и гляди, лишат права обслуживать европейские линии. Пассажиры проклинают меня, а стюардессы — как не смотрели на меня в полете, так и сейчас не хотят смотреть. А в остальном поездка, можно считать, удалась.
— Подобные истории случаются, — заметил он рассудительно. Над поджатыми губами, чуть левее, слабый тик тронул щеку. Обладая богатым воображение.м, сей мимический казус можно было принять за улыбку. С другой стороны, подобная гипотеза могла оказаться безосновательной. За те двадцать пять лет, кои полковник отдал проблемам Дальнего Востока, тыча свой нос в чужие дела, мускулатура его щек, думаю, атрофировалась.
— Выспался?
Я покачал головой:
— Глаз не сомкнул.
Жаль. — Впрочем, свое отчаяние по данному поводу он скрыл вполне успешно, не без деликатности прокашлявшись.
— Боюсь, тебя снова ждет дорога, Бентолл. Отправление — нынешним же вечером. В одиннадцать из лондонского аэропорта.
Я помолчал пару секунд, давая ему понять: не все, что мне хочется высказать вслух, его уши стерпят. Потом, подчиняясь необходимости, пожал плечами:
— Опять Иран?
— Если б дело ограничивалось переводом из Турции в Иран, я не стал бы будить гнев текстильного магната, приглашая тебя в Лондон, чтоб именно здесь одарить новым назначением. — Снова подобие тика тронуло уголок поджатого рта. — Значительно дальше, Бентолл, — Сидней, Австралия. По–моему, территория тобой еще не обжитая.
— Австралия?! — Сам того не сознавая, я вскочил на ноги. — Австралия! Послушайте, сэр, вы, видно, не получили на прошлой неделе мою телеграмму? Восьмимесячный труд почти завершен. Осталось пришить последнюю пуговицу. Неделя, самое большее две — и я бы…
— Садись! — Этот тон, да еще в сочетании со взглядом! Словно ведром ледяной воды окатил меня полковник. Задумчиво всмотрелся в меня, после чего несколько утеплил свой голос, оставив его на градусе замерзания. Твоя озабоченность понятна, но излишня. Хочу надеяться, в твоих же интересах, что, недооценивая своих нанимателей, ты вместе с тем трезво оцениваешь противника. Ты превосходно справился с заданием, Бентолл. Уверен, что любой правительственный департамент, менее взыскательный, чем наш, и не столь преуспевающий, давно представил бы тебя к ордену. Так или иначе, осознай: свое дело ты сделал. И я не допущу, чтоб мои разведчики принимали на себя чуждую им миссию практиков–исполнителей.
— Простите, сэр, — начал я нерешительно, — у меня нет спецодежды…
— Развивая твою же метафору, последнюю пуговицу со дня на день застегнут. — Казалось, он меня не слышит. — Утечка информации, катастрофическая утечка информации о Гепвортской топливной лаборатории практически перекрыта. Полностью и навсегда. — Он посмотрел на электрические часы, украшавшие стену. — Итак, у тебя еще четыре часа. А завершенное дело мы спишем в архив — и пусть члены кабинета почивают спокойно.
Он помолчал, расцепил руки, уперся локтями в стол и уставился на меня сквозь сведенные в конус пальцы.
— Во всяком случае, у них появилась сегодня такая возможность. — Он втянул воздух каким–то укороченным вздохом. — Впрочем, в наши беспокойные дни поводов для министерской бессонницы тьма–тьмущая. Ты это прекрасно знаешь… Честно говоря, на тебе свет клином не сошелся. Есть и другие ребята. Но, во–первых, дело требует исключительно высокой квалификации. Ты ею обладаешь. А во–вторых, у меня появилось неясное пока еще неясное — предчувствие, что между сегодняшней проблемой и вчерашней существует связь. — Он разъял пальцы, потянулся к розовой полиэтиленовой папке и щелчком отправил ее мне. — Будь любезен, прочти.
Подавив желание отмахнуться от облака пыли, я принял папку. Внутри обнаружил с полдюжины газетных вырезок.
Вырезки (все как одна) из колонки объявлений «Дейли телеграф». На каждой вырезке сверху красным карандашом проставлена дата. И каждая вырезка, наряду с прочими объявлениями, содержит одно, обведенное все тем же красным карандашом.
Обычные объявления, заурядные. Реклама австралийских и новозеландских фирм — инженерных, исследовательских, индустриальных — химического профиля. Все адресованы высококвалифицированным специалистам в области современной технологии. Мне и прежде попадались подобные объявления, зазывавшие ученую публику то туда, то сюда, на самый край света. Эксперты по аэродинамике, микроминиатюризации, сверхзвуковым скоростям, электронике, радарам и передовым энергетическим «ноу–хау» пользуются в наши дни повышенным спросом.
