Сахаров Василий
Булавин
Книга первая
Пролог
Украина. Артемовск. Наши дни.
Проснулся я сегодня как обычно, посмотрел в потолок родимой, отцовской хаты, и помянул недобрым словом еще один день. Затем, с усилием, встал с кровати, босыми ногами прошлепал по полу, подошел к окну и посмотрел наружу. Все то же самое. Поросший травой двор. Покосившийся забор из ветхого штакетника, пустая собачья будка и раскидистая яблоня с обломанными ветками.
«Видать, опять соседу на бутылку самогона не хватало, и он в ночь урожай собирал», — подумал я, глядя на бедное дерево, и тяжко вздохнул. Э-хе-хе, старость не в радость. Был бы молодой, дал бы этому спившемуся алконавту Митьке в морду, а сейчас, уже и не смогу. Ни сил нет, ни здоровья, ни желания. Устал.
Я прошелся по комнате, осмотрелся, переложил стопки книг, лежащих на продавленном диване и, как это всегда со мной случалось по утрам, подумал о том, что давно пора навести в хате порядок. Только для чего это делать и ради кого? Век прожит, и через пару дней мне стукнет восемьдесят лет. Юбилей. Круглая дата, достойная чтобы ее отметили. Но максимум, что случится, это звонок от сына, который живет сейчас в Киеве, да и то, вряд ли. Конечно, была еще дочь, но ее, мою умницу, красавицу и любимицу, я проклял как последнюю падлюку, жизни недостойную, и причины на то были.
Теперь я один, доживаю отмерянный судьбиной срок, и все что мне остается, это вспоминать прошлое. Ради чего я жил и всегда ли правильно поступал? Ответа нет, хотя за плечами многое. Детство. Война. Оккупация. Освобождение. Голодное послевоенное время. Работа на соляных промыслах. Служба в армии. Комсомол. Учеба в МГУ на историческом факультете. Первые очерки в серьезные журналы. Первая любовь и перспективы. А потом все исчезло. Случайная встреча с Львом Николаевичем Гумилевым повернула мою судьбу на сто восемьдесят градусов, и я посмел по-новому взглянуть на исторические события прошлых веков. Зарывшись в архивы, я много работал и написал несколько зарубленных опытными редакторами статей. Кинулся доказывать свою правоту. Доброжелатели позвонили куда положено и, как итог, арест. После этого не жизнь, а дурной сон, тюрьма, допросы и 5-го марта 1950-го года Иван Михалыч Богданов был приговорен к десяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в лагере особого назначения. Затем, шесть лет как в тумане, мытарства по зонам и единственное, что было светлого в эти годы, общение с самыми разными людьми, среди которых опять оказался Лев Гумилев.
Многое мы с ним обсуждали, хотя взгляды наши во многом не совпадали и были мы как из разных миров. Я простой работяга с казацкими корнями и историк-недоучка, и он, дворянин, потомок хана Гумила, человек с именем, и сын великих поэтов. О многом спорили, и порой доходило до того, что неделями не разговаривали, однако в одном всегда сходились. Настоящая история подменена, и то, что мы пытаемся вытащить на поверхность, дабы приоткрыть людям частицу своего великого прошлого, правительству ненужно. При этом не важно, какому правительству. Цари из рода Романовых прятали историю и подменяли ее, дабы власть свою и право на престол укрепить. Коммунисты, действовали так же, ибо все, что было до них, должно считаться мракобесием и вековой тьмой. Правда, допускались редкие проблески в лице царя Петра Романова и Александра Невского, про которых сняты патриотические фильмы. И дело здесь не только в России, ибо это касается всего человечества, и те же самые демократы, либералы или фашисты, не были заинтересованы в том, чтобы народ знал свое истинное прошлое. Знание для избранных, а все остальные должны делать то, что им говорят, и кушать овес. Как говорил доктор Геббельс: «Отбери у народа его историю, и ты подчинишь его», и в чем-чем, а в этом он был прав.
Года летели, умер великий вождь и учитель товарищ Сталин. На вершину пирамиды взобрался Хрущев, и настала пора амнистий. Освободили меня в марте 56-го, реабилитировали как жертву репрессий, но, тем не менее, доучиться не дали, а направили в родной город Артемовск, некогда Бахмут. По возвращении из «мест не столь отдаленных», я пристроился при школе, работал учителем, преподавал литературу и историю, а помимо этого, как консультант, участвовал в археологических раскопках. Поначалу-то, хотел нормальную работу найти и забыть все, чем горел и дышал. Однако здоровье было дрянь, зона меня надорвала, жить мог, а вот полноценно работать, в той же самой шахте, например, или на заводе, уже нет. Все порывался что-то изменить, но женился, родились дети, и я успокоился.
