Степанова Марина & Новгородов Олег
402, Майами - Нью-Йорк
Марина Степанова, Олег Новгородов
402, Майами - Нью-Йорк
Пролог
Бледно-розовые солнечные лучи упали на каменистую серую поверхность астероида. Начинался "астероидный день" - почти в точности такой же, каким он был миллионы лет, ну разве немного изменилась его длительность и интенсивность освещения. Но в галактических масштабах изменения вообще не заметные. И точно так же, как это происходило миллионы лет, солнце выхватило из холодного мрака разбросанные в радиусе нескольких километров обломки стальной конструкции - когда-то блестящие, а теперь черные, словно черные дыры космоса - провалы, уходящие в прошлое. Но эти разбросанные обломки и были прошлым - лишь очень опытный специалист настоящего мог распознать в них детали космического корабля. Это было бы непростой задачей - и потому, что время сурово обошлось с ними, и потому, что проектирование и строительство корабля явно было осуществлено не человеческой расой.
Условно принятая за круг зона разброса деталей звездолета имела в качестве центра глубоко вошедший в каменистую серую почву стальной корпус та часть, где была расположена кабина, еще сохранившая в бортовых отверстиях мелкие осколки стекла. Может быть, это были иллюминаторы, а, скорее всего, камеры внешнего обзора. Первые лучи "астероидного дня" багрово поблескивали на краях осколков - так же, как и миллионы лет. Казалось, что почти ничего не изменилось.
И все же, какая-то перемена произошла.
Иначе бы существо не пришло в себя.
Собственно, назвать это существо гуманоидом было бы неправильно во всех смыслах - своей биологией, психическим устройством и интеллектом оно не имело ничего общего с гуманоидами. Пришедшее с планеты Земля, оно, тем не менее, вряд ли могло быть хотя бы очень отдаленным предком гомо сапиенс. Оно - и ему подобные - не оставили осязаемых следов своего присутствия на планете: архитектурных памятников, поселений, гробниц, хотя бы наскальных рисунков. Если только в таких отдаленных и труднодоступных уголках планеты, исследовать которые не удалось даже вооруженным последними достижениями науки и техники людям. Память о них не сохранилась в самых древних легендах, преданиях и религиях примитивных народов, зачастую знающих о прошлом больше, чем знают о нем ученые-историки. Они не послужили прообразами придуманных богов и никогда не существовавших сказочных героев древности. Они пришли на Землю и ушли с нее задолго до того, как бурлящая плазма Мирового океана породила первое одноклеточное.
Существо, заключенное в капсулу внутри разбитой кабины, ничего не знало о судьбе своих соплеменников. Оно и не могло ничего знать: миллионы лет прошли для него, как несколько минут. Когда разведывательный полет, предпринятый с целью поиска перспективных планет для переселения, завершился некорректно выполненным разворотом вблизи орбиты безымянного астероида, гравитация последнего швырнула корабль вниз - и для существа наступила темнота.
От мощного удара, вогнавшего носовой отсек почти на тридцать метров в почву, корабль разрушился практически полностью. Мгновенно остановилась работа всех устройств оповещения, транслировавших сигналы о местонахождении звездолета, "погибли" жизнеобеспечивающие системы. Капсула пилота лопнула по швам. Звездолет был безвозвратно потерян, астронавт-разведчик обречен на скорую гибель, которую не на долго отсрочила сверхнадежность конструкции корпуса. Казалось, ничего не может быть яснее.
Но безымянный астероид распорядился всем по-своему.
Ворвавшись в разошедшиеся швы капсулы, атмосфера астероида сыграла консервирующую роль: тело астронавта, его еще живой организм оказался на длительное время зафиксирован, сохранен в том состоянии, в каком он пребывал в момент падения. Это продолжалось долго, очень долго - но не могло продолжаться вечно. Проходили тысячелетия, менялось положение астероида в галактике, менялась интенсивность солнечного облучения, менялся состав атмосферы. Наконец, наступило логическое завершение процесса: атмосфера астероида перестала выполнять функции консерванта. И астронавт пришел в себя, во всяком случае - на какое-то время. Возможно, вскоре его ждала мучительная агония, но он об этом не знал. Или не задумывался. Он оценил ситуацию упрощенно, но вполне рационально: произошла катастрофа, необходимо подать сигнал бедствия.
Процедура подачи сигнала была несложной. Включив резервный бортовой компьютер, астронавт привел в действие программу экстренной передачи. Эта программа напрямую связана с настроенным на базу радаром. Где бы ни находился корабль, радар постоянно работает в режиме приема информации с базы. Таким образом, компьютеру в любой момент времени точно известны координаты посыла. Ни компьютер, ни астронавт не знали о том, что базы не существует уже несколько миллионов лет, а сам радар "висит", бесполезно запомнив место, где находилась база... до того, как исчезла навсегда. Несколько секунд - и программа осуществила передачу сигнала.
Стараясь не делать лишних движений - полученные при падении травмы причиняли сильную боль - астронавт просчитывал в уме дальнейшие события. Пройдет тридцать-сорок минут, прежде чем сигнал достигнет базы и будет принят локальным компьютером. Тогда зашифрованная в сигнале программа включится в работу автоматики базы, сканирует периферию и даст задание дежурному спасателю вылететь в указанный район для эвакуации пострадавшего. Целиком вся операция займет около суток.
За это время, бесстрастно отметил астронавт, вполне можно умереть. Странно, что это не произошло до сих пор. Получается, атмосфера астероида пригодна для жизни? Приборы показывали совершенно обратное. Сбой в работе? Или?
Или что-то случилось?
Из того положения, в котором находилась кабина звездолета, астронавт мог разглядеть немногое. Только небольшой фрагмент космоса над воронкой, который был виден в чудом уцелевшую камеру обзора. То, что показывал монитор камеры, ничем не напоминало картину, запомнившуюся астронавту в тот момент, когда свалившийся на плоскость корабль камнем устремился вниз. Могло ли расположение звездных тел так измениться за то время, пока пилот был без сознания? И, кстати, сколько прошло времени? Преодолев резкую боль внутри черепа, пилот оглядел приборную панель: ни один индикатор времени не работал. Собственно, уцелели лишь те узлы корабля, которые были рассчитаны на неприемлемые для всего остального, в том числе для живого организма, перегрузки.
У астронавта зародилось смутное подозрение.
Однако сделать он ничего не мог. Он ждал. Ждал, понимая, что последние минуты его жизни быстро истекают.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
