Николай Фохт
Мы жили в Средние века. Стихи
1980–1984
Ничего этого не было, не могло быть. На дальней, окраинной остановке войдешь в автобус, выслушав неутешительное пророчество, проедешь несколько километров, может быть десять, может быть сто; стоя, привычно уцепившись за верхний поручень как за руку помощи откуда-то сверху; как за твердое, обледенелое облако, как за невидимый стержень, которые может, должен выхватить тебя, доставить на нло. И автобус остановится, и выйдешь, и окажешься в новом мире, старшем, не таком страшном, как тот, где все предрекания, обещания, утешения против тебя; где самые близкие не верят; где выйти на дальней, почти мифической остановке — невероятная, несбыточная удача, почти предательство. В этом счастливом одиночестве, неверии в этом, последнем и окончательном безбожии, окажешься в тихом, пустом, гулком зале и начнешь слышать только свои звуки: шаги, дыхание, первые, смешные, слова.
Песенка
Она красива в самом деле,
Но слушай что я говорю,
Она была в моей постели
На удивленье октябрю.
Я сделал чисто все на диво
И Мессалине б невдомек
Сказал ей вечером дождливым:
Зайдем ко мне на огонек.
Ах что за прелесть этот вечер.
Бутылка красного вина,
Бисквит, варенье, кофе, свечи,
Между свечей сидит она.
Но был расчетлив я признаюсь
И свой выхватывал момент,
То вдруг руки ее касаясь,
То вставив к месту комплимент.
Когда на циферблат старинный
Наш взгляд, рассеянный упал,
Слова смакуя я ей чинно,
И безразлично так сказал:
Да ты и вправду бы осталась,
Смотри, такие холода.
Она для вида засмущалась
И вдруг в ответ шепнула «да».
А ночь ветры так свистели,
Осенний дождь окно лизал.
Она спала в моей постели.
Вот только я на кухне спал.
Дорожная
Отдай проводнице билет
С улыбкой беспечной
Ведь средства надежнее нет
От муки сердечной.
Но стуком колес не избыть
Кромешность побега,
Она тебя будет любить
До первого снега.
Полночный затеется чай
С вином до рассвета
В летящих полях примечай
Разлуки приметы.
Бессонницей отлучена
От взглядов холодных
Тебя будет помнить она
До птиц перелетных.
И кто там сквозь сон прошептал,
Что участь убога?
Нас примет зеркальный вокзал
Затихнет дорога.
Так лучше — чужие дома
И голые стены.
Она тебе будет верна
До первой измены.
Прощальная
Привкус долгих дорог
В этой встрече прощальной
Вот и кончился в срок
Наш роман привокзальный.
Снова мне довелось
Выпить холод вокзала
Как же быстро сбылось
Все что ты нагадала.
И не стоит грустить
Говори если спросят
Просто месяц почти
Нас морочила осень.
Я прошу оглянись
Посмотри уезжая
Вот и кончилась жизнь
В сотый раз нарождаясь.
Осенняя
Скучно. Ласковый взгляд тепла
Потускнел, и опять эта осень
По московским бульварам проносит
Вздох последнего летнего сна.
Память. Вновь голоса различать
За прикрытою бережно дверью
Примеряюсь к чужому веселью
Обо всем, что забыл, промолчать.
И о том, как под зуммер стрекоз
Солнце в тихое море садилось,
Небо южным крестом покрестилось,
И со звездочки вдруг сорвалось.
Все же. Вновь на зеленый свет
Реагирую как на наркотик.
И сентябрь меня приохотит
К маякам этих новых примет.
Опыт сонета
Твоя любовь меня не бережет.
Твоя любовь с разлукой в связи,
Провидя все возможные измены,
Такие мне закатывает сцены,
Такие сны, что боже упаси.
Твоя любовь меня не бережет.
Она теперь легендам вопреки,
Лишив меня священного удела,
Расставила знакомые пределы
И вывесила красные флажки.
Твоя любовь меня не бережет.
И я сейчас живу, догадки строю:
А как там у тебя с моей любовью?
Реминисценция
И.М.
В узкой зале дрожание свечей
Капал воск на звенящий паркет.
Предложил недоверчивой ей
Сам король станцевать менуэт.
А король, как и всякий король
Сероглаз и немного поэт.
И томленье и сладкая боль
Аттитюд, а теперь пируэт.
Так и кружат. Молочных колонн
Тусклый блеск, позолоченный свет.
А теперь с разворотом поклон,
И закрыть незаметно лорнет.
А потом не смогла отказать
Этим чистым, алмазным глазам.
Заходите ко мне поболтать,
после бала, он тихо сказал.
Дверь закрыл аккуратно без слов
Ей у зеркала сесть предложил.
И хрустальный достал полуштоф,
Из кувшина вина ей налил.
В старом рейнском качнув кабинет
Он вздохнул, выпил залпом бокал,
И сказал, что персидских конфет
Лучше нет и отведать ей дал.
И напился король в полчаса
Говорил про стихи, про друзей
И о том, что темны небеса,
Мол октябрь сентября холодней.
А она все молчала в ответ,
Все ломала улыбкою рот.
А по зале летел менуэт:
Арабеск и еще поворот.
Такой театр
Наваждение это, сдвиг
Это хуже сна — наяву
Вдруг такой театр возник
Прямо в комнате, где живу.
Это кто-то на дело спор
Кто-то самых хороших манер
Кинул занавес, вместо штор
И меня усадил в партер.
Вот и жду этих игр творца,
И беззвучно шепчу: перестань
Как орешник речной от лица
Отведи эту черную ткань.
Объяви хоть зловеще итог,
Хоть у рампы просто постой,
Только дай наглотаться впрок
Мне наркоза сосны сухой.
Только дай надышаться всласть
Пыльным миром фанерных стен
И понять нищету и власть
Непродуманных мизансцен.
Да какие трагедии днесь.
Все от марочного вина.
И сижу я весь вечер здесь,
У зашторенного окна.
Розовый
Видно дело идет к концу.
Вам так розовое к лицу.
Отдаю свой последний долг,
То, что я сказать не успел.
Вы поверьте, любил как мог,
Я вам радость дарил, как умел.
И под выцветший голос листвы
Называю тебя на вы.
Нет не выспренний это слог,
Не юродство в последний час.
Это отзвуки первых слов,
Отчуждение последних фраз.
Это страх, убегая прочь
Оглянувшись увидеть ночь.
Вам так розовое к лицу,
Вам бы небо примерить в