Так, тихо и мирно, я дотянул до пенсии, потом грянула перестройка, и я оказался в незалежной Украине. Помнится, на волне демократических свобод некоторые мои труды хотели напечатать, ведь как ни посмотри, но я жертва политических репрессий. Но, Сталина я ругать не собирался. Время было такое, что болтливых, вроде меня, как разжигателей сепаратизма, заодно с «врагами народа» сажали. Кроме того, зла на коммунистов я не держал, а даже, наоборот, в семидесятые годы был принят в ряды КПСС, и подобно некоторым ублюдкам-перевертышам, партбилет прилюдно не сжигал. Пусть себе лежит спокойно, как память о не самых плохих годах моей жизни.
В общем, остался я при своих взглядах. Со временем схоронил жену, сын уехал в столицу, и мелким клерком в банке заседает, а дочь…, про нее и вспоминать не хочу, одно слово — тварь. И теперь, все что мне остается, кряхтя и постанывая, оставшись один на один с одиночеством и старостью, дожить свои годы, и радоваться тому, что, не взирая ни на что, я все еще могу сам передвигаться, и сохраняю ясный рассудок.
Мысли в голове скользили неспешно и равномерно, а тело делало то, что ему и положено делать. Я почистил зубы, сбрил щетину и приготовил нехитрый завтрак.
Все шло своим чередом, и когда я собрался выйти во двор, то неожиданно зазвонил мой мобильный телефон, самая простенькая модель с большими кнопками. Сердце радостно захолонуло. Пашка. Сын. Помнит про отца. Позвонил. Ай, молодец.
— Слушаю.
Прижав трубку к уху, и ожидая, что услышу родного человека, я ответил на вызов. Однако голос был женский и совершенно мне незнакомый.
— Иван Михайлович Богданов? — спросили меня.
— Да, это я.
— Ой, как хорошо, что вы еще живы, — заторопилась женщина.
— А уж как я рад этому, вы себе представить не можете, — сказал я.
— Извините, — голос сделал паузу, кого-то окликнул и спросил: — Вы слышите меня?
— Слышу.
— Меня зовут Алла Сергеевна Кузнецова, я эксперт по оценке предметов исторического наследия из Киева. У нас возникла нештатная ситуация. При раскопках в ваших краях обнаружена некая вещь, а вас рекомендовали как хорошего знатока древностей.
— Было дело, я осматривал некоторые предметы. Но это было очень давно, еще при советской власти. Столько лет прошло…
— Ничего. Это даже хорошо, что у вас старая закалка и навыки. Мы с помощником сейчас в Артемовске и, если вы не против, то я сейчас подъеду.
— Хорошо, жду вас.
Связь прервалась, и я подумал о том, что так и не сказал Кузнецовой свой адрес. Хотел перезвонить, а денег на счету нет. Заволновался, но зря. Спустя пятнадцать минут после разговора, к моему двору на окраинной улочке Артемовска подъехала шикарная черная иномарка, из которой вышли двое. Первый, крепкий широкоплечий парень, с небольшим кожаным чемоданчиком в руках, не смотря на теплую осень, одетый в серый свободный костюм. Второй гость, наверное, та самая Кузнецова, миловидная русоволосая женщина лет сорока, чуть полноватая, но в движениях легкая, порывистая и резкая.
— Здравствуйте уважаемый Иван Михайлович, — открыв хлипкую калитку, женщина вошла во двор, и следом за ней последовал парень.
— Здравствуйте, — ответил я и уточнил: — Алла Сергеевна, насколько я понимаю?
— Да-да, я Кузнецова, — она остановилась и спросила: — Где бы мы могли переговорить?
— Пойдемте в беседку.
Через минуту мы сидели в увитой виноградом беседке на заднем дворе. Сели за стол. Гости расположились с одной стороны, а я с другой. Парень поставил на столешницу чемоданчик, раскрыл его и положил передо мной большой белый платок, в который было что-то завернуто. Прикасаться к нему я не стал, а только посмотрел и спросил:
— Что вы принесли?
Кузнецова развернула ткань, подвинула ее ко мне и сказала:
— Вот это мы и хотели бы узнать.
Достав из нагрудного кармана рубахи очки, я надел их и посмотрел на находку. Темный металлический диск, выглядит как новенький, диаметр сантиметров десять, украшен лиственным узором по краю и фигуркой волчьей головы по центру. Над головой волка вареное колечко, видимо, диск носили на шее. Работа тонкая и очень кропотливая, большой мастер работал. Судя по всему, металл это черное железо, которое практически не ржавеет, а значит работа древних тюрок, как их называл Гумилев, тюркотов. Если это так, а скорее всего, я не ошибаюсь, данный диск стоит миллионы долларов и лет ему очень много.
